– Судьба доблестных стражей тронула моё сердце, – как можно тактичней пробормотала я.

Неверный ход. Опасный. Если молодой принял этот ответ очень охотно, даже с умилением, то его более опытные товарищи заметно насторожились.

– Наш отец погиб в лесу, – заторопился Такеши. Он говорил холодно и твёрдо – так, будто уже и не помнил этого человека. – Мико из храма сказала, это случилось по вине кицунэ. Всё, что связано с ними, Харуко воспринимает слишком остро.

Спасибо. Спасибо тебе, лжец и трус, спасибо, дорогой братец… Ещё никогда не чувствовала одновременно и страх, и злость, и благодарность. Последняя пересилила – особенно, по отношению к матери, которая вместо недоумённых взглядов и лишних вопросов лишь уставилась в пол. Картинка выглядела весьма убедительно. Самураи, хоть и неохотно, но всё-таки поверили.

Ожерелье матери забрали. Сказали, что порядочные горожане не должны хранить у себя поделки с такой мутной историей. Друг другу дали понять, что ещё вернутся – может, завтра, или в любое другое время. Но позже. Едва они ушли, в комнате повисло жуткое, пугающее молчание. Мать быстро пересчитала украшения в шкатулке – не украли ли чего? – и убрала её к себе. Нас отпускать никуда не собиралась. Вопросов у неё было побольше, чем у стражей.

– Так, дети, – рыкнула мать. – Что это было? Что за сказки про лис, что за слёзы?

– Они подозревали Харуко, – прошипел Такеши. – Матушка, вы же знаете, что это за люди. Они могут убить без суда и следствия – убить, понимаете?

Я ожидала, что она выскажет всё, что думает. Заявит, что нашему семейству нечего скрывать, и не стоит врать, чтобы что-то спрятать, но… мать этого не сделала. Она как будто была согласна с Такеши. И против его вранья не протестовала…

Здесь все скрывают ото всех. Все недоговаривают, все врут. Такеши скрывает своего дружка, я скрываю его ночные походы, мать пытается скрыть наши секреты ото всех, даже не зная их в полной мере…

– Чувствую себя неважно, – вздохнула она. – Если кто-нибудь придёт, встретьте его без меня.

И мы остались вдвоём. Такеши ушёл в мастерскую, я бросилась следом. С каждой секундой злилась всё сильнее – как же чудовищно врал мой брат!

– Ты действительно был в идзакае?

Такеши обернулся и взглянул на меня.

– Нет, – спокойно сказал он. – Только матери не говори. Пусть лучше думает, что я просто шляюсь по увеселительным кварталам, чем… Ну ты поняла.

– А я? Почему ты так волнуешься за мать, а меня оставляешь… в этом всём?..

Братец уставился в сторону. Он волновался – я видела, что он действительно волнуется, – но упрямо держал все мысли при себе. Закусывал губы, разминал пальцы. И молчал. Предательски молчал.

– Такеши, почему ты молчишь?

– А что говорить? Харуко, я… Я не чувствую, что ты можешь чем-то помочь. Ни ты, ни матушка, ни дядя. Мне очень жаль, что тебе приходится переживать, но…

– Пожалуйста… Ты же знаешь, что я не сделаю тебе зла…

– В том-то и дело, что не знаю, – резко отрезал Такеши. – Я не хочу бросаться оскорблениями, но я не чувствую, что могу вам доверять.

– Почему? – Я подобралась ближе и попыталась дотронуться, но Такеши резко одёрнул руку. – Пожалуйста, Такеши… Что мы такого сделали? Мы же… мы же твоя семья…

– Вы никогда не понимали, что мне нужно.

– Что? Такеши, что ты говоришь? Я не понимаю, что этот Сора сделал с тобой за два дня? Пожалуйста, послушай, это не звучит, как что-то хорошее, это опасно… Тебя ранили мечом, ты врал стражникам, ничего не говоришь мне…

– Не неси чепухи, Харуко! Либо ты прекращаешь эти истерики, либо я уйду и больше не вернусь, поняла?

Будто холодной водой окатили. С ног до головы, прямо на морозе. Тело пробил чудовищный озноб, кровь отхлынула от лица, по коже побежали мурашки. И самое страшное – Такеши и бровью не повёл. Он всё сказал так, будто давно хотел это сказать, не дрогнул и не испугался. Для него это было нормально. Он этого ждал.

– Что?.. – пробормотала я. – Такеши…

– Кто-то пришёл, – он кивнул на дверь. В прихожей действительно послышался шум. – Я встречу.

И я снова осталась одна.

– Они подозревали меня, – возмущался дядя. – Вы представляете? Меня, честного человека!

Сегодня он принёс кое-что особенное. Заказ – несколько деревянных статуэток для деревенского храма. Чтобы Такеши сделал себе какое-никакое имя, дядя предложил ему посодействовать, а прибыль поделить. Но если раньше братец уверенно схватил бы инструменты и без всяких промедлений взялся за работу, то сейчас он просто пожал плечами и пообещал, что завтра заглянет в мастерскую. Он слишком изменился. Уже не я одна это заметила.

– Какой ужас, – тихо сказала я,

– Неужели они решили допросить весь город? – удивился Такеши.

– Волнуются, значит, – Дядя дёрнул плечом. – Мерзкое дело, на самом деле. Кому вообще в голову придёт городских стражей драть?

– Вероятно, у кого-то с ними свои счёты. Всякое может быть.

– Как же спокойно ты об этом говоришь, племянничек, – Дядя усмехнулся. – А вот о тебе, между прочим, уже слухи по городу пошли.

Такеши чуть подался вперёд и поправил ожерелье, уцепившееся за воротник. Он заметно заволновался, и даже мне стало немного не по себе. Хотя… куда уж хуже?

– И что за слухи? – полюбопытствовал Такеши.

– Дескать, ты рядом с заведениями господина Нобу вертишься. Не самая хорошая компания для чистой репутации, знаешь ли.

– Там… весьма добротные закуски.

С кем бы не ошивался Такеши – со своими новым дружком, в одиночку или с этим модником Нобу, – мне уже было всё равно. Я просто хотела это остановить. И сейчас, слушая эти разговоры, глядя на преспокойное лицо братца, которого не волновала даже выступившая на спине кровь, справляясь с мыслью, что прямо сейчас за стенкой сидит мать – она ведь всё чувствует, как и я, – я не могла просто сидеть на месте. Молча поднялась, поклонилась.

– Я скоро вернусь, – пробормотала я.

И почти что выбежала из этой тесной комнаты.

Мать не дремала. Она сидела на футоне, залатывая старое кимоно. И хотя выглядела она больше сосредоточенной, чем взволнованной, я всё поняла. Чем бы оно не было, оно уже зашло слишком далеко.

– Зачем пришла? – сухо спросила мать.

– Матушка, я… я кое-что должна вам рассказать.

Она выпрямилась и с ещё большим вниманием уставилась на меня.

– И что же?

– Такеши… – Я прошла в комнату и закрыла дверь. – С Такеши что-то не так. Пару дней назад у него появился какой-то странный друг, Камэ об этом друге ничего не знает, а те стражники, которые погибли…

Я ненадолго замолкла. Мать поманила меня к себе и жестом попросила сесть напротив, всем видом давая понять, что теперь не пропустит ни одного слова.

– Ну? – взволнованно пробормотала она. – Что с этими стражниками?

– Такеши вчера пришёл весь в ссадинах. У него на спине след от меча, я сама видела. Он просил не говорить об этом вам, и я не хотела, но когда сегодня пришли, я… я просто не могу больше молчать.

На секунду растерявшись, она снова взяла себя в руки. Нахмурилась. Я ничуть не сомневалась, что она знала намного больше, и сейчас, обдумывая что-то, всё больше злилась из-за этого.

– Почему ты не сказала сразу? – жёстко отчеканила мать.

– Такеши… Такеши попросил меня не говорить об этом! Пожалуйста, не ругайте его, он… Это какая-то ошибка… Это всё его странный дружок, Такеши тут не причём, вы же знаете!

Это разозлило её ещё сильнее. Иголка, которую она держала в руках, грубо вонзилась в расшитый воротник кимоно.

– Ты сама видела этого дружка?

– Н-нет…

– Ты можешь сказать точно, когда он появился?

– Позавчера. Когда вы вещи отца запрятали…

Мать отшвырнула кимоно в сторону и резко подскочила. Заметалась по комнате, как пойманный зверь в клетке. Наверно, если бы не дядя в доме, она бы и стены порушила – чего ж при домашних стесняться?

И как назло, Такеши явился сам. Он искал меня, и даже не сразу заметил, что мать немного не в себе. Вид у братца был виноватый.