– Харуко, ты в порядке? – тихо спросил Такеши.

Я кивнула. Очень скоро подоспела мать – вид у неё был более, чем напуганный.

– Что случилось? – переполошилась она.

– Там человек обгорел. Перепачкался в масле, и…

– Ох, боги… – Мать прикрыла рот ладонью. – Какой ужас…

Мимо промелькнула группка мико. Не те, среди которых ошивалась Камэ – эти были куда старше и опытней, и даже случайные прохожие, встречая их, отвешивали поклон. Естественно, их подпустили к телу. То, что было дальше, я так и не увидела – мать с Такеши погнали меня к дому. Странным сейчас казалось всё. Даже их разговоры.

– Что это было? – спросила мать, глядя на Такеши так, будто он точно должен был знать, что случилось.

Брат лишь пожал плечами. Всё это время он как-то туповато смотрел перед собой, всё никак не вылезая из собственных мыслей.

– Я не знаю, – буркнул Такеши. – Кажется, что-то пошло не так.

– Что-то пошло не так? Сам же говоришь, человек обгорел!

Такеши оглянулся на случайного прохожего, промелькнувшего слишком близко к нам.

– Матушка, будьте спокойны, – как можно мягче сказал он. – В конце концов, мы с вами в публичном месте, не забывайте.

Мать приосанилась и замолчала, напоследок в последний раз оглянувшись на толпу. Наверно, мы были рады уйти. Мне стало легче, но Такеши…

Брат казался мрачным, как никогда.

– Харуко, три лучше, – бурчала мать. – Ты и половины грязи не стираешь!

Я кивнула и ещё крепче вцепилась в половую тряпку. Дом требовал порядка. И пока мать, орудуя палкой, расправлялась с паутинами в коридоре, мне приходилось драить собственную комнату. Сложнее всего было с книгами – их нужно было беречь от воды, чтобы не расползлись чернила. Всё-таки, потом придётся возвращать. Деревянная подвеска с благовониями надоедливо болталась перед глазами и постоянно отвлекала. Я бы сдёрнула эту собачью голову с кривыми глазками – да только Такеши разозлится такому «осквернению отцовской памяти». Отца не было уже десять лет, а братец всё равно по нему скучал. Говорил, в то время жилось намного лучше. Вот и приходилось делать вид, будто мне есть какое-то дело до этих древних побрякушек…

Казалось, жизнь снова вернулась к спокойному «ничего не происходит». Такеши с самого утра засел за работой, выделывая флейты, дядя обещался заглянуть ближе к обеду. Кровавый Сэцубун после нескольких дней стал постепенно забываться. «Нечисть прогоняли, вот она и взбесилась», – говорили в городе. Мне нравилось в это верить.

– О, кто из комнаты вышел, – послышался голос матери.

Следом раздались шаги. Такеши. Судя по грохоту, он нёс что-то деревянное – те же флейты, например. Но что-то его остановило.

– Куда ты собрался? – продолжала мать.

– К господину Нобу, – буркнул Такеши. – Пожалуйста, дайте пройти…

– Не трудись, я отнесу.

– Что? Зачем?

– А что тебе на улице делать? Сейчас там ходят, вынюхивают, кто всё это…

– Тс-с… – Кажется, он кивнул на дверь – мол, мы здесь не одни. – Я просто отнесу работу. Не задерживайте, господин Нобу не любит ждать…

– Нет уж, давай их отнесу я, – рьяно настаивала мать.

Такеши это только злило.

– Матушка, у меня самого ноги есть!

Послышалась какая-то возня. Я поднялась и выглянула – мать всеми силами пыталась выхватить из рук Такеши только выструганные флейты, перевязанные красной лентой. Брат сопротивлялся. Делал он это чисто из принципа, и, даже заметив меня, не думал прекращать.

– Что здесь происходит? – возмутилась я.

Мать вздрогнула и обернулась. Едва она отпустила, Такеши проскочил мимо, и сделал он это так быстро, что даже я не успела спохватиться. Хлопнула дверь, в коридор ворвался морозный ветер. Догонять было бесполезно.

– Ты видела? – фыркнула мать. – Ты видела, да? Совсем от рук отбился!

– Чего это он вдруг? То из дома не вытащить, то сам убегает…

Ответа не последовало. Мать лишь отмахнулась и, буркнув что-то себе под нос, ушла на кухню.

– Объясните, пожалуйста, – Я зашаркала следом. – Что происходит?

– Ничего. Иди, комнату домывай.

А сама всем видом показывала – волнуется. Помешала сою, варившуюся для тофу, взялась за тряпку и старательно подтёрла тёмное пятнышко на стене – пятнышко, которое вот уже несколько месяцев никому не мешало.

– Что произошло? – настаивала я. – Матушка, постарайтесь объяснить.

– Я бы не хотела, чтобы Такеши ходил к этому господину Нобу, – отозвалась мать. – Ни ради заказов, ни рази чего бы то не было другого.

– Кто это вообще такой?

Она взглянула на меня.

– Владелец нескольких идзакай. Об этом человеке ходят не самые приятные слухи, и я не хочу, чтобы с ним пересекался мой сын. Ты довольна таким ответом?

– Да, матушка…

Молчали мы недолго. Очень скоро в гости, как и обещал, заглянул дядя. Дом будто по щелчку преобразился – теперь это была не маленькая хижина, где стены от ссор гремели, а уютное гнёздышко, всегда готовое встречать гостей.

– Ох, братец дорогой, проходи, – тут же заторопилась мать. – Харуко здесь как раз всё прибрала – вот, как чисто…

– А племянничек где?

– Племянничек в городе, заказ относит. Он в последнее время за работой днями напролёт сидит.

– О, это дело похвальное, конечно…

Мать предложила чай и вернулась на кухню. Тут её приветливая улыбка, которую Такеши прозвал «гостевой», куда-то испарилась. Я без лишних намёков сообразила, что должна обслужить гостя и, живенько сварганив пару чашек, поспешила в комнату. Дядя встретил меня весёлой улыбкой.

– А ты чем маешься? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Уборкой, дядюшка, – ответила я, садясь рядом.

– Доброе дело. А я, знаешь, вот зачем пришёл. Мне тут твоя помощь требуется. Заказ для одной особы поступил, а тут дело деликатное, девичий глаз нужен.

– А что именно нужно?

– Ткани приглядеть. Дело, понимаешь ли, важнейшее – невесту к свадьбе готовят. А невеста-то непростая, из такой семьи… Если б я с одним человечком знаком не был, мне бы и палочки для них делать не дали.

Я улыбнулась и кивнула. Наверно, это дядю с мамой и роднило – одна постоянно хвасталась, какие у неё умелые и трудолюбивые дети, другой не уставал упоминать, что у него такие связи… Правда, во втором случае правда завалялась не так уж и далеко. Всё-таки, полезных знакомых у дядюшки действительно хватало.

– Много тебе за это пообещали? – спросила мать, заходя в комнату. К чаю и сладостям, оставшимся со вчерашнего дня, добавилось ещё и несколько ломтиков ёкана[7] – для гостей у нас всегда были запасы.

– Достаточно, сестрица, достаточно, – усмехнулся дядя. – В конце концов, такие гэта[8] дёшево не стоят, уж поверь.

– А что за семейство? Тайна небось, а?

– Почему тайна? Как есть, семейство Айхао.

– Айхао? Да неужели? Они вообще о тебе слышали?

– Недооцениваешь ты мои таланты, сестричка. Такого умельца, как я, во всей Оэяме не найдётся, а может и во всей стране…

– Хвастун.

– И что с того? Пока товар не нахвалишь, никто за него деньжат не выложит. Собирайся, племянница, а то всю красоту раскупят.

Когда мы вышли, на за дверью было тепло. Светило солнце, с висящих под крышами сосулек капала вода. Приближалась весна. Хотелось верить, что она больше не отступится в этом году, и очень скоро зацветут деревья – сначала сливы, потом вишни… На главной улице давно успели всё убрать. Улицы тщательно подмели, порванные фонарики заменили на новые. Даже люди вокруг выглядели невозмутимыми, будто ничего не произошло. В центре, под навесом, всё так же шла торговля.

– На предоплату мы многое позволить можем, – хмыкнул дядя. – Та-ак, где тут у нас шёлк…

Он здоровался со своими знакомыми, я молча шла следом. Люди галдели. Мимо мелькали бесконечные украшения, посуда, книги и всевозможная мебель. Только даже на их фоне прилавок с тканями выглядел ярким пятном. Тут собрались все цвета, какие только можно найти – и, естественно, все возможные узоры. Сколько ж всё стоит…