– Как думаешь, какой лучше? – хмыкнул дядя.

– Ну… – Я обвела взглядом разноцветные мотки. – Когда будет эта свадьба?

– Месяца так через два.

– Тогда, наверно, нужно что-то весеннее…

– Весеннее? – оживился продавец. Не дотрагиваясь, чтобы не запачкать, он указал на толстый моток с узорами в виде цветов сакуры. – Что может быть более весенним, чем цветущая сакура?

– Наверно, розовый не подойдёт… – пробормотала я. Повернулась к дяде. – А с кем свадьба-то будет?

– Ох, а этого-то я и не знаю, дорогая. Секретничают что-то.

А я, благодаря Камэ, знала побольше дядиного. И ткань подбирала соответствующую – а вдруг этой загадочной девушкой из клана Айхао окажется та самая Ран, которую прочат в невесты молодому даймё? Я чуть качнула головой, разглядывая переливы на тонком шёлке, одобрительно кивнула. Только сразу не выпрямилась – заметила, как под прилавком что-то промелькнуло. Это что-то было густо-чёрным, быстрым, и почти не имело очертаний, будто кто-то нарисовал его разбавленной краской.

Ноги облизнул неприятный холод. Причём заметила это не только я – ещё несколько людей, стоящих неподалёку, как-то неуютно поёжились. Странное чувство отступило быстро. Все решили сделать вид, будто ничего не произошло.

– Наверно, этот будет лучше, – заключила я, указав на моток.

– Уверена? – усмехнулся дядя.

– Да, вполне.

Пока они торговались о цене, я ненароком прислушалась к разговорам вокруг. Кажется, говорили о кровавых фонарях на празднике. Одна женщина, продававшая корзины, обвиняла во всё о́ни, которые всё никак не хотели уходить, её собеседник вторил, что всё это подстроили сами стражники – мол, очередные интриги плетут. Складывалось ощущение, будто все мы видели совершенно разные события, и даже слухи о том, что потом стало с обгоревшим самураем, были самые разные. То ли загадочным образом выжил, то ли уже сегодня утром был предан земле неподалёку от дацана. Попробуй пойми.

– Все как будто с ума сошли, – усмехнулся дядя, едва мы отошли от прилавка. – Только что-то мне подсказывает, что это быстро забудут.

И его пророчество сбылось даже раньше, чем он мог подумать. Когда между рядами затесалась высокая фигура в шёлковых одеждах, обгоревший стражник и кровавые фонари ушли на второй план. Все зашептались о нём – о господине Нобу.

На вид, ему было чуть больше сорока. Сухой, с длинными седыми волосами, чуть подкрашенными в золотой, татуировками на шее и целой россыпью серёжек в ушах – несомненно, приятный на вид. Одевался он по самой последней моде, и даже цвет подбирал строго по сезону. Сейчас в ходу были светло-серые, как тень на снегу, тона, разбавленные какими-нибудь яркими акцентами – чёрными, подобно голым деревьям, или розовыми, в честь первых цветов сливы. Мужчина выбрал второе, да ещё и добавил побрякушек – костяных и деревянных бус, чёток, фигурок-нэцке и сложенных вееров.

– Ишь, как вырядился, – хмыкнул дядя. – Как бы не задумал чего дурного…

– А что он может задумать-то?

– А что случилось на Сэцубуне? Даже если и не полёг тот стражник, то морок уж точно был. Кто наводит морок? Во-от, то-то же.

– И причём тут господин Нобу?

Мы вышли из-под рыночного навеса и свернули на улицу.

– Поговаривают у нас, Нобу ведётся с не самыми приятными существами, – полушёпотом сказал дядя. – А в идзакае у себя ёкаев прячет. Зайдёшь без спросу – а там парочка они. Или оборотни какие-нибудь. Вот ты слышала о рокурокуби?

– М-м… нет.

– А я тебе расскажу. Подошёл ко мне как-то Нобу. Просит – ну, дорогой мастер, сделай-ка для этой прекрасной девушки украшение какое-нибудь. Я, значит, гребешок выстрогал. Цветочек шёлковый прикупил, всё сделал. Эта «прекрасная девушка» ко мне заглянула – а у неё на шее белое пятнышко. Такие метки просто так не появляются, племянница. Значит, рокурокуби ко мне пожаловала. А рокурокуби только днём миленькие девицы – а по ночам они шея раз в двадцать вытягивается, клыки вырастают, и тому мужчине, который рядом окажется, ох как не везёт…

– Страшные вещи вы, дядя, рассказывайте.

– Как есть всё говорю. С ёкаем встретился. И ведь не просто же так он ко мне пришёл, а с подачи Нобу. Вот и думай теперь. В последние полгода вообще что-то дурное делается, в самом деле…

Дядин дом ничем не отличался от других. Как наш, только немного меньше. Только порядка побольше – ничего лишнего.

Мы прошли в мастерскую. Здесь на меня смотрела тысяча глаз – помимо заготовок для обуви, в этой комнате собралась огромная коллекция резных деревянных фигурок. Мелкие божки, крылатые тэнгу, всевозможные цветы и птицы…

– Полгода? – уточнила я. – Что-то я не замечала, чтобы полгода тут творилось что-то страшное…

Дядя занял рабочее место и принялся прикладывать шёлк к заготовке – подходит ли? Я взялась за маленькую погремушку в виде раздутой недовольной головы. В детстве, почему-то, она казалась мне самой смешной вещью на земле.

– Дел нехороших много было, – серьёзно начал дядя. – Где-то тварей редких видели, в других местах – народ ни за что ни про что погибал. А всё с убийства семейства Кацусима началось.

– Кацусима? Да… об этом говорят… Только, кажется, об этом неизвестно ничего…

– Почему ничего? Мне вот одна птичка на хвосте принесла, что там было. Всех задрали.

– Задрали? Как это?

– А так. Дикие звери в дом ворвались. Всех, кто там был, когтями разодрали, и в живых никто не остался. Сначала одного парня подозревали, который тогда в доме был – кажется, сынок самурая, как охрана, – только его так и не нашли потом. Уволокли его куда-то, может мёртвым уже. Ой, что-то я тебе совсем уж ужасы рассказываю…

– Ничего-ничего, дядюшка. Только… как дикие звери оказались в городском доме?

– А кто говорит, что звери обычные были? Столько когтей, столько зубов – как есть нечисть. Я сам видел, там столько стражников вначале ошивалось… уносили что-то. Улики какие-то. Крови было много, а что осталось, всё подрали…

Я поёжилась на месте. Дядя с невозмутимым видом взялся за нож и принялся аккуратно вырезать из шёлка небольшой кусочек.

– С нечистыми никогда не связывайся, – предостерёг он. – Поманят-поманят, а потом так же задерут.

– И не думала, дядюшка.

– Признайся, к дяде просто сладенького поесть заходила, – хмыкнул Такеши.

– Неправда, – буркнула я, перелистнув страницу. – Я ему с работой помогала, вообще-то.

– Тогда это будет весьма кстати.

Он положил предо мной маленький свёрток, пропитанный сахаром. Внутри пряталось несколько медовых шариков. Такеши знал, что я обожаю сладкое. Завидев мою улыбку, он широко заулыбался в ответ. Хотел было уйти – всё-таки, не мог долго сидеть без дела, – но я схватила его за руку.

– Погоди… – Я на секунду прислушалась – кажется, матери поблизости не было. – Мы… можем поговорить?

Он цокнул языком и облокотился на стенную перегородку.

– Честно говоря… меня немного пугает, что происходит вокруг… – начала я. – То есть… И то, что на празднике было, и вообще…

– В городе говорят, во всём тануки виноват, – Такеши присел рядом. – Не слышала?

От него пахло мёдом и пылью. Только ко всему прочему, почему-то, я всё никак не могла отделаться от мысли, что чувствую ещё и запах псины. Гаденький такой, едкий. Но слабый. Я решила, что братец просто столкнулся с какой-то вонючей собакой, пока гулял.

– Нет не слышала… Но дядя говорит, что здесь как-то замешан господин Нобу…

– Господин Нобу? Этот модник, что ли?

Он вытянул из-за пояса недоделанную флейту и громко присвистнул – звук был глухой и тихий, как эхо в горах.

– Ну… дядя сказал, что этот Нобу ведётся с нечистью…

– Ведётся с нечистью? Харуко, ты же знаешь, как дядя любит всякие сплетни… Прям как твоя Камэ!

Он пытался пошутить, только вышло как-то не слишком уверенно. Ну не умел, не умел он врать!

– Такеши, мне всё равно страшно…

И вдруг – я снова почувствовала этот холодок. Тот самый, как на рынке. На секунду даже показалось, будто где-то в углу, на самой-самой грани обозрения, вновь промелькнуло что-то чёрное. Мрак. Неясный, бледный, расплывчатый… Я зажмурилась и попыталась сделать вид, будто ничего этого нет, но плохое предчувствие просто не давало покоя.