Как это нередко бывает, Кузьма был полной противоположностью своего брата-богатыря. Вернее сказать, это Василий был противоположностью Кузьме, поскольку вышел из материнской утробы на шесть лет позже. Первая же попытка Варвары Ильиничны произвести на свет наследника рода, по её собственному мнению, не удалась, о чём она не забывала напоминать окружающим вслух, по многу раз на день. В раннем детстве Кузьма не испытывал по этому поводу особого дискомфорта. Во-первых, вся его непрезентабельность тогда ещё не достигла точки невозврата, когда стало очевидно, что улучшений в перспективе не предвидится. Во-вторых, был ещё жив отец. И пускай своей Варваре он перечить обычно не смел, так что кто-нибудь даже мог бы назвать его тряпкой и подкаблучником, но за первенца он стоял горой. Ну, а в-третьих, Кузьма на тот момент по малолетству ещё не до конца освоил великий и могучий, чтобы понимать, что именно говорила о нём матушка. Когда же вся печальная суть ситуации добралась до слабой и хрупкой психики ребёнка, а вдобавок ещё и появился превосходящий его по всем параметрам братец, то к тщедушному сложению, неказистой внешности и горбу добавилась лютая злоба на всех и вся.

Единственное, в чем старший братец, бесспорно, превосходил младшего, был интеллект. Но поскольку быть сообразительней Василия – дело нехитрое, то и это качество Кузьмы в глаза не бросалось. Надо заметить, что он был не против такого расклада: тот, кто тебя недооценивает, тебе уже не угроза, – так считал Кузьма, и был по большей части прав. Единственным в городе человеком, кто мог объективно оценить хитрость и коварство старшего из братьев, была Варвара Ильинична. Не сказать, что это как-то улучшило её отношение к первенцу; скорее, она оценила его полезность в некоторых «насущных» делах, а потому закрывала глаза на всё остальное. Ведь что в жизни важнее семьи, верно?

Варвара Ильинична стояла у кухонного стола и наскоро промывала свежесобранные грибы. Готовила она всегда сама. Усадьба была немаленькая, и Терентьевы держали несколько человек «челяди», но когда дело доходило до еды, Варвара Ильинична никому не доверяла и кормила семью только тем, что готовила сама. Увидев входящего сына, она кивком указала на стоящий рядом поднос с варёной курицей:

– Отнеси вниз. Оголодал, небось. Однако смотри у меня! Чтоб не как в прошлый раз…

Василий пробурчал что-то невнятное и, подхватив поднос, отправился в противоположный конец усадьбы, где ещё в прошлом веке был вырыт огромный подвал. Автопилот у Василия работал на «отлично»: миски не дрожали, а все углы и косяки на пути следования оставались целыми и невредимыми. Дойдя, наконец, до цели, богатырь подцепил пудовый затвор свободной рукой и, толкнув плечом натужно скрипнувшую дверь подвала, начал спускаться по лестнице.

Жужжание телефона заставило Максима дёрнуть рукой в сторону кармана, но через секунду он сообразил, что звук идёт от помощника Инока.

– Да, – сказал Сильвестр, не глядя на экран протянутого телефона.

– Мы нашли поставщика, Инок. – Журналист стоял достаточно близко, чтобы слышать каждое слово.

– Молодцы. Обрисуй вкратце, я не один.

– Шарипова Назира. Двадцать восемь лет. Предпринимательница. Была здесь два месяца назад, по приглашению на конференцию. Наши через неё некоторые поставки наладили. Они говорят, она тогда хотела, чтобы ей привезли чего-нибудь эдакого, к алкоголю… Ну, наши, естественно, вежливо, но настойчиво, отказали. Она вроде как даже не сильно обиделась, тем не менее, видимо, неправильно оценила ситуацию.

– Видимо, – иронично подтвердил Инок. – Логика девочки понятна. Непонятно, почему она справок не наводила. Весьма самонадеянно… значит, у неё связи.

– Так и есть. Мать у неё из Чечни, там дед Назиры весьма влиятельная фигура. «Вхож к самому». Собственно, общалась она с нашими от лица дедовой компании. Она там вроде исполнительного директора по одному из направлений. Так что могла справки навести, но решить, что ЕЁ это не касается.

– Господь всемилостивый, новый человек – старая, как мир, история. Ладно, раз вхож к САМОМУ, я поговорю с внучкой лично. Нам сейчас лишняя шумиха ни к чему.

– Тогда я тоже приеду. Подстрахую.

– А что – есть такая необходимость? – Инок перебрал в голове варианты развития событий, вплоть до самых плохих.

– Инок, вы же знаете, что я не люблю горячую южную молодёжь… Тем более с плохими привычками. И согласитесь, – голос говорившего источал арктический холод, – их есть за что не любить.

– Двадцать шесть лет… Думаю, девочка уже достаточно повзрослела, чтобы знать разницу между личным оскорблением и делом. Кроме того, южанам порой достаточно просто напомнить, что они в гостях. У них в этом плане строгий этикет. А её подотчетность дедушке, как мне кажется, вообще сводит шансы эскалации конфликта к минимуму.

– Я бы всё-таки предпочёл…

– Естественно, ты бы предпочёл, – оборвал говорившего Сильвестр. – Моя безопасность – твоя работа. Но в этот раз я угрозы не вижу, а твоим парням и тебе лично и без того есть чем заняться, так ведь?

– Так точно, – нехотя согласился собеседник.

– Где она?

– «Интурист». Номер 444. Под утро только успокоилась.

– Не переживай. Я приглашу Хорошилова, чтобы призыв к разуму выглядел весомее. И Саш, спасибо, что выполнил так быстро: я знаю – я тебя загрузил по полной. Но дальше я сам. Давай.

Инок сбросил звонок и вернул телефон помощнику.

– Яков, можешь быть свободен на пару часов. Василий Ефимович меня сам отвезёт.

Послушник посмотрел на чиновника, будто оценивая его способность водить автомобиль, затем едва заметно кивнул Фаберу и, не говоря ни слова, вышел.

– Как вы уже наверняка поняли, Максим, недавно у нас появилась небольшая проблема в лице, как оказалось, молодого предпринимателя, и сейчас мы её быстренько решим. А вам представится возможность посмотреть, за что, помимо всего прочего, борется Орден и как именно он это делает.

Товарищ Хорошилов не скромничал в выборе своего личного авто, и на парковке ему отозвалась Тойота Авалон, из последних. Сам Максим покупал неброские машины, но всегда получал удовольствие от поездок на дорогих: понимал, почему люди ценят комфорт в пути, и, не имея возможности передвигаться на чём-то подобном, везде, где того требовало его присутствие, ценил редкие минуты, проводимые в дорогих салонах чужих автомобилей. Возле гостиницы он с лёгкой завистью погладил приборную панель и вышел вслед за Иноком и чиновником.

На берегу в старой части города, в Неревском конце, располагалось здание бывшей гостиницы «Интурист». Собственно, оно и сейчас было гостиницей, и даже называлось по-прежнему, но изменилась страна – и изменился смысл. Теперь это была не гостиница для иностранцев, призванная показать гостям радушие русской души и мудрое партийное руководство последней, а всего лишь ещё один отель, из разряда пафосных. Часть здания была переделана под ныне модные апартаменты для длительной аренды и проживания; остальное после капитального ремонта засверкало обилием осветительных приборов, облагородилось массивной мягкой мебелью во всех холлах, блистало идеально вышколенной прислугой, одетой в безукоризненно выглаженную униформу, и манило сервированными по всем правилам высшего общества столами в просторных банкетных залах. Нынешние гости отеля не интересовались красотой или историей города. Всё изменилось… или же просто вернулось на круги своя, потому что Новгород исстари был городом купеческим.

Парадные двери с тихим шорохом разошлись в стороны, пропуская внутрь разношерстную троицу, но стоявшие за приёмным столом парень с девушкой улыбались так, словно всю свою жизнь ждали именно этих гостей.

– Доброе утро, Инок, – поприветствовал первого из вошедших парень, на груди которого висел бейджик: «Антон».