Ярослава терпеливо ждала.

— Здравствуйте, Ярослава! — воскликнул мужской голос. — Наконец-то дозвонился до вас.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Я — Кулик.

— В смысле, кулик?

— Кулик Павел Федорович. Работаю в НИИ Варавина. Слышали? Но это и не важно. Я очень хочу с вами встретиться. Завтра в десять устроит?

Ярослава опешила от такой настойчивости и чуть не согласилась, но вовремя пришла в себя.

— Откуда вы меня знаете?

— Не важно. Один человек рассказал. Так как насчет завтра?

— Никак. Не звоните больше, — сухо ответила она и выключила телефон.

— Павел Федорович, Олег звонил, — послышался из телефона взволнованный голос Ивана. — Говорит, приехала домой. Что будем делать?

Профессор сидел в кресле и рисовал на клочке бумаги спиральку, чтобы успокоиться после разговора с Ярославой. Выдержка покинула его, когда она осмелилась грубо закончить разговор и выключить телефон.

— Надо брать, — тихо ответил он и принялся яростно зачеркивать спиральку.

— Не понял. Что будем делать? — повторил он.

— Ванюша, приезжай и всё обсудим. Не по телефону.

— Понял. Выезжаю.

Профессор аккуратно положил телефон на стопку книг и принялся рвать бумажку на клочки.

— Вот стерва! — выругался он и передразнил. — Не звоните больше. Тебя забыл спросить! Ну, ничего — ничего. Посмотрим, как ты запоешь, когда попадешься, птичка.

Он резко встал и охнул, болью отозвалась коленка.

— Мне бы еще здоровья.

Профессор, хромая, подошел к шкафу и достал из выдвижного ящика деревянную шкатулку. Смахнул рукавом пыль и открыл. В черный пенопласт был вложен пистолет, а рядом маленькие капсулы с транквилизатором.

Через несколько минут во входную дверь громко постучали. Павел Федорович заспешил открывать.

— Быстро ты, — похвалил он раскрасневшегося от мороза Ивана.

— Рядом был, — Иван скинул дубленку на стол Лиды и прошел за профессором в кабинет.

— Узнаешь? — Павел Федорович кивком показал на шкатулку, стоящую на компьютерном столике. Иван поднял резную крышку и аккуратно вытащил устройство, стреляющее дротиками, которое внешне напоминало боевой пистолет.

— Вы что задумали? — насторожено спросил он и вернул пистолет на место.

— Ты всё правильно понял, — равнодушно ответил профессор и плавно опустился в кресло. — По-хорошему с ней не получится.

Иван замотал головой.

— Нет, я на это не пойду. Это же уголовка! Я своё уже отсидел, обратно не хочу.

Профессор ухмыльнулся, обнажив ряд керамических зубов.

— Ну, Ванюша, короткая же у тебя память, — елейным голосом сказал он и потянулся к сигаре. — Тебе и так светит много лет провести за толстой стеной с маленьким окошком.

— Это за что? — с вызовом спросил Иван и упер руки в бока.

Павел Федорович прикурил сигару от позолоченной зажигалки и выпустил густой дым изо рта.

— Смотрю, ты про мальчика Кирилла уже забыл?

— Я не хотел. Это нечаянно вышло!

— Какая разница, нечаянно или нет. Человека убил — будь добр посидеть. Я не хочу на тебя давить, но годы меня не щадят. А по-человечески я еще не пожил.

Иван замахал рукой, отгоняя от себя густой дым.

— По-человечески — это на берегу моря с бокалом шампанского?

— Коньяка, Ванюша, коньяка, — нравоучительно сказал профессор и поднял палец вверх. — И лучше на берегу океана.

— Вам виднее, — пожал плечами Иван. — Что по делу?

Павел Федорович наклонился вперед и громко зашептал.

— Тянуть не будем. Сегодня же ночью приведи ее. Только тихо, без лишнего шума.

Иван нехотя достал пистолет, зарядил его транквилизаторами и засунул за пояс.

— Может, на деньги согласится? — еще раз попытался образумить он профессора, но тот яростно замотал головой.

— Во-первых, денег почти не осталось. Джон отказался дальше спонсировать, а сотрудникам платить надо, а то разбегутся. Во-вторых, если заключать договор, то надо будет прописать последствия. Мне бы этого не хотелось.

— А что там с последствиями?

Павел Федорович затушил сигару и раздраженно ответил:

— Оказывается, «Купол» забирает способности. Думаю, на это она не согласится.

Иван оставил попытки убедить его не нарушать закон. Если профессор что-то решил, спорить бесполезно.

— Во сколько?

— После полуночи, часа в два. Своих ребят позову.

Тут Иван, бывший сотрудник внутренних дел, не смог молчать и вспылил:

— Ага, давайте еще и телевидение позовем! А что? Пусть все видят, как мы похищаем человека и насильно проводим над ним эксперименты. То-то будет веселье! Нас потом не раз покажут: за решеткой на суде и после него.

Он резко махнул рукой и сбросил со стола стопку книг. Профессор принялся собирать книги и примирительно сказал:

— Ну, Ванюша, не злись. Не подумал. Но один я не справлюсь. Могу хотя бы Семена позвать? На него можно положиться.

Иван устало вздохнул, посмотрел на часы и кивнул.

— Сёму можно. Он такой же безумный, как и вы.

Ярослава подвинула табурет к плите и сидя жарила котлеты. Обычно родители забирали ее из больницы и обязательно привозили что-нибудь поесть, но в этот раз она хотела остаться наедине с собой, чтобы не выслушивать стенания мамы и не видеть укор в глазах папы. Она понимала их переживания, потому что сама погружалась в кому с паническим, почти животным страхом. Но благодарные глаза пациента и эйфория от победы перекрывали негативные чувства. К тому же сегодня был особенный день. Она в первый раз столкнулась с нерожденным ребенком. В реальной жизни он мог стать кем угодно, но сознание Константина сделало его скрипачом. Возможно, он когда-то сам мечтал играть на скрипке.

Ярослава сняла котлеты с огня, переложила в тарелку и поняла, что не хочет есть одна. Она набрала номер соседки Нади.

— Надь, приходи ко мне ужинать.

— Так-то мы уже поели, — замялась она.

— Мне нужна компания.

— Ну, ладно. Приду.

Ярослава не успела дойти до двери, как Надя принялась дергать за ручку. Она прижимала к груди бутылку вина.

— Вообще-то я не в этом смысле, — запротестовала Ярослава, но Надя шагнула в квартиру и безапелляционно заявила:

— Полезно для пищеварения.

Спорить совсем не было сил, поэтому Ярослава обреченно кивнула и захлопнула за ней дверь. Они сели за стол и повернулись к телевизору, по которому шел очередной нудный сериал.

— Что случилось? — спросила Надя и закинула в рот оливку из хрустальной пиалы.

— Ничего. Просто устала.

Ярослава ела котлету, закусывая свежим огурцом, и пыталась вникнуть в происходящее на экране. Надя разлила вино по бокалам и жадно хлебнула.

— Как хорошо! Наконец-то перестала грудью кормить, и теперь можно выпить. Что-то ты совсем, мать, вымоталась. Не думала я, что профессия психолога такая трудная.

Ярослава пожала плечами и отпила глоток красного вина. Сладкая жидкость приятно проскользнула по пищеводу и оставила теплый след. Когда-то давно она сказала Наде, что работает психологом с тяжелобольными людьми, и та искренне в это верила.

— Чем на этот раз тебя загрузили? — спросила она и захрустела огурцом.

Ярослава скользнула по ней взглядом и непринужденно спросила:

— Надь, а ты делала аборт?

Надя закашляла, и из глаз брызнули слезы.

— Подавилась…Вообще-то, это личное дело каждого, — огрызнулась она и вытерла глаза салфеткой. — Но если тебе интересно, то — отвечу. Нет! Никогда! У меня трое детей, которых, кстати, я совсем не планировала. Но теперь жизни без них не представляю.

Она выдохнула, допила вино и снова наполнила бокал.

— С абортницей работала?

— Нет. С мужем.

— И что он? Жалеет?

— Жалеет, — тихо ответила Ярослава и переключила канал. Скучный ведущий в коричневом костюме брал интервью у пожилого человека.

— Оставь, — напряглась Надя. — На днях показывали эту программу. Интересно.