– Франц? Верно? – уточнил Мерч и, не дождавшись ответа, продолжил: – Франц, если выяснится, что кто-то действительно причастен к исчезновению нашей девочки, то мы не хотим правосудия, – грозно произнёс переполненный злостью отец, – я устрою свой суд, какой посчитаю нужным, – скулы на лице заиграли, и кисти с пальцами рук стали сжиматься в кулаки. – Полиция бездействует, и меня это порядком утомило. Беритесь за дело, о гонораре можете не беспокоиться, наша семья имеет неплохие капиталы, – заверил он ликующего внутри себя Бебеля.
Утром Бебель позвонил в больницу Шарите и сообщил доктору, что вернёт журналы в обмен на личные дела четырёх пациентов. Доктору не оставалось ничего делать, и к полудню того же дня сделка была совершена.
У Бебеля было на примете четыре человека, которые могли быть причастны к исчезновению Адрианы, исходя из инициалов, указанных в найденном письме: Эбер Хартманн, Эверт Леманн, Эван Кёниг и Эрик Шлоссер. Пациентов, находившихся с Адрианой одновременно в больнице, с инициалами «Э.Д» по журналам Бебель не нашёл. И с именем и фамилией на «Д» тоже.
Добравшись домой, он купил три бутылки пива. Ночь обещала быть длинной. Франц принялся читать длинные личные дела пациентов больницы Шарите и выписывать основные выдержки.
«Эбер Хартман – мужчина, 38 лет. Диагноз – маниакально-депрессивный психоз, маниакальная фаза, требующая биполярного лечения. Родом из Шлезвин-Гольштейна. В больницу попал по обращению матери. Причина: «агрессивное поведение». В больнице пробыл четыре с половиной года. Выписался два года назад. Из записей врача: первое время очень скучал по маме, хотел домой. Агрессию проявляет при упоминании матери. За период лечения не обзавёлся друзьями. Не приспосабливался к коммунам. Сложно входил в диалоги и выходил из них. Мимика неподвижная. Речь то быстрая, то заторможённая. Утверждает, что иногда, когда куда-то идёт, может одновременно спать, видя при этом сны. После выписки местонахождение: Шлезвин-Гольштейна. Продолжает проживать с матерью».
«Эверт Леманн – мужчина, 18 лет. Диагноз – психическое расстройство, суицидальные наклонности. Родом из деревни Мерсбург. В больницу попал из-за подозрений в поджоге деревянной церкви, находящейся недалеко от Мерсбурга. Провёл в больнице полгода. Из-за попытки суицида переведён в закрытый госпиталь для душевнобольных людей. Из записей врача: «на месте поджога были найдены личные вещи Эверта, дома найдены спички для розжига камина и пустая бутылка с характерным запахом жидкости для розжига, вину в поджоге отрицает, свою агрессию объясняет придирчивостью окружающих».
На этом силы Бебеля кончились, и три бутылки пива тоже. По каждому больному были толстючие личные дела, и от чтения такого у Бебеля слипались глаза. Не раздеваясь, усталый, он плюхнулся на диван и заснул с оставшимся вопросом в голове – «Какое психическое заболевание есть у меня? Нужно спросить у дока».
Проснувшись рано утром от шума, раздающегося за стенкой у соседей, Бебель, не сказать, что был рад, но помнил о незаконченном деле. Он встал и почувствовал головную боль. Подойдя к столешнице на кухне, погрузил капсулу в кофе-машину, приоткрыл дверь на балкон и закурил. По квартире разносился приятный запах кофе. Докурив, Бебель направился в ванную – умыться. Выйдя из ванной, он ощущал прилив сил, а устойчивый запах кофе в квартире бодрил ещё больше. Взяв кружку свежеприготовленного горячего напитка, он снова уселся за рабочий стол. Перед ним лежало дело Эвана Кёнига.
«Эван Кёниг – мужчина, 20 лет. Диагноз – вялотекущий синдром от депрессии с элементами отсутствия интереса к жизни до шизофрении, с элементами агрессии, направленной на общество и никогда на себя. Родом из Кёльна. В больницу попал в десятилетнем возрасте по определению Югендамта. Сирота. Мать – жестоко убита, труп матери обнаружил ребёнок в их доме, отец – совершил вскоре самоубийство на глазах мальчика (?). Из записей врача: за время нахождения в больнице прошёл длительный и сложный путь течения множества расстройств, был активен, участвовал в жизни больницы, было замечено желание проявлять помощь персоналу. По окончании лечения избавился от абулии и признаков шизофрении, сохраняется бессонница, имеет место быть временами незатяжная депрессия. В полной мере обрёл личность и имеет сформированный характер, изобретателен, находчив, общительный. После выписки документы переданы в Югендамт».
«Эрик Шлоссер, мужчина, 26 лет. Диагноз – синдром зависимости от каннабиоидов. Хронический шизофреноподобный психоз, вызванный употреблением каннабиоидов. В больницу обратилась семья Эрика, когда тот признался им в своей наркотической зависимости. Проходил курс избавления от наркозависимости. Из записей врача: эмоциональная личность, жестикуляция неестественно активная, хорошо проявлял себя при работах в группах. Тщеславен. До поступления увлекался музыкой, утверждает, что был лидером музыкальной группы, имел большое количество фанаток. Адаптированный, работоспособный. После выписки местонахождение: живёт с семьёй в Берлине. Поддерживает реабилитацию, посещая группы один раз в две недели. Устроился работать в магазин продажи виниловых пластинок».
Закончив работать с личными делами, Бебель поехал в больницу, где прямиком направился в кабинет главного врача.
Увидев врача, ходившего по коридору больницы, Бебель понял: он приехал в не самое удобное время. Врач производил обход. Заметив Бебеля, доктор подошёл к нему сам.
– Вы принесли личные дела пациентов? – деловито задал вопрос он.
– Да, но мне нужно задать вам ещё несколько вопросов, – заявил Бебель.
Доктор явно был недоволен, ему не нравилось такое положение вещей, где он чувствовал себя марионеткой, но возразить наглому журналюге в данной ситуации не мог. Ставки были слишком высоки.
– Подождите меня у моего кабинета, через тридцать минут я закончу.
– Хорошо, но не задерживайтесь, у меня дела, – сказал Бебель в спину врача, уже идущего по своим делам. Чем вызвал то, что врача передёрнуло.
Когда Бебель с доктором сидели уже в кабинете друг напротив друга, Бебель начал задавать доктору вопросы.
– Доктор, скажите, вы помните лично кого-нибудь из тех пациентов, чьи карты я взял у вас? – взяв блокнот и начав записывать, спросил он.
– Да, конечно, – вскинув брови, сказал доктор, – я был их лечащим врачом, – продолжал он. – Я помню на лицо всех четырёх пациентов, возможно, я не смог бы с ходу по памяти сказать, какое у кого было заболевание и как проходило лечение, но для этого есть личные дела, и я уверен, что я детально тогда смог бы уже давать комментарии, – было видно, что как доктор к своим пациентам он относится очень серьёзно.
– Хорошо, доктор. Вот, возьмите это, – Бебель протянул ему в руки карту Эбера Хартмана.
Доктор бегло просмотрел первую страницу личного дела.
– Да, я помню его. Они с матерью были созависимы. Я не сразу же понял это. Обычно созависимость проявляется активно двумя сторонами. И сложно представить, что созависимый человек смог бы отдать объект своей зависимости куда-то, где тот будет вдали от него. Но на совместных консультациях я это понял. Мать мучала ребёнка всё его детство своей гиперопекой, поэтому, став взрослым, он ужасно раздражался, а мать, в свою очередь, беспокоилась за его раздражительность, и ему опять начинало казаться, что она его опекает, и так появлялась агрессия, но и без неё в больнице он находиться не мог. Когда я понял, что они больны оба, я предложил женщине так же лечь в больницу и проходить лечение вместе с сыном, но её оскорбило это, и она забрала его по расписке, – проникновенно говорил доктор, с небольшим сожалением, что так и не смог помочь этой семье.
– Созависимость предполагает появление третьего человека, потребность одного из созависимых в ком-то другом? – заинтересовался Бебель.
– Бывает по-разному, но в данном случае это исключено. Мы пытались переключить внимание Эбера с матери на что-то другое, будь то люди, пытаясь приобщить его к сформировавшимся группам людей по интересам, или род занятий, проводя тесты на интересы и устраивая различные ситуации, где он бы мог себя проявить, но он полностью это игнорировал.
