На следующий день после пропажи Адрианы об этом уже говорил весь город. Было написано четыре заявления в полицию. Первое заявление – об исчезновении пациентки – написал главный врач больницы, три других написала семья Мерч. Одно заявляло о пропаже дочери, второе – по обвинению больницы в том, что, находясь на лечении, их дочь пропала, и ещё одно – с обвинением персонала больницы в передаче информации прессе.

Местные тележурналисты оккупировали здание больницы и дом семьи Мерч. Уже никто не скрывал и не сомневался в том, что пропавшая девушка, лежавшая несколько лет в психиатрической больнице, и есть дочь местного конгрессмена. Фотографии Адрианы, громкие заголовки – весь инфомир заговорил о её исчезновении.

На домашний телефон Мерчей постоянно поступали звонки. Звонили волонтёры, просто знакомые – сказать слова поддержки, репортёры, друзья, друзья друзей, школьные друзья, адвокаты и наконец частные детективы.

Тысячи волонтёров обходили город и его окрестности. Все искали Адриану Мерч. По Берлину были развешаны её фотографии, по радио и телевизору бесперебойно раздавались оповещения о поисках, отчёты о пройдённых километрах волонтёрами, у всех была эта новость на слуху.

Целый месяц ушёл у полиции на то, чтобы опросить семью Адрианы, персонал больницы, на организацию обысков, но всё это не дало результатов.

Отчаяние в семье Мерч было колоссальным. Мать, уже переставшая реветь после месяца безуспешных поисков, часами сидела в комнате дочери. Исхудавшая, будто лишённая навсегда дара речи, она сидела то у кровати, то за столом, то возле окна в зашторенном полумраке с опущенным лбом на скрещённые руки, лежавшие на подоконнике. Она перестала походить на себя, и Богу только известно, что происходило в её голове. Будучи всю жизнь женой политика, официальной персоной, она привыкла хранить имидж семьи, и поэтому на людях она держалась более чем достойно. И, зная положение мужа, существовала так, будто бы не разделяла с ним горе, а тихо несла траур где-то внутри себя.

Но отец сам был подавлен и, положив все силы на поиски дочери как официальное лицо посредством полиции, журналистов, стал мыслить как муж и отец. Без привлечения лишнего внимания, даже не предупреждая жену воскресным утром, герр Мерч вышел из дома через главный вход. Само по себе это было уже странно, ведь семья избегала внимания и предпочитала оставаться в тени, не давая никаких комментариев. Выйдя, Мерч направился в сторону стаи журналистов, обосновавшихся на другой стороне улицы, в окрестностях небольшого парка, и разбивших там почти что лагерь, сменяя друг друга, не прекращая следить и охотиться за свежими новостями. Подойдя вплотную и став участником лагеря репортёров, Мерч ещё несколько секунд оставался незамеченным, как вдруг один из газетчиков, привлекая внимание других и доставая микрофон из поясной сумки, с широко распахнутыми глазами от удивления подскочив к политику, восклицательно залепетал:

– Герр Мерч!

Большинство журналюг, прежде сидевших на раскладных стульях и попивающих кофе из крышек термосов и с сигаретами в зубах, выбросили сигареты, оставили кофе остывать и окружили неожиданную персону, появившуюся по их сторону баррикады. Один из операторов поставил камеру на штатив и установил фокус. Всё внимание было приковано к Мерчу.

Оставаясь статным, красиво одетым мужчиной, Мерч выглядел не столь свежо, как обычно. Лёгкая щетина обрамляла лицо, волосы то ли от ветра, то ли тот не причесал их, лежали неопрятно. Май выдался холодным. Резкие порывы холодного ветра не давали виднеющемуся солнцу прогреть землю и воздух, поэтому на улице было солнце, но все продолжали носить пальто. Мерч был не исключением. Он стоял перед журналистами в тёмно-синем костюме с чёрной рубашкой и надетым сверху шерстяным чёрным пальто, застёгнутым на одну пуговицу.

– Я могу говорить? – спросил Мерч у стоявшего ближе к нему репортёра с неподдельным доверием, что вызвало удивление у всех.

Мерч вышел к ним не как деятель или политик, а как гражданин. Отец, который ищет свою дочь и не знает, что ему делать и где искать помощи. Он решился на публичное выступление.

– «Здравствуйте, меня зовут Франк Мерч, и я житель этого города, гражданин этой страны. В моей семье случилось горе. Мы не знаем, жива наша дочь или нет, где она сейчас находится и кто находится рядом с ней, но именно это незнание уже является большой трагедией. Я призываю всех людей, кто что-нибудь видел или обладает какой-либо информацией, я абсолютно всех прошу о помощи. Если вы сейчас слышите это сообщение и ваши дети где-то поблизости, если они рядом, вы их видите или держите за руку – это большое счастье. Чужих детей не бывает. И они – дети, именно поэтому им нужна наша помощь. Как вы знаете, и я это подтверждаю, Адриана больна. Она страдает душевным заболеванием, и её нахождение в клинике было вынужденной мерой, на которую мы пошли с её матерью, чтобы помочь ей. Мы её очень любим. Если её исчезновение связано каким-либо образом с моей деятельностью в канун выборов, то я прошу связаться со мной. Я готов уступить своё место и снять свою кандидатуру с баллотирования на должность мэра этого города, – Мерч достал из нагрудного кармана фотографию дочери, поместил её перед объективом и произнёс: – Адриана, мы с мамой ждём тебя дома».

Он закончил. Пожав руку репортёру, осмотрел окружающих взглядом. Все стояли неподвижно, молча. Речь отца, просившего о помощи, тронула людей.

– Господа, прошу не устраивать из этого шоу, – направляясь в сторону дома, уважительно произнёс Мерч.

К репортёрам никто не относился с почтением, их, скорее, считают ишаками, но уж никак не господами.

А что остаётся человеку, когда тот в отчаянье? Отчаявшиеся люди, до этого не верящие в Бога, начинают верить, просить помощи и подавать милостыню.

Тот журналист, которому Мерч пожал руку, был не последним человеком в городе в журналистской связке. Франц Бебель – журналист французского происхождения, работал долгое время в издании The Insider, занимающемся журналистскими расследованиями. Издание являлось авторитетным, так как на основе журналистских расследований заводили не одно уголовное дело, источники журналистов имеют доступ к полицейским базам, к архивам Интерпола и к данным Главного разведывательного управления.

В тот же вечер воскресенья издание выпустило обращение Мерча, а также под руководством Бебеля началось новое журналистское расследование. Бебель принялся собирать материал. Он ничего не знал о семье Мерч и исчезновении Адрианы, потому что в тот момент, когда всё произошло, был во Франции и готовил громкую статью об убийствах беженцев, организовавших митинг против влияния ФРГ на французскую республику. И то, что он оказался в воскресенье утром у дома Мерчей, было чистой случайностью. Он приехал договариваться с оператором, потому что история с беженцами обрела интересный поворот, и Бебель метил не просто на статью, а на репортаж.

Как только Бебель начал собирать информацию о трагедии Мерчей, его поразило, что весь город говорил об исчезновении девушки, но никто не говорил ничего о ней самой. Будто до самого исчезновения её не существовало и её никто не знал. Франц стал составлять на неё досье. Досье оказалось весьма скудным, хотя и в нём, на взгляд Бебеля, были интересные факты, за которые можно уцепиться, но Бебель не привык довольствоваться малым и понял, что ему необходимо поговорить с семьёй девушки.

Первое, с чего начал Бебель, это связался с Мерчем на следующее же утро, после выхода репортажа. Набрав номер, он долго слушал гудки, как вдруг кто-то поднял трубку, но молчал.

– Мистер Мерч?! – вопросительно произнёс репортёр.

– Да, это я, – прозвучал совершенно незаинтересованно голос мужчины.

– Добрый день. Вас беспокоит Франц Бебель, я журналист… – и тут прозвучал глубокий выдох разочарования Мерча.

– Я попросил бы не связываться со мной… – начал Мерч, но Бебель был к этому готов. Он не отступил, а начал говорить намного быстрее, зная, что его время ограниченно: