Я промолчал.

— Мне все это было известно с самого первого дня нашего знакомства. — продолжила подруга. — Нельзя быть связанной с какой-либо из влиятельнейших Семей нашей империи, подобной твоей, и чтобы впоследствии, если разразится некий, скажем так, катаклизм, тебе, то в моем случае — мне, за это ничего бы не было. Не получится остаться целой и невредимой. И об этом известно всем, кто более-менее причастен. И тебе бы это было очевидно, поживи ты в своей Семье чуть дольше. Короче говоря, ты — мой осознанный выбор с самого начала, так что, прошу тебя, не нужно самолично принимать решения за нас обеих! Как бы ты ни старалась, как бы не хотела этого, но у тебя, любимая моя, не выйдет защитить меня от всех бед нашего мира. В конце концов, можно ведь банально попасть под колеса автомобиля и погибнуть, но это же не повод, чтобы не выходить из дома вовсе! Просто нужно переходить дорогу, внимательно озираясь по сторонам. Это метафора, если что…

— Ия, а не ты ли, блин, на днях едва метафорично не попала под колеса? Осторожная она… — пробурчал я.

— Я. — согласилась подруга и мило улыбнулась сквозь слезы. — Однако, помнится, в самый последний момент, одна моя любимая героиня без страха и упрека сумела-таки спасти меня из-под этих…колес. А если ты не станешь и далее переводить меня за руку через эту дорогу, на которой никто из участников движения не соблюдает правила и ездит как пожелает, то кто же в следующий раз не даст мне попасть в дорожное происшествие, так сказать?

— Ты играешь нечестно… — улыбнулся подруге я.

Меня прервал стук в дверь.

— Секунду, Ия! — сказал я собеседнице, после чего отключил микрофон устройства и громко сказал: — Войдите!

В гостевой покой вошла женщина-охранник, служащая нашему Семейству.

— Барышня! — торопливо произнесла женщина. — Вашего отца сейчас навещает дама Кристина. Одевайтесь, пожалуйста, она желает, чтобы вы проводили ее до автомобиля.

— Хорошо. Я сейчас. — ответил охраннице и та поторопилась выйти.

— Ия, мне срочно нужно уйти… — начал было я, но был перебит подругой.

— Кайа! Я послезавтра приеду в Петербург! Умоляю тебя, не принимай сейчас никаких скоропалительных решений! Утро вечера мудренее! Ты сейчас, совершенно очевидно, плохо себя чувствуешь, устала и на взводе! Но… Но если…

Ия заревела в голос.

— Ееесли ээтовсе, то я жеелаю услышать твоои проощальныые слоова, скаазанные твооими сообственными уустами, а не диинамиком мооего беездушного видеоофона! Я иимею на ээто право!

— Хорошо. — хриплым голосом сумел выдавить из себя я, а затем экран видеофона погас, «подруга Ия» разорвала связь.

Павловский госпиталь. Полночь.

— Митанахт (*полночь, нем.). — глядя в окно, прошептал я, стоя в ночном безмолвном больничном коридоре, тишину которого нарушали лишь шаги ночной смены Семейной стражи, да мой собственный шепот.

К ночи немного распогодилось и теперь, в разрывах между облаками, пробивая своим светом водяную взвесь, на небе появилась Луна. Мрачная и зловещая, как и мои предчувствия. Усталость меня одолевала неимоверная, словно бы целый день разгружал железнодорожные вагоны, однако, когда прилег на диван в гостевом покое, сон ко мне так и не пришел. Ощущение тревоги, а также злость на себя за собственные «неострость» и беспечность в результате коих я, считай, что задаром, попал в нежные и заботливые руки царской любовницы, не давало просто так валяться на диване. Так что я сейчас стою и гляжу на эту Луну…

— Хексенцайт (*время ведьм, нем.). — сказал вслух, переведя взор с Луны на блеклое отражение собственной физиономии в стекле.

Я разглядывал свой глаз (второй, подбитый Блумфельтдом, медицинская сестра заботливо спрятала под повязкой, пропитанной специальным составом для скорейшего избавления от фингала, после того как я вернулся со встречи с царской любовницей), который в свете спутника Земли напоминал изумруд. Ну да, перенесенная из иного мира душа, зеленые глаза и рыжие волосы. Ведьма из меня хоть куда, прямо как в какой-нибудь сказке. Жаль только, на метле не летаю. По крайней мере, пока…

— Этой ночью что-то обязательно должно будет произойти. И сильно сомневаюсь, что это будет нечто хорошее. — продолжил бормотать я, прикладывая левую ладонь к холодному стеклу окна и ощущая почти болезненное чувство тревоги. — Папаня обещал, что если на приеме у Блумфельтдов я буду «хорошей девочкой», то мне пришьют новый мизинчик…

Ну, «хорошей девочкой», допустим, я там не был, но пусть сначала докажут это, если сумеют. Так что, мизинчик свой я все-таки истребую, если об этом в свете всего происходящего как-то позабыли. Хотя мне так и так его каким-то образом приделают «взад», раз уж обещали. Не может же, в самом деле, барышня Филатова ходить беспалой. Не-е-ет, барышня Филатова обязана казаться полностью здоровой, во всех смыслах.

«Есть десятилетия, когда ничего не происходит, и есть недели, когда происходят десятилетия». — вспомнилась мне знаменитая цитата вождя мирового пролетариата. Все то, что в последнее время происходит со мной, а также вокруг меня, отлично описывается этой фразой. Безумный калейдоскоп безумных событий.

Вновь уставившись на Луну, мне вспомнилась сегодняшняя встреча с царской любовницей. А вспомнив, рассмеялся, хотя, учитывая то, как я накосячил, позабыв о том, кто я и с кем говорю, улыбаться особенно нечему, ведь если бы Кайа не была ей нужна, то… Неприятности были бы трудноразрешимые. Впрочем, если бы Кайа не была ей нужна, то сегодняшняя встреча не произошла бы и вовсе, а сам я уже некоторое время покоился бы на родовом кладбище. Так что, не все так плохо.

— Все хорошо! Это я так, одну забавную ситуацию вспомнила. — заявил я охраннику, обернувшемуся на мой звонкий смех.

И правда, если не считать предметов нашего диалога и некоторых моментов, которые я, не подумав, позволил себе, то встреча с дамой Кристиной была если и не забавной, то как минимум весьма необычной.

Как я понимаю, разговор царской любовницы со мной должен был состояться на больничной автостоянке, куда по ее распоряжению нас отвез водитель вэна, но…

После того как меня доставили из суда в эту больницу, к приемному отцу, я, несмотря на то, что здорово проголодался, не смог съесть ни кусочка. Нервы. И вот когда мы с дамой Кристиной остались тет-а-тет (Милы при ней не было, а почему, я спрашивать не стал, не мое дело), мой живот изо всех сил заурчал.

— Голодная? — то ли поинтересовалась, то ли констатировала факт, моя самоназванная царственная подруга.

— Уху. Только завтракала, а потом… — я махнул рукой.

— Это нехорошо… — заявила моя удобно устроившаяся собеседница, переодевшаяся прямо здесь, в своем вэне, из официального наряда в нечто розовое, спортивное и на вид удобное, небрежно бросив ненужные теперь шмотки на свободное кресло. — На голодный желудок разговоры разговаривать получается не очень, а у нас должно получиться хорошо! Французский багет с начинкой кушаешь?

— Я все кушаю, а сейчас бы и слона съела. Лучшие его части. — ответил Кристине.

— Нет, слоны — это в пафосных едальнях, а туда мы, пожалуй, не поедем. По крайней мере, не сегодня. — заявила она, после чего отдала распоряжение водителю и картеж тронулся с места.

Где-то в Петербурге, возле одного из городских озер.

Все происходящее — это просто какой-то безумный сюрреализм. Я сейчас стою, облокотившись спиной на металлическое ограждение набережной, и в компании с зарегистрированной царской любовницей, охрана которой рассредоточилась вокруг таким образом, что стала практически незаметной, ем местный фастфуд (вкусный, зараза, а булка-то как пахнет…просто отвал башки!), запивая его кофеем, как говаривала моя бабуля, из симпатичного стаканчика. Для пущей атмосферности здесь недостает лишь Безумного Шляпника из Алисы в Вондерляндии и Белого Кролика оттуда же. Расскажи кому, не поверят. Хотя, с другой стороны, избранница (одна из…) помазанника Божьего, находящаяся здесь и сейчас в образе самой обычной смертной, лишилась той ауры небожителя, которая свойственна царственным особам. Обыкновенная женщина, в самых обыкновенных хотя и дорогих брендовых шмотках, очень ухоженная…но и все, никакого волшебства.