Ксюша заметалась по проходу, норовя обойти её, но Ира всячески преграждала путь, то, хватая за край пальто, то, забирая сумку.

— Что ты хочешь от меня? — разозлилась, едва сдерживая накопившуюся за полторы недели горечь. — Мне пофиг на него, понятно? Пускай только попробует не сказать где Денис.

Подбородок задрожал. Пока она тут обвиняла Дениса в пофигизме, он едва не умер. Ну, Антон… Мразь.

— Какая же он всё-таки сволочь… Ира, он мне такое застегивал, а сам…

С*ка… Горько усмехнулась, вспомнив, как обижалась на Дениса за халатность, бесчувственность, злилась на его затяжное молчание. А всё просто. Всё до ужаса просто — он просто не мог позвонить. Да лучше бы он действительно уехал. Стал тем, кого можно вычеркнуть из сердца и, не оглядываясь, переступить.

Одинокая слеза скатилась по щеке. Шмыгнула носом, до боли прикусив губу.

— Ксюш, блин, я даже не знаю, что тебе сказать. Вот как тебя отпускать одной?

— Я должна увидеть его, как ты не понимаешь. Он там… а я тут…

— Понимаю. Я бы тоже сходила с ума. Но для начала ты вытрешь слёзы, возьмешь себя в руки и подождешь, пока я позвоню одному человечку. Он поможет найти Дениса не спалившись перед Антоном.

Этим самым «человечком» оказалась Ольга Владимировна, мама Тимофея и по совместительству — врач неотложной помощи. Пока Ира объясняла ей суть проблемы и просила о помощи, Ксюша стояла не шевелясь. Сейчас она немного успокоилась, смогла взять себя в руки и трезво, без эмоционального наплыва, посмотреть на сложившуюся ситуацию.

Ира права. Антон не должен знать, что она в курсе. Для себя Ксюша уже всё решила: сегодня она поставит жирную точку в их ненормальных отношениях.

Из вязкой трясины вырвал довольный голос подруги:

— Хватить киснуть, Аврахова. Сказали подождать минут двадцать. Скоро у тебя на руках будет не только номер больницы, но и номер палаты.

Двадцать минут? Так долго? Спасибо Ирке — не дала завянуть. Вытащила на улицу, на свежий воздух и принялась ездить по ушам, рассказывая о всякой фигне. Честно? Не слушала её, мысленно находясь рядом с Денисом. Сердце сжималось от неизвестности. А хуже всего было то, что он мог подумать о ней не самое лицеприятное. Ещё бы, ни разу не навестить. Трындец, короче. И как после такого смотреть ему в глаза?

Ольга Владимировна позвонила спустя полчаса и с ходу задиктовала данные. Кучер расплылась в благодарности и пообещала от своего имени огромную шоколадку. Ксюша слышала, как мама Тимофея рассмеялась, заверив, что не нуждается в благодарности, и пожелала скорейшего выздоровления их другу.

Рука взметнулась вверх, зависла ненадолго в воздухе и обессилено опустилась вниз. А вдруг он спит? А вдруг к нему сейчас нельзя? А вдруг… к черту. Всё и всех туда же. Если спит — посидит тихонько, а если кто-нибудь рядом — подождет, пока уйдут.

Пару раз звонил Антон. Он будто чувствовал её настрой: наяривал и наяривал, пока она не выключила телефон окончательно. Пускай побесится.

Сделав глубокий вдох, осторожно, как можно тише, потянула на себя дверь и протиснулась в образовавшуюся щель.

Денис не спал и был сам. Мощное тело опиралось на высокую подушку, а задумчивый взгляд был устремлен в окно. Ксюша сглотнула, застыв, и с жадностью, граничащей с дотошностью, принялась изучать его состояние.

Его лицо ещё носило следы синюшности, левую бровь рассекал уже успевший затянуться шрам, а на груди… сглотнула, проталкивая тугой ком, тугая повязка. Часть татуировок была спрятана под ней, оставшаяся часть огибала широкие плечи, соскальзывала вдоль сильных рук. А ещё её внимание привлек подаренный ею кулон-компас, совершающий размеренные движения в унисон с грудной клеткой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Дверь, на которую она навалилась в поиске опоры, протяжно скрипнула, и в этот момент Денис повернул к ней голову.

Вздрогнули. Оба. Денис — от неожиданности, а она — от того, что увидела в его глазах. Там было столько всего, что на миг задохнулась.

— А мне сказали, что ты в Лондоне. — Несмело шагнула к нему, прикрыв дверь. — Гуляешь по туманному Альбиону и радуешься жизни. — Последнее произнесла севшим от волнения голосом и на ватных ногах опустилась на стоявший рядом с койкой стул.

Денис не сводил с неё удивленных глаз, будто не веря в её присутствие.

— Ты… — подался к ней и тут же застонал, прижав ладонь к перебинтованной груди. Ксюша внутренне сжалась, пытаясь представить, насколько это больно. — Я думал, ты… — стиснул зубы, гулко зарычав от пронзившей тело боли.

— Бездушная стерва? — подсказала Ксюша, невесело улыбнувшись. На глаза набежали непрошенные слёзы. Пускай Денис и держался молодцом, но то, как он говорил, как сжимал кулаки, опуская избитое тело обратно на подушку, говорило само за себя: любое, даже самое безобидное движение доставляло адскую боль.

— Что-то в этом роде.

У Ксюши по коже пронесся вихрь мурашек. Даже не думала обижаться. Устремленные на неё глаза, в отличие от губ, считали иначе. Плавилась под силой их обжигающего натиска. Нет, не показалась ей тогда его самоотдача. Всё с той ночи присутствовало и сейчас. И пускай они оба молчали, глаза говорили о многом.

— Что у тебя с Антоном? — Денис вымучено выдохнул, растревожив застывшую боль. Обезболивающие справлялись на троечку. — Только честно. Я сейчас… я сейчас на таком распутье, что нуждаюсь в четком представлении нарисованной картины.

Ксюша посмотрела на его руки, на проступившие от напряжения вены и тяжко вздохнула. Так хотелось прикоснуться к нему, обнять.

— Я не виделась с ним с той ночи, Денис и решила расстаться с ним. Давно уже решила. Только… — голос дрожал. Говорила тихо, но каждое произнесенное ею слово оглушало. — Только он будто чувствует. Не знаю. Не идет на прямой контакт. Придумывает вечные оговорки. А я не могу не поговорив, понимаешь? Может, это глупо. Пускай я и ненавижу его за подлый обман, но иначе не могу. И ещё… — сделала паузу и отвела взгляд, собираясь с мыслями.

Денис замер, ожидая продолжения. Внутри такой адовый п*зд*ц, такой замес завертелся, что на секунду испугался затопившей душу темноты. Сколько всего передумал, сколько намучился, исходя жгучей ревностью, и что в итоге? Стоило только увидеть её и всё, п*зд*ц, поплыл как озабоченный мазохист, наступая на одни и те же грабли. «Если ты наступаешь на одни и те же грабли — значит они того стоят» — вспомнились нравоучения тётки. Хрен его знает, стоят они того или нет. Но одно он знал точно — если откажется он неё сейчас — сдвинется по фазе.

Радовался, словно малолетка, что нависшая над глазом гематома сошла на нет, и теперь он мог открыто любоваться Авраховой. Что не лежал пластом, а даже полусидел, не ударив лицом в грязь.

Ксюша смотрела в окно, не замечать его голодного взгляда и нервно теребила низ шерстяного платья.

— Денис, Антон знает, что я оставалась у тебя, — произнесла в итоге, повернув к нему голову, и тут же ответила на его немой вопрос: — Не важно, откуда, но знает.

Денис жёстко заиграл скулами.

— Неверное мышление. Сейчас всё важно. Всё-всё.

Ксюша уставилась перед собой. Сдать Дашку? Как-то низко.

Денис вздохнул.

— Ясно. Не хочешь говорить. Только тут и думать нечего. Сестрёнка твоя долбанутая, больше некому. А ты, давай, и дальше прикрывай её.

Думал, уже ничто не сможет вывести из себя — ошибся. То, с каким упрямством Оксана оберегала злополучною родственницу вывило из себя в один миг.

— Значит так: с Антоном я сам поговорю. А ты — держись от него подальше.

Ксюша встрепенулась.

— А давай ты не будешь вмешиваться? Я и сама смогу дать отворот-поворот.

— Не сомневаюсь… Только я не собираюсь сидеть под юбкой, пока ты будешь выяснять отношения. Хватит. Насиделся уже. Кстати, я так и не понял, какого… ох ты ж… — от резкого движения в её сторону в поломанном ребре резануло так, что из глаз посыпались искры. Ксюша охнула, вскочив со стульчика, и пересела к нему, перехватив протянутую руку. Денис с силой сжал её пальцы, пытаясь набрать в легкие как можно больше воздуха. Даже дышать было больно. Единственное, что удерживало на плаву, не давало захлебнуться в собственном стоне, была её прохладная ладонь.