Бэн воодушевленно жестикулирует, рассказывая об очередной местной достопримечательности, а я продумываю обличительный диалог с Келли. Суки, решили меня, похоже, в постель на пару уложить. Только меня дед воспитал, а не папочка со всеми этими «альфа главный, омежки так не делают, рожай деток» и прочая херня. Посмотрим еще, кто кого.

Из туалета доносится шум смыва.

– Келли? – я выглядываю в коридор, но навстречу выходит лишь Мари-Софи, только что закончившая со своими делами.

Чертов блонд, когда он нужен, как назло торчит где-то допоздна, хотя предупреждал, что придет пораньше. Поглядывая на часы, зеваю и все равно тащусь на свой диван. Хорошо, что завтра выходной, иначе бы встал разбитый, как пиздец. Только я все равно просыпаюсь разбитый, как пиздец, к обеду следующего дня от грохота из соседней комнаты.

– Прости, уронил, – говорит Келли, указывая на блин для штанги, плашмя лежащий в опасной близости от его ног.

В спальне с распахнутым настежь окном стоит до одурения сильный запах пота, который мешает мне не то что говорить – думать мешает. Я пячусь обратно в коридор, прихватываю из своей комнаты чистые домашние шмотки и полотенце, запираюсь в ванной и не меньше двадцати минут растираю свое тело мочалкой с гелем для душа. Пахну, к моему удовлетворению, уже не желанием и не Келли, а вполне приличной голубикой и вишней. Сгребаю в кучу мысли – так. Нужно разъяснить все сразу, чтобы ко мне не было претензий и чтобы потом «нет» не восприняли как «да, но попозже». Помытый, побритый, со вкусом зубной пасты во рту, вновь захожу к Келли, а тот… А тот точно специально снял футболку и блестит теперь капельками пота на животе и груди, отчего вспоминается вчерашнее «Не знаю, чего мне сейчас хочется больше: загнать тебя в архив на неделю за допматериалами или слизать капли пота между твоих лопаток». Резинка тренировочных штанов сползла настолько, что видно начало «блядской дорожки» под пупком, когда альфа, сделав очередной выпад к коленям, вытягивается на полу. Пресс качает, сука. Приспичило ему.

– Ты зачем рассказал своему ебарю, что у нас метки одинаковые?

Келли замирает на середине выпада с заложенными за голову руками:

– Эрик говорил с тобой? И вообще-то он не мой ебарь. Мы часто меняемся.

– Представляешь, он теперь ведет международное право для нашей группы. Прикольно, да? Вот так совпадение!

– Вообще-то да, совпадение, – скалится Келли, продолжая свое. Вдох-выдох, лечь-подняться.

– Зачем ты ему рассказал?

– А как ты… представляешь… это? Он… мой… парень. Я ему все… рассказываю, – блонд садится на полу, вытирая лоб снятой футболкой. – Мы лет десять, как знакомы, и семь вместе. Конечно, я ему все рассказываю. Мы уже как одно целое. К твоему сведению, я не собираюсь что-то делать. Это все бред.

– Все равно мне лучше съехать. Поищу варианты подешевле, у меня хватит сбережений, чтобы оплатить месяц в общаге, например.

– Ага, сейчас. Я твоему деду и своему тоже, кстати, обещал приглядывать за тобой. Никуда ты не съедешь.

– Тебя спросить забыл.

– Слушай, мелкий, – Келли, поднявшись, подходит совсем близко – ноздри раздуваются, на виске бьется венка. – Давай без этого, а? Я бы и рад, чтоб ты свалил, но…

– Рад? – фыркаю я.

– Еще как! Ты не знаешь, сколько раз за день я слушаю, какой Марти хороший мальчик! Как он брал первые места в юниорских соревнованиях по прыжкам и бегу, как он вкусно готовит, – это я и так знаю! – как коллекционирует Бодлера…

– Вообще-то Бальмонта.

– Да хоть порножурналы с качками! Ты меня заебал, понимаешь, не успел ты приехать, а я уже знал, какой твой любимый цвет!

– Фиолетовый.

– Ты можешь заткнуться хоть на секунду, когда я говорю? – жилка уже не бьется – пульсирует с частотой, с какой сердце кровь не качает, вот-вот лопнет, и глаза напротив моих – глаза сумасшедшего или доведенного до крайности человека. Мне кажется, что Келли сейчас порвет на сотню маленьких вопящих блондинчиков, и представив это, я прыскаю от смеха, а в следующий миг мычу, заткнутый поцелуем и прижатый к стене горячим потным телом. Ладони прилипают к стенке, если бы не Келли, кусающий меня за губы и проникающий языком, кажется, в самую глотку, я бы растекся и сполз по стене, как забытый у костра зефир. Это, знаете, как в кино, тот самый классный поцелуй, которого не ждешь, но о котором потом рассказываешь за третьим бокалом винишка лучшему другу и томно вздыхаешь: «Боже-боже, как мы сосались…»

Тело у Келли – сплошь литые мышцы и жилы, твердое, как камень, но на ощупь гладкое, горячее, к ключичной ямке так и манит припасть губами, поиграть напряженным кончиком языка с торчащими маленькими сосками, спуститься ниже и…

– Стоп! Стоп! – я отпихиваю его от себя, вытираю рукавом растраханный длинным языком рот. – Ты охуел?

– Я… – Келли теряется, но на долю секунды, не больше. – Я виноват, что ты ходишь тут передо мной, крутишь жопой в шортах, которые на трусы похожи? Я же не железный!

– Так у тебя Эрик есть, шалашовка ты!

– Эрик сам сказал, что долго я не продержусь, если такая жопа будет мелькать с утра до ночи!

– Хорошо вы устроились, самцы, это оказывается моя жопа во всем виновата! Я съезжаю!

Надо пораскинуть мозгами, поэтому я натягиваю джинсы, меняю футболку домашнюю на футболку выходную и вылетаю из дома как бильярдный шарик из-под кия. Вопрос с жильем можно решить еще проще – попроситься к Бэну на недельку в его общагу, думаю, комендант пойдет на уступки, а потом заселиться туда уже на полных правах, когда оформлю все справки. С самого начала так надо было сделать. Сбережения пока есть, устроюсь на работу вечернюю, каким-нибудь официантом, и все в шоколаде, деду пока не буду рассказывать, расстраивать только. Он-то питает надежды вместе со своим ушлым Генри, что совместная бытовуха нас с Келли сблизит. По факту так и получается, раз мы, знакомые без году неделя, уже сосемся, как…

– Сигаретка будет? – спрашиваю у подсевшего на скамейку в сквере, где я торчу, альфы.

Тот достает пачку, я беру одну, он подкуривает. Выпускаю дым через ноздри, потом забираю в легкие второй затяжкой и, откидываясь назад, запрокидываю голову, выпуская кольцами – хорошо. Курю только по случаю, когда выпью или потрахаюсь. Или когда заколебут, сил моих нет.

– Юноша кого-то ждет? – спрашивает внезапно альфа, про которого я и забыл. Дядьке лет как мне, помноженных на три, а все туда же.

– Неа, – отвечаю я.

– Такой красивый, и один.

– Ой, блядь, – я закатываю глаза и сваливаю с этой проклятой скамейки, где, видимо, принято пожилым дядькам клеиться к молодым, красивым и одиноким. Только я не одинокий – мне вон как щедро насыпали истинных, хоть в банки закатывай, впрок. Куда мне их девать столько? Мне и одного истинного было бы с головой. Кстати – они чем-то похожи. Пока не пойму, чем, но что-то неуловимое общее у них есть, что цепляет подсознание, но пока не в силах разгадать мозг.