– Давай, достань со мной! – вопит он, и я, слегка покачиваясь от того, что со всех сторон пихают локтями, а вовсе не от того, что меня уже конкретно развезло, опираюсь на бортик бассейна, выбирая самое большое яблоко. Бэн хихикает где-то рядом, судя по жеманности в голосе, библиотекарь с ним рядом, значит он под присмотром и можно отвлечься – я забрасываю руки за спину и наклоняюсь. Ныряю лицом в воду, потому что сучка Сэнди толкает меня сзади, но удерживаюсь на ногах и вытаскиваю зубами за хвостик крепкое яблоко – Ред Делишез, с золотыми крапинками, сочное и сладкое, как мед.

– Лучше потанцуем, – произносит человек в маске Чумного Доктора, отводя меня подальше от бассейна, в центр зала, под разноцветные огни. Из колонок льется что-то драйвовое, похожее на алкоголь в моей крови. Я с хрустом откусываю кусок яблока, размазывая помаду по уголку рта.

– Мистер Доктор, вы считаете, что я болен? – говорю, опуская руки на его плечи и не убирая его рук со своей поясницы.

– Больше склонен считать, что болен сейчас я.

В прорезях носатой маски глаз не видно, но я точно знаю, что они выражают, потому интересуюсь:

– Я могу как-то облегчить ваши страдания? У вас такие руки горячие, температура, не иначе. Кто-то знает, что вы – это вы?

Он понимает, что я имею в виду – если он пришел сюда сразу в костюме и ни с кем не беседовал, то Чумной Доктор для всех лишь Чумной Доктор. Никак не Эрик Уорен. Поэтому он, держа меня за руку, выскальзывает из зала через боковой вход, туда, где находятся раздевалки.

– Камер тут нет, – говорит Эрик, прежде чем взяться за резинку моих леггинсов и стянуть их до середины бедер.

О том, что кто-то может войти, я не думаю – во-первых, кому это надо, переться сюда, когда в зале веселье только набирает обороты, к тому же с минуты на минуту начнутся конкурсы, – разве что такие же, как мы; во-вторых, думать я могу только о его губах на головке моего члена. Вот так сразу, да, без прелюдий, почти как с Келли, только сравнивать их смысла нет, потому что они в этом совершенно не похожи – Эрик хоть и действует напористо, но делает это мягко… мм-м… покровительственно. Типа, сегодня твой день, Марти, кайфани немного, пока я в настроении. По правде говоря, это я собирался у него отсосать, как только мы окажемся в темноте, в углу за шкафчиками, с грохотом музыки на заднем плане. Но этот вариант мне тоже нравится – как он сжимает мою задницу пальцами, пока, то и дело сглатывая, насаживается на меня ртом, а я, сдвинув ноги, пытаюсь быть паинькой. Всхлипывать вместо того, чтобы стонать. Все происходит так быстро, что я не успеваю толком насладиться процессом, кончаю, а он заботится о том, чтобы ни капли не попало мимо его рта, натягивает обратно леггинсы и собирается сдвинуть маску на лицо тоже, но я не даю, добирая того, чего не хватило, губами и языком. Целуется он так же мозговыносяще, как и сосет, и вкус собственной спермы вызывает во мне ощущение моей бесстыдной порочности. Вот уж не думал, что когда-то докачусь до такого, но кажется, что это совершенно другой я, которому можно все.

Где-то неподалеку, уже в моей реальности, хлопает дверь, я отскакиваю и выбегаю в зал, оставляя позади того, другого себя, который ведет себя как потаскушка. Раньше за собой я таких склонностей не замечал, и надо бы влепить себе пощечину, чтоб проснуться, но она будет с именем и запахом Эрика. Лучше потом. Все потом.

Наверное, чтобы не анализировать произошедшее, я бухаю. Или просто бухаю, потому что хочется – иногда это необходимо, когда ты запутался настолько, что клубок ниток затягивается на твоей шее петлей. К концу вечера, когда я становлюсь местной звездой всех развлекательных мероприятий и кроличьи уши оказываются на голове Бэна, сам Бэн висящим на библиотекаре, а я – лежащим на заднем сиденье машины. Успеваю подумать, что машины у меня, так-то, нет, затем отключаюсь.

Просыпаюсь на кровати в чужой комнате с задернутыми шторами. Определение «проснулся на кровати» в моем случае отличается от «проснулся в кровати», потому что лежу я сверху, на постели, застеленной темным пледом, одетый. Трогаю лицо, на пальцах – где перчатки? – остается подсохший аквагрим, поэтому, видимо, никто меня на чистые простыни и не положил. Комната, судя по запаху в ней, Эрика – стеллажи с книгами, сухоцветы в огромной вазе у окна, шкаф-купе с зеркалами в полный рост напротив кровати, журнальный столик с лампой, ковер-зебра на полу. Уютно и просторно, не то что у Келли, где каждая вещь, не имея постоянного места, кочует из комнаты в комнату.

Зачем я вчера пил? Чтобы сейчас желать заснуть и не проснуться?

Ползу на запах кофе по узкому коридору и оказываюсь на кухне. Домашний Эрик, в футболке и шортах, как раз переливает эту раскаленную черную жидкость в чашку. Смотрит на меня и достает вторую такую же, только не белую, а коричневую.

– Где можно помыться? – каркаю я осипшим голосом и морщусь от того, как он царапает слух.

– Идем, – Эрик проходит мимо, в коридор, открывает дверь в ванную и кивает на вешалку: – Полотенца, халат. Если что-то не найдешь – зови.

В ванне, задернув шторку, я угрюмо смотрю на душевую лейку, жмурюсь и безжалостно откручиваю вентиль, чтобы потом, под ледяной водой, стиснуть зубы и сдерживаться, чтобы не орать, как сумасшедший, от того, как она впивается в тело иглами. Потом откручиваю горячую, и это даже хуже, чем ледяная, потому что хочется орать уже от облегчения. Пытки контрастным душем длятся до тех пор, пока я не начинаю чувствовать себя проснувшимся, и тогда я могу достать с полки гель и смыть с себя искусственную кровь, приставшие к коже запахи и воспоминания о вчерашнем дне. Завернувшись в шелковый халат, подбираю с пола вещи, понимаю, что никогда больше это не надену, и выбрасываю в контейнер для мусора рядом со шкафчиком для бытовой химии. У зеркала, в стакане, две зубных щетки – синяя и красная. Беру синюю.

– Я воспользовался твоей щеткой, – сразу сдаюсь, вновь появляясь на кухне.

– Моя – красная, синяя – Келли, – Эрик бросает в стакан с водой шипучку, которая может быть только средством от похмелья, и ставит его рядом с моей кофейной чашкой. – Он не обидится, если ты взял его.

– Я что, в раю для задолбавшихся женатиков?

– В раю?

– Ну да. Как в фильме, где серая мышка просыпается в особняке миллионера, а тот приносит завтрак в постель – круассаны там, апельсиновый сок. Кофе. Шипучка от похмелья. Бодрящий минет, – Эрик поднимает бровь, я качаю головой. – Это я просто, к слову. Почему ты не отвез меня домой?

– Ко мне было ближе. Келли в курсе, я позвонил ему, он уже едет за тобой.

– Послушай, Эрик. – Я замолкаю, подбирая наиболее подходящие слова. – Вчера…

Он прикладывает палец к губам:

– Вчера мы все немного развлеклись. Это единственное, что я знаю. Пей кофе. Завтрак не предлагаю, потому что вряд ли ты хочешь этого сейчас.

Я киваю и отпиваю из чашки. Эрик, сидя напротив, рассматривает меня с любопытством, как будто раньше не рассмотрел, и как бы я не сутулился и не втягивал голову в плечи, моей общей помятости и потрепанности не скрыть. Потому мне это быстро надоедает, и я распрямляю спину и вздергиваю подбородок, пусть видит мои отеки под под покрасневшими глазами, припухшие губы, морщинки на лбу и растрепанные мокрые волосы.