Кто здесь только ни жил: тавры и киммерийцы, греки и сарматы, гунны и готы, византийцы и хазары. Со времен греческого «отца истории» доподлинно известно о расцвете и падении в этих землях латифундий Римской Империи, Тмутороканского княжества и Золотой Орды… В общем, легче перечислить, кого здесь не было за последние десять веков, чем тех, кто оставил свой след.

Люди и народы менялись, а чарующая сила этого полуострова, омываемого двумя морями, оставалась неизменной: горы крепостными башнями возвышались на пороге суши и моря, преграждая путь холодным северным ветрам, чтобы там, у подножья, согреваемые южным солнцем, цвели тюльпаны, крокусы и орхидеи, а вечнозеленые кипарисы и магнолии утопали в пряных ароматах лавров и мирт.

Словно белая змея, то появляясь, то пропадая в густых зарослях кизила, извивалась в горах узкая дорога. Ее кольца плелись настолько замысловато, что понять куда дорога ведет: на север, юг, запад или восток – было абсолютно невозможно. Иногда вызывало изумление: как ей удавалось зацепиться за редкие выступы крутых утесов! и издалека казалось, что та словно висит в воздухе, где-то между небом и землей, и предназначена скорее для остановки перелетных птиц, нежели передвижения людей.

На одном из поворотов этой необычной дороги, на железной скамейке, сидела девушка, – совершенно одна. Это была ОНА. Прямо над ней отвесный кряж вздымался ввысь; справа и слева взору открывались уходящие за горизонт вершины гор; а глубоко-глубоко внизу переливалось в лучах солнца море.

Для многих из нас наблюдать подобные пейзажи возможно только в мечтах. Затерянным в серых лабиринтах городских стен, нам трудно себе даже представить, что есть другие, безумно красивые уголки с неповторимой природой, с красками яркими и сочными и воздухом, вобравшим в себя запах моря и аромат диковинных растений. И было тем более удивительно, что вместо того, чтобы любоваться всем этим великолепием, ОНА пребывала в крайне удрученном настроении, опустив голову на грудь, и вместо лазоревой дали, казалось, изучала дорожную разметку. Сомнений не было: в ее душе творилось что-то неладное. По всей видимости, те, кто находился в проезжающих мимо машинах, были бы изрядно озадачены причиной столь неуместной в таком райском краю грусти, но серпантины весящей над бездной дороги приковывали все их внимание, не оставляя ни малейшего шанса уделить сидящей хоть какой-нибудь интерес.

Нет, нет! Ничего ужасного с ней не произошло: ОНА была практически здорова, и никаких страшных диагнозов ей озвучено не было; с ее мамой, слава Богу, тоже было все в порядке; о самочувствии отца, правда, ничего определенного доложить не удастся по причине его отсутствия, вернее, отец, разумеется, был, но куда делся – ОНА этого не знала вовсе; предположения о потере какого-нибудь близкого друга или хотя бы собаки также оказались бы неверными – у нее не было ни собаки, ни близкого человека. Подруги, конечно, были, – если их можно так назвать, – но скорее слово «знакомые» было бы более точно; и надо признать, благодаря одной из них ОНА и стала частью этой истории.

Человек существо социальное. Человек должен жить с другими людьми, и у него непременно должны быть друзья. Здесь это непреложное предписание. Всех, кто его не придерживается – смело можно отнести к категории изгоев и отщепенцев. И дабы не навлекать на себя позорное клеймо вышеописанных негодяев, каждый старается соответствовать единым требованиям и не выпадать из правил, даже если это делается лишь формально… А что остается?! Кругом и без того много условностей: одной больше, одной меньше – общую картину все равно не изменят. Хотя, по правде сказать, заполучить настоящего друга – ни с чем не сравнимое благо, но это то состояние, которым многие из живущих досадно обделены. Не была исключением и ОНА.

В один из ничем не примечательных столичных вечеров, в парке, что неподалеку от одного из университетов, сидела брюнетка лет двадцати пяти и рыдала в три ручья. У части прохожих, бросавших на нее искоса любопытные взгляды, девушка вызывала сострадание; остальная же часть, особенно женская ее половина, отмечала про себя не без зависти: «Какая полноценная и содержательная у людей жизнь! а у меня изо дня в день одно и то же, одно и тоже! Хоть бы с мужем поругаться – так ведь нет! слова от него плохого не дождешься. Скучно! Мне бы хоть слезинку – если не радости, так легкой грусти!»

ОНА проходила мимо… но не смогла пройти.

– Этот бесчувственный болван меня не любит! – первое, что услышала ОНА, и по правде говоря, ничего другого услышать не ожидала.

Лицо брюнетки было ей знакомо: возможно они вместе учились, а возможно и нет; но только слезы, текущие потоком из глаз, одной и нежелание оставить человека наедине со своим горем другой – пересекли пути этих двух во всех отношениях разных людей.

– Может я чудовище? – продолжала брюнетка, обрадовавшись появлению «жилетки», в которую можно поплакаться.

– Ты ангел, – успокаивала ОНА, уже жалея, что ввязалась.

– Может я страшная?

– Ты прекрасная.

Девушка была в самом деле хороша, особенно глаза цвета сапфира, отражающие в слезах солнце во всех немыслимых оттенках синего.

– Может я глупая?

– Непохоже. Впрочем, давай посмотрим твой аттестат.

– Шутишь?

– Шучу.

Справедливости ради, было бы уместно напомнить о непостижимом положении вещей в подобного рода ситуациях: можно прожить с человеком в тесной дружбе сто лет, и итогом ее будет стопка поздравительных открыток к Рождеству; а можно встретить на улице незнакомку, и та в одночасье перевернет всю твою жизнь.

Надо отдать должное – рыдающая была особой достаточно примечательной. Взбалмошная и стремительная, девушка неслась по жизни, словно подталкиваемая ветром. А когда человек проходит мимо тебя быстрым и уверенным шагом, создается твердое впечатление, что тот знает предельно точно: что нужно делать и как! В такой походке всегда читается ясность цели, и, следовательно, нет никакого смысла мешкать – надо идти и брать быка за рога… (Хотя, между нами говоря, случается видеть людей, бегущих столь же целеустремленно по известной причине… Правда и им нельзя вменить отсутствие, своего рода, детерминированности в вопросах «что» и «как»; бывают иногда затруднения с вопросом «где», но это к теме повествования ни в коей мере не относится.) Одним словом, стремительные люди зачастую становятся объектами зависти у тех несчастных, что, стоят в нерешительности на перекрестке и почесывая затылок, размышляют куда двинуться…

Вот только парадокс заключается в том, что расстояние до цели измеряется не в метрах, как нас учат на уроках физики и математики, – а зависит лишь от выбора правильного пути. Поэтому скорость, с которой субъект к этой цели движется, если и имеет какое-то значение, то во многом косвенное… Ах, как же был прав этот немецкий еврей с его загадочной теорией!

Помимо всех метаний, неудач и заблуждений, в жизни брюнетки было еще одно обстоятельство, которое окрыляло ее ровно настолько, насколько тянуло в пропасть: в ее жизни была любовь – искренняя, всепоглощающая, такая, что переливается через край, но, как это часто бывает, – безответная.

Они выросли по соседству и знали друг друга с отрочества, и брюнетка была влюблена в него с того самого момента, когда девочка может влюбиться в мальчика. К счастью, детские годы – это то благословенное время, в котором наши предпочтения меняются с невообразимой живостью, словно картинки в трубе калейдоскопа; и наши детские влечения кажутся такими комичными в зрелом возрасте, что иногда, глядя на себя в зеркало и вспоминая «столетние» переживания, качаешь головой и с улыбкой приговариваешь: «Неужели и вправду такое могло быть?!»

Обычно так и водится!.. Обычно… Только не для нее. И чем взрослее они становились, тем крепче росло в ней чувство, что это тот, кого ей суждено любить до скончания дней, тот, за кем можно пойти на край земли, разделить горе и радость, съесть пуд соли, и вынести все, что бы ни послало небо на их долю.