Будь он религиозным — сходил бы к священнику на исповедь, благо, служителей веры в походе было немало. Но Хельмут не верил, что это поможет. На Бога он не надеялся, молиться не привык, в храм ходил редко, а исповедовался — и того реже, называя лишь мелкие, обобщённые грехи. Поэтому рассказать постороннему человеку, пусть даже опытному священнику, о причастности к смерти друга для него было чем-то диким и неразумным. Он скорее бы сознался, что не хранил себя до свадьбы, что спал с замужней женщиной… Да даже про Генриха бы рассказал охотнее, чем про весь этот ад с Вильхельмом.

Хельмут ходил из угла в угол, чувствуя себя не гостем, поселившимся в небольшой, но уютной комнатке, а пленником в темнице. Отвлекать Генриха не хотелось, да и нельзя, чтобы он узнал что-то о своём кузене. Пусть и дальше считает, как все остальные, что он погиб от случайной стрелы, выполняя тайное поручение по взятию юго-восточных ворот.

Тело Вильхельма отправили домой почти сразу после битвы. Большинство его вещей поехало следом, но Хельмуту удалось найти и забрать ту злосчастную бутылку. Сейчас она, завёрнутая в какие-то тряпки, лежала под кроватью — не очень надёжный тайник, но на нервах он не придумал ничего лучше. Мысль о том, что её следует вернуть Кассии, не давала покоя. А вдруг она уже пожалела о том, что оказалась в это втянута, и не станет помогать дальше? Вдруг она расскажет об этом брату или ещё кому-то? Если до сих пор не рассказала, конечно… Впрочем, Хельмута пока не звали ни на какие серьёзные разговоры, допросы или вроде того, поэтому стоит предположить, что всё же не рассказала.

Он понял, что нужно срочно найти эту ведьму и убедиться, что она держит язык за зубами… ну и бутылку отдать, конечно. Если Кассия оказалась такой мастерицей ядов, то наверняка и раньше травила кого-нибудь, так что отравленное вино ей ещё вполне может пригодиться.

Проходя мимо комнаты Генриха, Хельмут замер на мгновение… Судя по чуть приоткрытой двери — не заперто. Но звуков не слышно — ни шагов, ни скрипа кровати, ни шороха одежды. Возможно, он просто забыл запереть дверь, прежде чем уйти. Да и заходить к нему сейчас, с этой завёрнутой в тряпьё бутылкой… Хельмут усмехнулся и направился дальше. Совсем разум растерял.

Он точно не помнил, где поселилась Кассия, но надеялся найти её комнату по тому особому запаху трав и ладана. Правда, он боялся наткнуться на барона Адриана — тот ведь может решить, что Хельмут покушается на честь его сестры… На такие частные склоки во время войны ни у кого не было ни сил, ни времени, и оставалось лишь надеяться, что слова Кассии о том, что её брат, несмотря на всю свою хвалёную бдительность, на самом деле ничего не видит, окажутся правдой.

Слава Богу, комнату баронессы Кархаусен искать по запаху не пришлось — не сразу Хельмут сообразил, что это было бы попросту глупо. Он встретил девушку у окна в дальнем конце коридора: она стояла, опершись руками о каменный подоконник, и с интересом смотрела на светлый внутренний двор. Не могло не удивить её платье — светло-голубое, немного мешковатое, с серебристой отделкой на широких рукавах и синим пояском, вышитым серебром. Всё это резко контрастировало с привычными рубашками, ботфортами и бобровой жилеткой, и Хельмут, поначалу не узнавший шингстенскую ведьму, замер в нескольких шагах от неё, пытаясь понять, она это или нет. Но всё же узнал по мягкому профилю и задумчиво-игривому выражению лица.

Волосы Кассии были распущены, и сердце Хельмута пропустило удар: он привык, что женщины носили незаплетённые локоны в знак траура, и его разум кольнуло мыслью, что барон Адриан мог погибнуть… Потом он вспомнил, что в Шингстене другие традиции и что Кассии с распущенными волосами удобнее колдовать. Да и брата её он видел недавно, вполне живого и здорового.

— Добрый день, барон, — подала голос Кассия. Кажется, у неё было хорошее настроение.

— Нужно поговорить, — безо всяких предисловий начал Хельмут, даже не поздоровавшись в ответ.

Он подошёл поближе и тоже глянул в окно, желая рассмотреть, что так сильно заинтересовало её… и тут же отпрянул. Кассия наблюдала за тренировкой своего брата: тот, держа одной рукой тренировочный меч, а другой — большой щит, отбивал удары какого-то незнакомого шингстенского рыцаря. Конечно, он был увлечён боем и вряд ли мог заметить Хельмута… Но всё же — мало ли что?

— Не волнуйтесь: он ничего не видит, — повторила Кассия и хохотнула. — Особенно здесь и сейчас. Он увлечён боем, а мы на два этажа выше чем он. — Девушка повернула голову и внимательно взглянула на Хельмута, прищурившись. — Вы очень встревожены, — вздохнула вдруг она, убрав улыбку. — Пойдёмте. — И кивнула на ближайшую дверь.

Хельмут по привычке воровато оглянулся, боясь, что их заметят, но в коридоре было пусто и тихо. Поэтому он спокойно пошёл вслед за Кассией, которой, кажется, совершенно не было дела до собственной репутации.

В её комнате оказалось две кровати — видимо, на этот раз она согласилась делить кров со своим не очень-то всевидящим братом. И запахов трав и ладана здесь уже не было. Пахло свежестью, деревом, побелкой… Но не тем, чем пахло в шатре Кассии.

— Присаживайтесь. — Она отодвинула от стола, расположенного у небольшого зашторенного окна, изящный деревянный стульчик. — Пожалуйста, не волнуйтесь вы так. — В её голосе зазвучали нотки искреннего сочувствия. Она распахнула шторы и на пару мгновений закрыла глаза — фитильки трёх свечей в небольшом деревянном подсвечнике на столе вспыхнули жёлтым, неестественно ярким пламенем. Хельмут вздрогнул, но Кассия не обратила внимания на это. — Я никому не сказала, даже Адриану. Вы по-прежнему можете мне доверять. Что у вас?

Хельмут присел, положив на колени бутылку, быстро, несмотря на чуть подрагивающие пальцы, развернул тряпицы, побросал их на пол — Кассия лишь покачала головой, но ничего не сказала. Под её пристальным взглядом он поставил на стол бутылку, в которой ещё плескались остатки вина — чуть меньше половины.

— Для начала… хотел бы вернуть. — Хельмут попытался улыбнуться, но губы предательски дрогнули. — Мне оно теперь без надобности, и я не знаю, что с ним делать.

— Уверены, что без надобности? — ухмыльнулась Кассия, но, поймав его укоризненный взгляд, кивнула. — Я разберусь. — Она так и не села, хотя буквально в паре шагов от неё стоял второй стул, и Хельмуту было неуютно смотреть на неё снизу вверх… Он, будучи человеком довольно высоким, наоборот привык смотреть на других сверху. А то, что он вынужден просить эту ведьму об услугах и советах, и вовсе казалось ему несколько унизительным. — Что же, как моё противоядие? Подействовало? Пока я не заметила, чтобы вы ощутили на себе действие яда. — В её голосе зазвучала едкость, а губы дёрнулись в ухмылке.

— Я не пил вина, — тихо признался Хельмут. — Сделал вид, что выпил глоток, а он ничего не заметил.

Произносить вслух имя Вильхельма в тот момент показалось ему святотатством.

— Ну вот и хорошо! — Кассия хлопнула в ладоши, подняла бутылку и внимательно её осмотрела. — Значит, всё прошло как нельзя лучше, вы сделали то, что хотели, Лейт успешно взят, и мы все на шаг ближе к победе. Я так полагаю, благодарить меня сегодня вы не станете?

Хельмут лишь покачал головой. Так, как она предлагала, он не собирался её благодарить не только сегодня, но и вообще никогда. Вернее, он пытался настроиться и представить Кассию рядом с собой, и поначалу это не составляло труда: вот его рука скользит по её длинным, мягким каштановым волосам, а губы касаются веснушек на щеках, вот она кладёт руки на его плечи и притягивает к себе, а затем — опрокидывает на постель…

Но… В такие моменты мысли переставали слушаться и фантазии о шингстенской ведьме плавно перетекали в грёзы о Генрихе.

Конечно, Хельмут думал над тем, чтобы отблагодарить её как-то иначе. Что-то подарить, что-то сделать для неё… Но пока ничего стоящего так и не придумал.

— Вижу, вы в смятении, — заметила Кассия. Она поставила бутылку обратно на стол и наконец присела. — Неужели так тоскуете из-за смерти предателя?