— Хунаан слишком вспыльчива, для шаманки. Женщины не часто получают такие способности, и им трудно бывает контролировать свои порывы. Впрочем, и не все мужчины с этим справляются. Но ей нужно учиться. Когда-нибудь девочка станет великой шаманкой. Но будет это не сейчас. И еще очень не скоро. Хорошо, что теперь это не моя забота, — криво растянул губы мужчина, принимая из рук мальчишки свой головной убор с бубенчиками и кожаными шнурками.

Мы вернулись в темную ночь, что искрами самых ярких звезд исхода лета смотрела на нас с высоты. Большая часть костров уже догорела, голоса стихли. Люди давно отправились отдыхать, готовясь к грядущему дню. Только у пограничных копий, увешанных тотемами и лентами, с этой стороны нас поджидал Мэлхий.

— Мои поздравления с обретением дочери, шаман. Мои поздравления с обретением отца, МенгеУнэг. Идемте, Великий Хан и илбэчин ждут вас с нетерпением.

— Эргет не может забирать невесту из моего юрта, — покачал головой шаман, оглянувшись на мрачный шатер а своей спиной. После того, что я видела в долине радуг, это место мне казалось ужасающе пустым и темным

— Великий это знает. Потому предлагает для свадьбы свой шатер.

— Очень уж ему нужна эта свадьба, — с недовольством, только не понятно на кого, покачал головой шаман. Повернувшись ко мне, Око Небес добавил:- Запомни, моя названная дочь: если когда-то Великий захочет поднять свою тяжелую длань против тебя или илбэчина, напомни ему, что в день, точнее в ночь твоей свадьбы, гости сидели под сводами ханского юрта. Это может помочь.

— Хорошо, — кивнула я, заметив краем глаз, как скривился Мэлхий. Ему явно не понравилось, что шаман подсказал не подобное.

Внутри большого шатра кроме Эргеа сидели ХарСум и Тамгир. Нем же с шаманом пришлось сесть с другой стороны. Пока Мэлхий разливал крепкие напитки по чашам, я рассматривала своего будущего мужа. Внутри не было ни волнения, ни какой-то радости, просто осознание того, что я теперь окончательно и бесповоротно свяжу свою судьбу с судьбой Чоно и этого человека, что спокойно сидел напротив.

Эргет поднял свои глаза, отвечая мне тем же, и едва заметно улыбнулся, пока Хан восхвалял достоинства жениха и добродетели невесты.

— Не стоит задерживаться, — подняв чашу и опрокинув ее одним движением в глотку, заметил ХарСум, — ночь перевалила за середину, а мы еще из шатра не вышли. Разреши, Великий, забрать невесту в шатер молодых.

— Сперва подарки, — кивнул Хан Мэлхию, и тот проворно вынес из дальней части юрта поднос, застеленный красной тканью. На нем красовался тяжелой золотой пояс, с широкой пряжкой. Поднос поставили пред Эргетом, заставив мужчин замереть, словно статуи из камня. — Наш старший илбэчин попросил вчера дозволения избавить его от должности.

— А я все думал, почему ты так сильно торопишься, — фыркнул шаман рядом со мной, протягивая в сторону раба свою пустую пиалу. — А у тебя больше нет правого крыла. Интересно, как поведет себя орда, когда поутру у тебя сменится и одно и второе?

— Ты передел должность? — Мне показалось, что изо рта Хана повалит дым, с таким грозным рычанием произнес он.

— Нет еще, — словно насмехаясь, пропел шаман, — но утро еще и не настало, а ты мне так и не сказал то, что обещал.

— Шаман!…

— Где дары для моей дочери? — воркуя, почти издеваясь, пропел старик-юноша, звякнув бубенцами. Неожиданно для меня, Великий успокоился, махнув рукой слуге. Передо мной положили меньший поднос, на котором был только ключ от сундука.

— Все доставили в юрт, который сейчас прибирают люди Галуу. ХарСум прав, стоит поторопиться.

Когда все вышли из шатра, мне подали чашу с кумысом, велев плеснуть содержимое на землю, как просьбу к духам о благословении. Затем привели красивую, невысокую лошадку, с длинной челкой и серебряным седлом. Легко посадив меня на спину лошади, Тамгир и ХарСум, как гости со стороны жениха, трижды обвели лошадь вокруг ханского юрта. Как я поняла, это символизировало то, что я покидаю родительский дом.

Наша небольшая процессия, сопровождаемая только Мэлхием, двинулась в ту сторону, где стояли шатры Галуу. Хан же с шаманом остались, пожелав нам напоследок счастья.

Небольшой юрт из белого, чистого войлока стоял немного в стороне от остальных шатров улуса. Перед входом расстилали длинную дорожку, а по краям стояли небольшие жаровни, над которыми курился ароматный травяной дым.

Хатагтай, бабуля и Джай, как женщины принимающей семьи, стояли у начала дорожки, дожидаясь меня. Спешившись, я поискала глазами Эргета, который куда-то пропал пока меня водили кругами вокруг ханского юрта, но так и не нашла, куда же подевался жених.

— Иди к женщинам, нам дальше нельзя, — подсказал ХарСум, придерживая лошадь.

— А Эргет? — взволнованная, не понимающая порядка происходящего, спросила я.

— Все увидишь. Иди, — ободряюще кивнул Тамгир, вынуждая сделать шаг вперед.

Все происходящее в полумраке ночи казалось нереальным. Каким-то сном. Почти дойдя до шатра, я вдруг вспомнила, что не забрала Цадаха, что платье на мне совсем не то, что готовила хатагтай. Что волосы заплетены не так, как подобает. Это все настолько не походило на привычные мне обряды, и на то, чего я ожидала, что к глазам вдруг подступили слезы.

— МенгеУнэг? Что случилось? — Галуу сделала шаг вперед,

— Не знаю, — тихо выдохнула, пытаясь взять себя в руки. Мне немедленно, срочно требовалось отыскать Эргета, а его нигде не было. Как не было и ДуЧимэ. Но если последнее я могла понять, то отсутствие илбэчина меня пугало. Казалось что все это фарс и обман. Возможно, так на меня повлияло похищение, но паника и страх накатывали, словно валы песчаной бури, накрывая с головой. — Где Эргет?

— Он ждет тебя внутри, чтобы разжечь ваш первый огонь, — поймав меня за руку, постаралась успокоить хатагтай, пока бабуля и Джай наносили на руки и щеки какие-то узоры красной, разведенной водой до состояния пасты, краской.

— Почему он не вышел? — я уже не рыдала, но паника все еще сидела где-то внутри.

— Потому, что не должен видеть, как из невесты ты станешь женой. У нас и так мало времени, а есть традиции, которые должны быть соблюдены. — Галуу махнула кому-то рукой, и за моей спиной, словно отделяя нас от остальной степи, подняли покрывало. Стоя перед юртом, с двух сторон укрыта ото всех Джай и бабулей, а со спины этой своеобразной ширмой, я почувствовала, как хатагтай снимает мой головной убор. — Нужно переплести волосы. Потом ты встретишься с Эргетом.

Мои растрепавшиеся волосы причесали гребнем и туго стянули, собрав в две косы, какие носила сама хатагтай. В них вплели монеты и бусы, от чего голова казалась кувшином, наполненным камнями, так все звенело и трещало при малейшем движении. Накинув на голову платок, что закрывал меня едва ли не до середины груди, Галуу отступила.

— Иди прямо. Медленно, — чувству себя совсем потерянной, видя только маленький кусочек ковра под ногами и кончики своих сапог, я сделала первый несмелый шаг.

На третьем шаге, когда сердце замирало где-то в горле от ужаса, меня поймали за руки знакомые теплые ладони.

— Спокойно, моя Лисица, — голос Эргета позволил, наконец, почувствовать себя в безопасности.

Сделав еще несколько шагов, я оказалась на другом ковре, освещенном неярким огнем из очага. Хотелось выдернуть ладони и скинуть покрывало, заслоняющее лицо.

— Постой немного, — голос илбэчна звучал спокойно, сдержано, словно все происходящее было таким, как должно и все мои страхи и волнения надуманы и не к месту.

Мягкий порыв ветра и наступившая тишина свидетельствовали о том, что полы шатра были опущены, и мы теперь с Эргетом остались одни. Перед носками моих сапожек остановились загнутые носы обуви колдуна. Длинные пальцы подхватили покрывало и медленно подняли его, откидывая куда-то в сторону. На колдуна надели чистый дэгэл из серебристого шелка, а на поясе красовался пояс подаренный ханом.