— Айна?

— Прости, Огонечек, просто ты первый день на острове, а тебя уже собираются… — альвийка похлопала по тыльной стороне ладони, — сводить к бабочкам.

Соня посмотрела на Ремис:

— Это и правда такое завуалированное предложение?

— Пощему завуалированное? — пробубнила Таба с набитым ртом. — Там красиво, наши парни всегда млеют. Ты бы тоже…

Ремис снова отвесила ей затрещину, уселась за стол, устало потерла лоб и посмотрела на Соню:

— Извини. Еды привезли меньше обычного. И когда будет следующий корабль — неизвестно. Не то чтобы такого не бывало раньше, но народ беспокоится. Если бы ты согласилась, то все «самим мало» заткнулись бы недели на две точно. А после первой сделанной тобой лечилки они бы даже косо смотреть в вашу сторону не рискнули, что бы там не говорил Тормента.

— Я же говорила!.. — Айна расхохоталась.

— Тебя, вообще-то, тоже собираются сводить к бабочкам, — Соня ткнула ее локтем.

— Нет уж, — та чуть успокоилась. — Мне кроме Кристель никто не нужен. Это у тебя в каждой стране по любовнице.

— Женолюбки, — буркнула Таба и встала из-за стола. — Пойду организую турнир за новенького. Надеюсь, эти пьяницы еще не всю брагу выдули. Как стемнеет, можете выходить.

***

— Сколько? — Айна споткнулась о лавку, и Соня едва успела схватить ее за рубашку, не давая выпасть за борт.

— Четыреста километров, альвийка, — Ремис уложила свой мешок на дно лодки и взялась за весло, — это даже с попутным ветром четыреста километров.

— А поближе ничего нет? — Соня поежилась от прохладного ветра.

— Есть. Болото с ядовитыми мухами тебя устроит? Или лучше загаженные салирами скалы? Развалины — единственное разведанное место, где есть хоть какая-то крыша над головой, и куда никто из наших точно не сунется.

— Ну да, лодка-то одна, — Айна махнула рукой, и сумерки осветил яркий светляк, вспыхнувший метрах в трех перед носом лодки.

— Не только поэтому. Сами увидите.

Ремис оттолкнулась от причала и принялась грести.

***

Бет огляделась: поверхность небольшого озера, на берег которого привела его эта женщина, было почти полностью скрыто темно-зелеными листьями.

— Садись, Стаб, — женщина, назвавшаяся Табой, указала ему на расстеленную циновку. — Нужно немного подождать.

— Чего?

— Да не волнуйся ты так, — она рассмеялась и тут же поморщилась, прижав ладонь к синяку на скуле, заработанному в «турнире за право первой сводить новенького к бабочкам».

Он осторожно присел на край циновки. Женщина тут же по-хозяйски придвинула его ближе, приобняла и сунула в руки фляжку с местным спиртным. Посидев какое-то время и убедившись, что никаких подозрительных движений она больше не делает, Стаб успокоился и отхлебнул из фляжки. В голову полезли воспоминания о пережитом за эти дни: ритуал, трюм и продажа напарницы… Он вскинулся, поняв, что даже без гейса считает бывшего куратора напарницей, да и о себе, как о девушке, думает все реже. На глаза навернулись слезы. Сколько он так просидел, чуть всхлипывая и отпивая спиртное небольшими глотками, Стаб не знал. Но в какой-то момент он вдруг понял, что от озера идет свет. Смахнув слезы, он посмотрел на воду и не смог сдержать восхищенного вздоха: между листьями всплывали чуть светящиеся шары.

— Начинается. Смотри внимательно, — прошептала женщина и прижалась к нему.

Шары медленно раскрылись, и Стаб понял, что это цветы. Большие светящиеся цветы. А потом деревья на противоположном берегу покрылись светящимися точками. Точек становилось все больше, вот они поднялись в воздух и закружились над цветами словно облако. Одна такая точка приблизилась и превратилась в небольшую бабочку со светящимися крыльями.

— Что это?

— Файры.

Лицо Табы, освещенное цветами и крыльями бабочек, вдруг оказалось очень близко.

Ан Домхайн. Восемнадцатое мая.

В лодке было холодно, и Соня так и не смогла толком уснуть, даже когда полностью завернулась в циновку, вместе с устроившейся на ее животе Вайсой. Ранним утром она, стуча зубами, выбралась из своего импровизированного спальника и огляделась: лодка по широкой дуге огибала устье какой-то реки, с растущими прямо в воде необычными деревьями. «Болото с мошкарой, как в Бергии», — пояснила Айна, сменившая Ремис у руля. Сама женщина в это время преспокойно спала, привалившись спиной к мачте и закутавшись в плащ, который хоть и выглядел потрепанным, но явно был теплее циновки. А вот Айна как была, так и осталась в своей обычной одежде. Приглядевшись, Соня заметила, что воздух над плечами альвийки едва заметно дрожит, а перебежавшая на колени хозяйки линса только подтвердила догадку о согревающем заклинании.

Часа через два они сделали короткую остановку в небольшой окруженной скалами бухте, где Соня наконец-то смогла хоть немного размяться, согреться и узнать, куда именно они плывут. По словам Ремис, развалины нашла она с Табой пять лет назад, когда испытывали лодку, которую нашли на берегу и отремонтировали. Внезапный короткий шторм отнес их далеко на юг и оставил без весел и паруса. Тогда они с напарницей попробовали добраться до поселка пешком и наткнулись сперва на тропинку, а потом и на разрушенный то ли поселок, то ли фабрику. Несмотря на явную древность, в зданиях, точнее в том, что от них осталось, сохранились кое-какие вещи, с помощью которых удалось подлатать лодку. С тех пор развалины трижды пытались исследовать. Из домов, стоявших на краю поляны, вынесли медные и бронзовые детали от каких-то механизмов, которые переплавили на нужные в хозяйстве вещи вроде ножей и рыболовных крючков. Но до остальных развалин добраться не получалось. Даже на краю поляны через некоторое время становилось не по себе, а стоило пройти метров сорок-пятьдесят к центру, как начинала болеть голова, потом к мигрени добавлялась слепота, обморок или галлюцинации. После короткого отдыха и, особенно, такого рассказа возвращаться в лодку Соне очень не хотелось, но деваться было некуда.

Чем дальше они плыли, тем реже попадались песчаные пляжи, да и сам берег становился все выше, пока окончательно не сменился скалами, над которыми кружили редкие стайги и множество птиц помельче. К полудню солнце стало припекать, Соня снова накрылась циновкой и уснула. Разбудила ее Айна, похлопавшая по плечу:

— Просыпайся, Огонечек.

Соня выбралась из-под циновки и огляделась: парус был уже убран, а лодка вот-вот должна была причалить к небольшому деревянному пирсу.

— Хаш-ш-ш, — Соня с хрустом потянулась. — Как же все болит, — она огляделась. — А песок здесь другой, светлее, чем у поселка.

— Это кости троллей, — мрачно буркнула Ремис, вытаскивая на пирс оба мешка.

— Разве это не легенда? — Соня обернулась.

— Я с вами не пойду, — Ремис проигнорировала ее вопрос. — Поднимитесь по тропинке, — она махнула рукой куда-то за спину Сони, — и пройдете на север километра три. Там высокий холм с остатками башни и вокруг развалины — не заблудитесь. Сыр и мясо экономьте, вам пока здоровье позволяет. Фруктов здесь растет немного, но вам на двоих хватит. Я постараюсь приплыть дней через десять. Если вдруг не получится, не вздумайте идти в поселок пешком — мошкара в болоте ядовитая. Днем не рыбачьте. Впрочем, ты, альвийка, и так знаешь.

— Погоди, — Соня, понявшая, что женщина вот-вот отчалит, вытащила из-за пояса оставшиеся листочки с печатями исцеляющих заклинаний. — Держи, вам пригодятся.