— Наш беглец с Луны вот-вот открутит дружочку голову и нам придется вызывать отловочную команду. А тебе — выкручиваться в Cенате одной.

— Мне уже все равно, братец. Пусть договариваются, как хотят. Братоубийства не хотелось бы, конечно. Боги, я до сих пор не понимаю, что же они затевали десять лет назад! Анна собиралась предать их обоих? Уже тогда стакнулась с Халифатом? Хотела разрушить Рим? Как же Гай молчал столько времени! Как только он ей позволил продолжать командовать Третьим флотом.

Антоний неопределенно хмыкнул.

— А ты что, не слышала, что он сказал? «Ночью она проговорилась». Ежу же понятно, они с Анной где-то проводили время, накануне мятежа. Где-то, откуда можно было конвертопланом долететь и к флоту, и на Землю. На Степи, может быть. Они, похоже, были любовниками. Если только это не был тройственный союз, что-то опасаюсь уточнять на этот счет у Конрада!

— Почему обязательно любовниками? Может, единомышленниками.

— О единомышленниках так горячо не говорят! И потом — ты бы стала сдавать сенату свою любовь, пусть и бывшую?

Электра закусила губу.

— Вот он и не сдал. Я, честно говоря, другого опасаюсь, — обнадежил ее кузен. — Сейчас эти достопочтенные монстры твоими усилиями помирятся, и потом Конрад тебя по щелчку пальцев в Тибре утопит. Предварительно сунув в мешок. Готова стать диктатором Великого Рима на таких условиях? Тебе вот с ними работать придется.

— Я по-прежнему считаю, что мы все обезумели. Но другого выхода не вижу.

Антоний подошел к опустевшему столику, взял запотевшую бутылку и налил по бокалу ей и себе.

— За тебя, сестричка.

Электра молча выпила. Вино было очень прохладным, коснулось языка свежестью и провалилось куда-то под сердце. Белые туманные силуэты медленно кружили в небе, как птицы над колодцем. Совсем не хищные, но все равно страшные — будто бы из сна.

«Для этого вас сделали», сказал ей Гай Тарквиний во время боя за Землю.

В чип упали результаты запроса по названиям «Элефсина» и «Энлиль», она запустила широкоформатный поиск, еще улетая со «Светоносного», потратив изрядно баллов. Первая должна была сойти со стапелей на Гекате только в следующем году. Второй корабль не существовал нигде и никогда.

Сейчас Гай вернется и перед тем, как согласиться на перемену судьбы, она задаст ему свой вопрос.

***

Столько всего нужно спросить у Гая, прежде чем становиться его дуумвиром. Пусть сенатское меньшинство, чьи голоса необходимы для назначения диктаторов, думает, что она будет стопкраном для ненавистного Тарквиния, предохранителем в системе, ядром на его ноге. Пусть мыслят использовать ее так же, как Люций, повесивший алмазным замком на свой флот. Пусть Конрад из мстительности и в пику Гаю бросил ему в лицо, что охотно поддержит дуумвират — лишь бы не допустить единоличного триумфа прежнего друга. Что бы ни воображали они все, она ясно видит — ни тени раскола между диктаторами нельзя будет допустить; дуумвирам придется стать единой волей с двумя лицами.

Что же спросить у него? Времени так мало. Что важнее всего?

Вы действительно хотели развязать войну ради диктаторской власти? А ваши разработки, там, в горах — правда ли вам удалось стабилизировать к-переход без конвертоплана, с обратным выделением энергии? Как связаны с этим инопланетники, зачем они вам понадобились? Удалось ли Ллиру пресечь связь между ними и вашей лабораторией, или я все еще должна беловолосому тайи?

Нет. Я спрошу то, что касается лично меня. Пока я еще не диктатор и имею право на что-то личное. Потому что потом я буду принадлежать Риму целиком.

На инаугурацию летели в тяжелом представительском флаере Тарквиния, с гербами Семьи на боках, в сопровождении вооруженного шаттла охраны. Подцвеченные розовым закатным солнцем облака громоздились в густо-синем небе, под иллюминатором проплывало пестротканое покрывало Апеннинского полуострова. Зажигались первые звезды. Юпитер горел золотой каплей, а справа от него уже можно было различить яркую Венеру.

«Политически было бы выгоднее показать самостоятельность, — написал ей дядя Корнелий. — Лучше прилетай первая, с Антонием».

— Политически мы находимся в состоянии катастрофы и на пороге гибели. Какая разница, кто с кем прилетит, кто первым подымется по ступеням Пантеона, — ответила она вслух.

— Только квиритам этого не сообщайте, — отозвался Гай. — Люди хотели бы услышать что-то более обнадеживающее.

— Я и сама хотела бы услышать обнадеживающее, раз уж вы не убили нас с Люцием и готовы с нами работать. Что мы сделаем сразу после назначения? Как поделим обязанности?

— Я распакую Крепости. А вы — вы отправитесь на флот и проследите, чтобы адмирал был в порядке. И не натворил бед, как пушка, которая с цепи сорвалась.

— Слишком ловко он взял флот в свои руки, чтобы походить на сорвавшегося, — Электра благодарно посмотрела на Антония. Кузен явно не был в восторге от Люца, но счел нужным ее поддержать.

— Ловко, неловко, а вы, Электра, будете контролировать своего суженого. Думаете, я согласился бы на дуумвират с вами, если бы Аурелий был договороспособен?

— Я вернула ему кольцо. И контролировать его смогу не больше, чем вы — как диктатор.

— Вот и займитесь. Люций будет работать адмиралом, а вы, хотите того или нет, это мне обеспечите.

— Зачем вы вообще мне его вернули, если он, по-вашему, недоговороспособен.

— Леда Фуррия сгорела вместе с «Персефоной», Марий Спурин нужен Первому, Аэций Лентилл непригоден, Янус Метелл недоступен, на Палатине — мне продолжать? — с раздражением бросил Тарквиний. — На безрыбье, знаете ли, и рак на горе свистнет! Все, подлетаем. Соберитесь.

Антоний ободряюще сжал ей запястье и направился на свое место, в ряды зрителей, собравшихся вдоль круглых стен, в проемах между колоннами. Не сказать, чтобы они отличались плотностью, ряды эти. Кто-то предпочел подключиться виртуально, а кого-то и на планете уже не было — конвертодромы еще работали, за исключением марсельского.

«При всей поддержке, которую собрала тебе Семья, это чистая формальность. Все решено заранее», — написал ей в чип старший Флавий.

Электра вздернула подбородок и пошла вперед. На ней был диктаторский мундир цвета венозной крови или зерен граната, ни украшений, ни знаков отличия. Гай невозмутимо шагал рядом, холодный, собранный. Конрад по понятным причинам остался в поместье, сказал, что прогуляется пока по знакомым местам. Они с Гаем тут отдуваются, а старый гад лазает по горам, любуясь на коз!

Ей почему-то казалось, что процедура объявления диктатуры будет какой-то пышной, особенно значительной, но все выглядело буднично. В зале находились не только сенаторы, но и простые квириты, из тех, кто ничего не мог сделать с кораблями в небе и обломками на орбите, не был занят на непосредственных работах по устранению последствий боя и не оплакивал погибших с близкими родственниками. Они пришли сюда, чтобы поддержать выбор диктатора и тем самым проявить свое гражданское чувство.

Ужасная тоска стиснула сердце. Кажется, что сейчас, под этим круглым куполом, из центра которого на возвышение падал столб света, в точности как в древнем Пантеоне, среди этих стен, облицованных пестрым мрамором и травертином, произойдет нечто, чего уж не исправить, не вернуть. Возможно, сейчас она перестанет быть собой. В зале царила ожидающая и внимательная тишина. Как же давно Рим не воевал.

— Единогласно и по сумме их дел сенат и народ римский призывают двух диктаторов одновременно, — торжественно произнес Корнелий Флавий. Электра опустила глаза и увидела — как не свою — руку, багряный рукав мундира, ладонь, лежащую на возвышении, среди мраморных листьев аканта. Рядом — узкую смуглую ладонь Гая Тарквиния.

Не закрывай глаза, сказала она себе. Не смей зажмуриваться.

Это не я. Это не со мной происходит.

В это время ожил чип. Вызов был от Люция.

«Электра, ты где?»

Опомнился, здравствуйте.

«Люций, что тебе. Я в Сенате, занята. Сейчас будут назначать магистра эквитум».