— Какая королева, государь?

— Королева-мать, черт побери!

— Государь, в Лувре не может быть другой королевы, кроме добродетельной супруги вашего величества. Мадам Екатерину все считают королевой потому, что ее боятся. Сделайтесь любимым, государь, и вы станете королем!

Король, по-видимому, сделал над собой усилие и наконец решился.

— Итак, я повторю то выражение, что вы столь великолепно истолковали. Дело согласовано, мой дорогой Луи, благодарю за добрый совет, благодарю за то, что вы заставили меня действовать по справедливости, благодарю за то, что вы рассеяли все мои сомнения! Подайте мне перо и пергамент.

Принц де Конде пододвинул кресло короля к столу.

Король сел.

Принц де Конде подал ему пергамент; король взял протянутое ему перо и написал традиционную фразу:

"Божьей милостью Франциск, король Франции, приветствует всех ныне живущих и еще не родившихся…"

В этот момент вошел офицер, ранее посланный в особняк Колиньи, и объявил, что прибыла госпожа адмиральша.

Король остановился на полуслове, вскочил, и доброе выражение его лица стало невыразимо жестоким.

— Что случилось, государь? — спросил принц де Конде, озадаченный столь резкой переменой.

— Вы обо всем узнаете, мой кузен.

Затем он обратился к офицеру:

— Просите госпожу адмиральшу.

— Госпожа адмиральша, по всей вероятности, будет беседовать с вами по личному делу, государь? — осведомился принц. — Тогда, с позволения вашего величества, я удаляюсь.

— Ни в коем случае! Напротив, я желаю, чтобы вы, мой кузен, остались и присутствовали при нашей беседе, не упустив ни единого слова. Вы уже знаете, как я умею миловать, — и он взял в руки пергамент, — теперь я вам покажу, как я умею карать.

Принц де Конде мысленно содрогнулся. Он понял, что присутствие адмиральши в апартаментах короля, где она всегда бывала только вынужденно, каким-то образом связано с причиной, приведшей его сюда, и у него зародилось смутное предчувствие, что сейчас произойдет что-то ужасное.

Портьера, опустившаяся за офицером, через несколько мгновений вновь поднялась и появилась адмиральша.

Госпожа адмиральша, еще не видя короля, заметила принца де Конде. Она уже готова была послать ему самый сердечный и ласковый взгляд, как вдруг у нее перед глазами возникло лицо Франциска.

Выражение гнева, запечатлевшееся на этом лице, заставило адмиральшу опустить голову и вздрогнуть.

Представ перед королем, она поклонилась.

— Я призвал вас сюда, госпожа адмиральша, — побелевшими губами произнес сквозь зубы король, — чтобы попросить дать мне разгадку непонятного происшествия: я тщетно ищу ее все утро.

— Я всегда в распоряжении моего короля, — пробормотала адмиральша.

— Даже для того, чтобы разгадывать загадки? — спросил Франциск. — Тем лучше! Я счастлив об этом слышать, так что, не теряя времени, примемся за дело.

Адмиральша поклонилась.

— Не соизволите ли нам объяснить, нам и нашему дорогому кузену де Конде, — продолжал король, — как могло случиться, что записка, написанная по нашему приказанию одной придворной особой, оказалась утеряна вами вчера вечером в апартаментах королевы-матери?

И только теперь принц де Конде понял, что означала пробежавшая по нему дрожь, когда объявили о приходе адмиральши.

И только теперь истина полностью предстала перед ним, будто внезапно явившись из-под земли, а в ушах зазвучали страшные слова короля: "Я вам покажу, как я умею карать!"

Он бросил взгляд на адмиральшу.

А та смотрела на него и, казалось, молчаливо спрашивала: "Что отвечать королю?"

Король не понял пантомимы, разыгрываемой двумя заговорщиками, и продолжал:

— Что ж, госпожа адмиральша, загадка налицо, мы просим дать ключ к разгадке.

Адмиральша молчала.

А король говорил:

— Но, возможно, вы не совсем поняли мой вопрос, и потому я его повторю. Как могло случиться, что записка, адресованная не вам, очутилась у вас в руках и вследствие какой оплошности или какого коварства она выпала у вас из кармана на ковер в апартаментах королевы-матери, а с ковра в апартаментах королевы-матери попала в руки господина де Жуэнвиля?

За это время адмиральша сумела взять себя в руки.

— Все очень просто, государь, — отвечала она, вернув себе обычное хладнокровие. — Я нашла эту записку в одном из коридоров Лувра, что ведет к залу Метаморфоз, подобрала ее, прочла, а поскольку почерк оказался мне незнаком, то понесла ее к королеве-матери, намереваясь спросить у нее, не более ли она в этом сведуща, чем я. В это время у ее величества присутствовало обширное собрание поэтов и писателей, и среди них находился господин де Брантом: он рассказывал столь невероятные истории, что все смеялись до слез, и я среди прочих; причем, государь, смеялась я так сильно, что мне понадобился платок, а когда я вынимала платок из кармана, по-видимому, на пол выпала эта злосчастная записка, про которую я тогда забыла. И когда я ее хватилась, то ее уже не было ни в кармане, ни на полу рядом со мной, и я предполагаю, что ее успел поднять господин де Жуэнвиль.

— Рассказ весьма правдоподобен, — сказал король с насмешливой улыбкой, — но за правду я его не приму, как бы правдоподобно он ни выглядел.

— Ваше величество, что вы этим хотите сказать? — забеспокоилась адмиральша.

— Вы нашли эту записку? — спросил король.

— Да, государь.

— Отлично; тогда вам легко будет сказать мне, во что она была завернута…

— Но, — пробормотала адмиральша, — она ни во что не была завернута, государь…

— Ни во что не была завернута?

— Нет, — побледнев, ответила адмиральша, — она просто была сложена вчетверо.

Тут на принца де Конде мгновенно снизошло озарение.

Очевидно, мадемуазель де Сент-Андре объяснила королю пропажу записки тем, что она потеряла платок. К несчастью, то, что совершенно ясно было для г-на де Конде, было непонятно госпоже адмиральше.

И она опустила голову под пытливым взглядом короля, дрожа все больше и больше и самим своим молчанием доказывая, что королевский гнев навис над ней заслуженно.

— Госпожа адмиральша, — произнес Франциск, — для столь набожной особы, как вы, согласитесь, ваши слова — грех, ибо это ложь, причем из самых наглых.

— Государь! — пробормотала адмиральша.

— Уж не плоды ли это новой религии, сударыня? — продолжал король. — Вот тут наш кузен де Конде, хотя и католический принц, только что в самых трогательных выражениях вещал о реформе. Так ответьте теперь сами госпоже адмиральше, наш дорогой кузен, и скажите ей от нашего имени, что, к какой бы религии человек ни принадлежал, все равно дурно обманывать своего короля.

— Смилуйтесь, государь! — пробормотала адмиральша со слезами на глазах, видя, как гнев короля нарастает со скоростью прилива.

— Да, кстати, а по какому поводу вы просите у меня милостивого к себе отношения, госпожа адмиральша? — возмутился Франциск. — Если бы мне час назад рассказали о вас нечто подобное, я готов был бы, напротив, дать руку на отсечение, что вы самый несгибаемый человек в моем королевстве.

— Государь! — воскликнула адмиральша, гордо подняв голову. — Я выдержу ваш гнев, но не ваши насмешки. Да, это правда, я не подбирала вашей записки.

— Значит, вы в этом признаетесь? — с триумфом провозгласил король.

— Да, государь, — без лишних слов ответила адмиральша.

— Значит, эту записку вам кто-то передал?

— Да, государь.

Принц внимательно следил за ходом беседы с явным намерением в подходящий момент в нее вмешаться.

— Так кто же вам ее передал, госпожа адмиральша? продолжал спрашивать король.

— Я не смею назвать этого человека, государь, — твердо заявила в ответ г-жа де Колиньи.

— Отчего же, кузина? — заговорил принц де Конде, перехватив инициативу.