I

Олловин вышел из лощины, в которой тренировался последние несколько лун и оглядел мир, что предстал перед ним.

Перед юным воином открылась долина на столь большая, что тянулась до самого горизонта, изредка проряжаемая странными игольчатыми строениями. Выжженая красная земля была похожа на чью-то безумную картину, а не на часть природы. Война уничтожила всё. От зелёных могучих деревьев, до черноты земли, столь ужасна она была. Приглядевшись, Олловин увидел, как земля то тут, то там дымилась, и до юноши доносился запах, вызывающий рвотный рефлекс. Запах был похож на смесь серы и трупного аромата, что говорило о том, что даже спустя многие луны, тела и кости павших тут горели бесконечным пламенем.

Олловин помнил, как ему говорил учитель, что тёмная магия способна выжигать жизнь из всего, даже из земли, но он не верил. А сейчас, смотря на бескрайнюю долину, что была выжжена от земли до неба, парень понимал, что его учитель ему не лгал. Увиденное пугало юного воина, столь сильно, что он стал робко отступать в сторону прохода в горах, из которого он вышел недавно. Когда он почти дошёл до входа в лощину, его тело перестало его слушаться, и юноша вновь услышал голос в голове:

«Олловин, я могу тебя обрадовать, ровно так же, как и огорчить. Я не ощущаю в данном месте тёмной магии. Всю данную долину залили светлой магией, которая уничтожила всё живое. Я видел такую магию раньше, подобной была уничтожена целая деревня культистов по моей вине. Теперь нам точно нужно в Столицу. Только там мы узнаем ответ на то, что тут происходит. Да и экипировку для тебя найти там проще.»

— Святая магия? Т-ты уверен? — заикаясь, спросил Олловин в пустоту, обращаясь к Аэгрону.

«Да, юноша. Магия тут была только святая. Я ей сам пользовался в своё время. И прекрасно помню последствия. Так что, давай пока без вопросов, пора выдвигаться в путь. И тебе нужно найти таверну, погода меняется, скоро будет буря, которую лучше переждать под крышей.»

— Буря? Да, надо идти тогда… Только в какой стороне Столица?

«Иди всегда на запад. И ты не ошибёшься, Столица на закате.» — произнёс голос у Олловина в голове. И юноша молча, хоть и крайне понуро, стал отходить от входа в лощину, осторожно ступая на красную, мёртвую землю, которая хрустела под каждым его шагом.

Сделав несколько первых шагов, молодой воин стал ощущать себя увереннее, с каждым шагом более твёрдо ставя ногу в сыпучую почву. Подняв голову к нему, Олловин посмотрел на солнце и улыбнулся его яркому свечению. Юноша смотрел на чистое небо, на котором не было видно ни единого облака, и не понимал, как в этой голубизне могла появиться буря. Но он понимал, по горькому опыту помня, что величайший герой всех времён, чья душа делит с ним тело, юноша понимал, что Аэгрон не ошибается. Поэтому, погревшись в лучах яркого солнца, молодой воин решительно двинулся в сторону заката.

Юноша шёл, задумавшись обо всём произошедшем. Олловин шёл, потупив взгляд, не обращая внимания на происходящее, его голова была забита кадрами из боя с его учителем, кадрами выгоревшей земли и картинками из прошлого его нового наставника. Но, вопреки рекам магии, солнце неустанно стало склоняться к земле, представляя силу для сумерек. А вечер, равно как и ночь — время для различных тёмных тварей, как говорили все вокруг Олловина, от родителей, до храмовых служителей. Юношу в себя привёл жуткий вой, который раздался где-то позади. Оглядевшись вокруг, Олловин увидел, что солнце уже почти коснулось горизонта, и темень ночи начала брать своё. Наблюдая за закатом, юноша вспомнил отрывок стиха-страшилки, одного из тех, которым пугают детей.

Пусть Тьма идёт на грешный мир,

С собой неся всю боль и страх.

Беги ты путник, хоть в трактир,

Коль слаб ты на мечах.

Ведь монстры ночи, дети Тьмы,

Идут за вашей жизнью,

Не доверяй вечернему затишью,

Ведь твари эти хуже и чумы.

Они рвут всех и вся, кто ходит днём.

Грызут и отгрызают,

А кто-то вас проглотит аж живьём,

И никто не сможет и спасти, все потеряют.

Надежду, веру и отвагу,

Забьются в дальний угол дома

И не спасти вас будет магу,

Ведь все боятся грома…

Олловина бросило в дрожь от этого стишка, ведь сейчас он слышал чей-то вой. Вой, не принадлежавший ни одному живому созданию, означал приближение ночи, а значит, и тварей, которые подстерегали всех неудачливых путников.

Юноша задумался над тем, что за тварь могла так выть. Его мысли путались, вспоминая всех ночных тварей, о которых ему рассказывали сначала сиделки, а потом уже и в храме, в первые дни послушания. Юноша думал, вспоминая рассказы, и начал сравнивать вой с теми, о ком слышал. Был ли то дуллахан, воин, чья душа не обрела покоя и была отвергнута самим Дааном, обречённый скитаться по земле, забирая жизни путников, пытаясь найти себе новое тело, убивая нерадивых путников, которые не владели даже толикой магии, дабы противостоять ему? Или же это был обычный упырь, вампир, что не мог выходить на свет из-за проклятия Хаоса, что скитался в ночи и пожинал кровь путников, кося их, словно веточки, выпивая их досуха, и все, кто не умел держать в руках оружия, падали пред ним, словно колоски ржи под ветром? А может, Олловин зря накручивал сам себя, и это был всего лишь волк? Молодой воин не стремился поскорее узнать ответ, ведь он находился на тракте, до которого дошёл в раздумьях, и не видел ни одной таверны вокруг.

Но, будь то судьба, или злой рок, Олловину всё же суждено было столкнуться с существом, что издавало этот вой. Вернее, с существами. Стоило юноше отвлечься от своих мыслей, как он почувствовал напряжение в воздухе, и инстинктивно потянулся к мечу. Стоило ему коснуться эфеса, как тут же в пятнадцати футах от него, вдоль тракта из-под земли начали выпрыгивать странные, низкорослые существа. Это были гоблины «красного колпака». Олловин читал о них. Злые, ненавидящие всё существа, были похожи на гномов, но были более щуплыми, худыми. Ростом не более трёх футов, они имели крайне длинные руки, что почти касались земли. Двигаясь на ногах, напоминающих лапы, согнутых в коленках, они были крайне проворны и быстры. Гоблины не признавали доспехов, нося лишь тряпочные одеяния, будь то рубашки или туники, любая одежда людей была для них слишком велика, поэтому она выглядела на них, словно платья. Из оружия гоблины предпочитали большие ножи или серпы, орудуя ими быстро и кровожадно, как заправские мясники. А красными колпаками люди их прозвали за то, что для этих гоблинов самым почётным головным убором был обычный колпак, пропитанный кровью жертв. Однако, не смотря на столь невинное, даже для монстра, описание, гоблины эти были опасны тем, что они никогда не нападали по одиночке. И сейчас напротив Олловина стояло уже восемь этих тварей, завывающих в унисон, прогнозируя быструю, как им казалось, победу.

Олловин сжал руку на эфесе меча, но рука предательски начала дрожать, потому что он не сражался раньше, и даже его бой с учителем был исполнен не им самим, а героем внутри него. Но, как бы то ни было, юноша понимал, что данный бой ему стоит провести лично, дабы показать свою решимость в деле правосудия и Света. Поборов свою дрожь и страх, Олловин вытащил меч из ножен и направил остриём к земле. Закрыв глаза, юноша сосредоточился, вспоминая все уроки его наставников о том, как правильно драться на мечах, с чего начинать и как правильно бить, дабы не потерять свой меч. Вспоминая каждое движение, которое он оттачивал снова и снова, каждый шаг и выпад, которые он зубрил, юноша услышал, что первый гоблин осмелился начать бой, посчитав, что человек напротив сдался. Издав дикий визг, который резал уши, красный колпак резко рванул в сторону Олловина, на бегу поднимая свой ржавый нож над головой. И вот, когда до воина оставалось всего лишь фут, визг гоблина прервался, вместе с его жизнью. Олловин сделал резкий, молниеносный выпад, рассекая воздух перед собой дугой. Этим выпадом воин отсёк голову красного колпака от шеи, будто это была обычная тряпичная игрушка. Согнув колени, Олловин поймал падающее тело гоблина, и закрылся им от прямого удара другого гоблина, попутно протыкая грудь третьему. Вопреки ожиданию юноши, гоблины оказались никудышными воинами, годными лишь для того, чтобы даже начинающий боец на мечах использовал их в качестве подвижных манекенов для оттачивания навыков. Поэтому, спустя каких-то двадцать ударов сердца, Олловина окружало много крови и трупы гоблинов. На нём же не было существенных повреждений, если не считать пару царапин на кисти, в которой держал меч, оставленных серпом одного из гоблинов, который был самым быстрым из всех. Оглядев поле битвы, или же бойни, что было более явно, Олловин не испытал ни малейшего чувства отвращения либо жалости, потому что он знал, что твари перед ним — всего лишь монстры ночи, и им не ведома жалость к народам света. Разглядывая то, к чему привело его мастерство во владении мечом, юноша услышал голос в голове: