Мне… Было скучно, пусто и грустно.

Хотя, возможно, сначала стоит представиться? Хотя мертвецу не будет нужно имя.

Я Казума Охаёми, мне пятнадцать лет и я абсолютно не понимаю, зачем нужна жизнь.

На столе передо мной лежит письмо, пришедшее от родственников в городе. Там написано, что мои родители, напившись, упали в реку и утонули. Никогда не понимал пьющих людей.

В открытый оконный проем влетел воробей. Чирикнул. Сел на стол и нагадил на письмо. Такой радостный. Сейчас улетит и будет хлопотать о хозяйстве, гнезде, птенцах. Счастливый. Суетится в этой клетке, названной "мир", и ему нипочем. Нет у него разума, чтобы думать. Иногда хочется быть таким же.

У меня… Нет больше причин жить. Не то, что бы я был сильно привязан к родителям, нет. Просто у меня нет собственных амбиций. Этот дом, где я сейчас пребываю, развалившись на татами и пустыми глазами глядя на потолок, скоро будет не моим, а родственничков — никто и не против. Я просто ощутил, что дела и действия, выполняемые мной бездумно на протяжении всей моей сознательной жизни, были всего лишь повязкой на глазах. Осознание того, что родители мной довольны, давало мне смысл жизни. Это был как поплавок, удерживающий грузик, дабы он не утонул в депрессию.

Грузик оторвался от поплавка. Повязка спала. Смысла больше нет. Я мог бы жить для того, чтобы просто не умирать… Но это как копать яму для того, чтобы ее засыпать потом. Бессмысленно. Не нужно мне. Я не почувствую себя живым.

Говорят, понимаешь ценность вещи только тогда, когда теряешь ее. Это правда. Знаю на собственном опыте. И мне теперь стало интересно.

"Моя жизнь ценна?"

Ответ: не знаю. Если я ее потеряю, будет уже поздно. Но, не сделав этого, я не пойму ничего. Может, там, за границами этого серого мира, есть смысл?

Дрожащими руками я взял церемониальный нож. Остро заточенный, он всегда лежал в комнате папы. Отец был постоянно готов забрать чью-то жизнь или умереть самому — только теперь я это понял.

Я еще раз перечитал записку, что оставил на столе.

"Прощайте"

Ничего более осмысленного я из себя выдавить не смог. Да и кто будет искать смысл в каракулях мертвеца?

Сесть на пол, согнув под собой колени, будто для молитвы. Передо мной стоит пиала с саке — думаю, перед смертью я пойму чувства алкоголиков. Лицо обращено на восток. Сейчас утро. Краешек солнца только-только вылез из-под земли, окрасив верхушки деревьев в яркие и жизнерадостные цвета. Когда оно выйдет ровно наполовину из-под земли, я лишу себя жизни.

Мне не было ее жаль. Я был идеален. Ошибок, о которых я бы мог жалеть, просто не было.

Солнце неспешно всходило. Я вдруг успокоился. Положил нож и поднял пиалу с саке большими и указательными пальцами обоих рук. Прислонил ее краешек к губам и осторожно запрокидывал голову по мере того, как жидкость исчезала у меня во рту. Полностью выпив эту пиалу, вытер губы и вынес вердикт:

— Гадость.

Солнце уже поднялось из-за горизонта на треть. Я взял твердыми руками обратным хватом нож и приставил к левой стороне живота.

— Надеюсь, в моем дальнейшем существовании будет хоть немного смысла. Если я вообще буду как-то после смерти существовать.

Солнце — идеальный полукруг света, выступающий из-под земли на границе, где встречаются небо и земля. Сознание очистилось. Страх ушел. Нож беззвучно вошел в плоть. Больно. Усилием воли держу рукоять и тяну нож вправо и вверх. С чавкающим звуком лезвие разрезает внутренние органы. Я сгибаюсь в конвульсиях предсмертной агонии. Сознание гаснет.

Мое первое освобождение — в смерти.

Так я думал. Но мир решил иначе.

Открываю глаза. Боль пульсирует по телу. Лежа на татами, через окно нашего дома вижу небо. Темное и усыпанное сотнями звезд. Красиво.

Почему я жив?

Я попытался приподняться с пола. Не получилось. Нагнул голову, чтобы узнать. что вызывает такую сильную боль в разных местах. И немного удивился. Торчащая из абсолютно гладкого — без единого следа того самого разреза — живота рукоять ножа. И отсутствующая нога.

Я не помню, чтобы отрезал себе ногу. Как сильно болит…

Нестерпимо хочется есть. Хоть что-нибудь.

Что это за звуки? Кто-то ужинает. Но почему в моем доме? Родственники приехали, наверное. Усилием воли поворачиваю голову. Такая слабость в теле…

В углу комнаты, развалившись, сидел человек, жующий какие-то куски мяса и запивающий отцовским саке. Странный цвет кожи, красные глаза, клыки и когти — эти детали бросались в глаза даже при беглом осмотре. Я только слышал байки о таких людях.

Черт, да что со мной! Ноги нет, нож торчит в животе, а я все еще не умер и даже не собираюсь сходить с ума из-за боли по всему телу. И мне так сильно хочется есть, желательно мясо, что я не могу больше даже думать о чем-то другом. Я выдавил хрип изо рта. На губах появились кровавые пузыри.

— Кх… Квха… Дай… Мвхясо… Еда…

Человек в углу отвлекся и удивленно уставился на меня. Я, изо всех сил напрягая свою слабую руку, поднял ее и протянул в сторону еды. Он не двигался несколько секунд, затем в один рывок преодолел расстояние между нами и заглянул в глаза. Его рот растянулся в кровожадной улыбке, когда он навис над моим лицом.

— Я — демон. — весело ухмыляясь, сообщил он.

— Еды…

— Ты меня не боишься, что-ли? — он разочарован. Грусть так и проглядывает в его выражении лица.

— Дай поесть…

— Эм… — он в полном недоумении, — Извини, но у меня из еды только твоя нога. Хочешь? — он помахал перед моим лицом куском мяса, с интересом смотря на мою реакцию.

Мне было все равно, что есть. Нужна была еда. И она сейчас качалась прямо над моим лицом — такая красная, сочная и аппетитная, что в шейных и челюстных мускулах вдруг появились силы. Я резко приподнял голову, и вцепился зубами в плоть. Свою же собственную плоть.

Чавк, чавк. Глоть.

Выдох облегчения.

— Еще… Дай мне еще!

Я потянулся руками к оставшемуся куску мяса. Демон со смесью шока и жуткого любопытства наблюдал за моими потугами.

— Не-не-не, это моя-я-я добыча. Ты же не человек, верно?

— Еду…

— Плохой. Ты что, не знаешь, что это моя территория?

— Все что угодно сделаю… Дай только пожрать, прошу! — выкрикнул я, безумно одержимый желанием насытить свое тело, наполнить все клеточки своей плоти этим живительным теплом пищи.

— Все что угодно… Так, да?

Демону явно понравилось мое предложение. Он лег на пол рядом, подложил под голову руку, а во второй держал еще один сочный кусок кровавого мяса и дразнил меня им, качая его вправо-влево прямо над моим лицом.

— Хм… У тебя мясо очень вкусное и питательное, почти как у "редкой крови"… Да и к тому же, ты не человек, а значит, можешь даже регенерировать это самое мясо! Если тебе дать поесть — ты отрегенерируешься, а потом я снова возьму излишки мяса! Я же ведь гений, верно? Ты же так же думаешь, а?

Я тем временем не мог поймать кусок мяса зубами и потому вытянул язык и слизывал кровь.

— Я вот только не пойму — как демон может не пахнуть? Ты и не человек, и даже и не демон — ты как труп. Эй, теперь ты будешь моей персональной постоянной едой, ясно? И я даже кормить тебя буду… Сейчас, подожди…

Демон вышел на улицу, положив мне в рот еще кусочек, и я жевал, наслаждался вкусом. Мне было наплевать на то, что нога все еще жутко болела, на то, что в моем доме сейчас был один из тех самых о: ни(демоны-людоеды из японской мифологии) из легенд, и даже на нож в груди — я смаковал каждое волокно в мясе, пробовал каждую каплю кровавого вина, которым оно было пропитано.

Неподалеку от дома раздался панический крик соседки, затем хохот демона и чавкающие звуки. Меня это не заботило, я ел.

Демон вернулся, таща за собой окровавленное тело. За ним на полу оставались красные следы, а за трупом, волочащимся по полу — полоса. Он бросил это рядом со мной, вытащил нож из моей груди и начал резать тело.