Совсем уходить в подростковые протесты Даша не стала, поэтому на вызов от мужа ответила сразу и отнекиваться от его предложения заехать за ней не стала.

Оставшуюся часть дня оба вели себя так, будто ничего особенного сегодня не произошло. И только когда пришло время укладываться в постель, Василий проговорился.

— Я сегодня струхнул, вернувшись. Вдруг подумал, что ты ушла из дома. Знаешь, ни как взрослая, а как сбегают дети или коты, и их нужно срочно искать с милицией и объявлениями на столбах, пока с ними не случилась беда.

— Отвечая на твой звонок, мне представилось, что ты делаешь это втайне от своих, спрятавшись в туалете, — ответила откровенностью на откровенность Даша, присоединившись к нему под одеялом.

Зацикливаться на её словах и анализировать, укор это или подстёб, Вася не захотел. Отголосок иррационального испуга, случившегося с ним после обеда, всё ещё ощущался, поэтому он заграбастал жену в объятия, чтобы тело и мозг уверились, что Дашка, пусть всё ещё непонятно на что обиженная, но целая и относительно здоровая рядом и в безопасности.

А Дарья… У неё выдался денёк со слезами, да и вся неделя прошла в тихом напряжении. Неизвестно, как оно будет дальше, но сейчас она была в руках мужа, и они оба истосковались друг по другу.

Пусть Дашин гастрит себя не проявил, но половина ночи всё равно прошла для пары без сна.

И как же легко было забыть о своих обидах и наслаждаться близостью! После полуторанедельного перерыва с добавкой отдав и приняв супружеский долг, девушка могла бы пару дней проходить в истоме и, если бы ничего не напоминало, до следующего визита к свёкрам не думала бы о своих печалях.

Но печали и проблемы — те ещё самовлюблённые засранцы и не могут без внимания. Если ты о них не думаешь, за тебя о них задумается кто-нибудь другой.

— Неспокойно мне, — сказала мужу Наталья Ламанова, после того как они отужинали салатом и картошкой, оставшимися с семейного обеда в неполном составе, и устроились на диване перед телевизором.

— Дети правду сказали, тряхнуло их слабо, пострадала только машина.

— Да я не про это. Вы когда с Дашкой созваниваетесь, чтобы и о нас сплетничать, она тебе на Васю жалуется?

— Я никогда не сплетничаю. Да и нужны вы нас больно, мы делимся тем, как жизнь молодая проходит, — ответил Иван Владимирович и, поняв по выражению лица жены, что ей этого мало и она не отстанет, принялся перечислять. — О погоде ей рассказываю, мы с тобой почти каждой утро прогуливаемся, а она по несколько дней из дома не выходит. Ещё говорю, чем ты меня кормила, а Даша, что они с Васей едят. Она спрашивает о здоровье нашем и самочувствии, а я её о работе.

— И ты не говоришь ей, как со мной тяжело?

— Я сам тебя замуж позвал, столько лет терплю… тьпу ты, живу, а своя ноша не тянет.

— Ну-ну, — не поверила ему Наталья Васильевна. — Значит, не скажешь мне, почему сын пришёл один, поникший и быстро убежал?

— Ничего не знаю, — сказал правду её муж, умолчав, что и сам подумал, была ли срочная работа, или девчушка просто не захотела идти.

«Даже если и так, кто её за это осудит? Я с тёщей после первого переезда раза четыре виделся, а она тихой и мирной женщиной была, Царствие ей небесное».

— Надо выяснить и, если нужно, помочь им разобраться, — заключила заподозрившая неладное мать семейства Ламановых. — Они ещё молодые, чтобы приглушать гордость и первыми мириться, не выясняя, кто больше неправ, нужна мудрость.

— Я и молодым умел, — меланхолично произнёс Иван Владимирович, понимая, что не сможет уговорить жену держаться от молодых подальше.

— Ты? Да это я всегда тебе на уступки иду, с первых дней обеспечиваю тыл и подталкиваю вперёд!

— Подталкиваешь? — подсмеиваясь над реакцией жены, подначил её он. — Когда такое было? Я сам бронепоезд, в меня нужно вцепиться, чтобы не слететь.

— Тут кроме меня никого нет, перед кем хвост распускаешь? — поддалась на провокацию женщина. — Ты телега с хромой лошадью, а я у нас движущая сила и всех направляю.

— Выходит, ты у нас та самая хромая лошадь, телега то из-за неё движется.

— Да нет же, я кучер, — принялась объяснять она недалёкому муженьку расстановку сил, и вопрос отношений между сыном и невесткой был отложен.

В воскресенье Даша, чтобы продлить то беззаботное ощущение, с которым отдавалась ночью мужу, уцепилась за возможность выбраться куда-нибудь вместе.

— Ты со мной не хочешь? — спросил собравшийся на стрижку Вася для порядка, так как раньше жена с ним не ездила, предпочитая встречать его дома, преувеличенно восторженно отзываясь о его причёске.

— Уже одеваюсь, — удивила она его. — Надо кроме букета что-нибудь к чаю купить.

С цветами Василий в салон красоты или барбершоп, разумеется, не совался. С двенадцати лет у него был свой мастер, а так как денег с него за работу не брали, возобновив регулярные посещения после армии, он стал приходить на стрижку с букетиком цветов в качестве оплаты.

Что уж тут поделать, наш Васятка галантный малый.

Марина Троицкая была ни каким-нибудь модным стилистом, а парикмахером старой закалки и работала в соцзащите, отчего большая часть её клиентов были стариками из дома престарелых и детьми из неблагополучных семей. Сына и близких она всю жизнь подстригала сама, и порядок действий не менялся. В большой комнате квартиры Троицких скатывался ковер, на голый линолеум ставилась табуретка, на неё садился кое-кто немного заросший и лохматый, и мама Димы с помощью ножниц, простенькой машинки для стрижки и пульверизатора с водой приводила его в божеский вид.

В этот раз всё происходило также, разве что после Димы и Васи под уговоры тёти Марины место на табурете заняла Даша, и ей укоротили волосы на пять сантиметров, убедив, что они станут более здоровыми. А потом они ели торт «Прага» и пили на выбор либо цикорий, либо ромашковый чай, так как ничего другого хозяйка не держала.

Мужем Марины был жалостливый слесарь, готовый работать за бутылку, если ему не могли заплатить деньгами, и любивший приукрасить свою речь залихватским матерком. Диме было почти девять лет, когда родители развелись, и двенадцать, когда мама встретила нового сердечного друга — плиточника с золотыми руками, который при сильных эмоциях мог изъясняться по фене. Эти двое и повлияли на его манеру выражаться, ведь сама женщина была простодушной и настолько спокойной, что невозможно было представить её вышедшей из себя и использующей ругательства. Четыре года назад она стала вдовой и начала следить за здоровьем, благодаря чему и заимела такой специфический набор напитков.

Вот и вышло, что пропустив обед у свекров, Дарья всё равно на выходных отметилась чаепитием с представителем старшего поколения. И, как и от Ламановых, уйти с пустыми руками не удалось, ведь Димина мама вручила им и сыну по двухлитровой банке салата «Витаминка».

А когда пара ехала домой, Васе позвонила маменька, и сидевшая спереди Даша слышала необычайно короткий для Натальи Васильевны разговор с сыном.

— Ты в машине, что ли? Куда едешь?

— У тёти Марины Троицкой был.

— Ты вчера совсем чуть-чуть с нами посидел и сбежал, не успела рассмотреть, как ты зарос. Нужно за собой следить, а то твой отец, если б я ему позволила, ходил бы косматый. Помнишь, когда он фабрику продал и бриться перестал, у него борода пошла мало того что с сединой, так ещё и с проплешинами?

— Он недолго так ходил.

— А Даша что? Она из квартиры то выходит? Без тебя где-нибудь бывает? Ты не спорь, с девчонками посидеть — это нормально и даже полезно.

— Даша со мной, — ответил Вася. — Привет тебе передаёт.

— Правильно, вы же муж и жена, незачем тебе одному разъезжать. Ладно, дети, пока! — завершила разговор Наталья Васильевна.

— Было странно.

— Мама сегодня странная, — одновременно произнесли супруги.

А в понедельник днём Даше позвонил свёкор и вместо традиционного лёгкого трёпа, слишком настойчиво пытался разузнать, как у неё дела, не удовлетворившись стандартным: «Всё нормально, живу — не тужу».