Да твоего ж драха!

— Да. Я готов.

Отец тяжело смотрел на брата, золото в глазах медленно гасло. Вместе с ним таял и жар, готовый, казалось, расплавить не только зал для аудиенций и всех, кто находится в нем, но и внутренности.

— Хорошо. До первой ошибки, — произнес, наконец, он. — Ты знаешь, что это для тебя означает, Сезар.

— Да. Знаю.

— Теперь ты, — в Люциана ввинтился отцовский драконий взгляд. — Одна твоя ошибка — и ты отправишься в гарнизон. Сезар тебе больше помочь не сможет. Ты меня понял?

— Понял, — выплюнул он чуть ли не с ненавистью.

— Я думал, эта девочка изменила тебя, — неожиданно произнес отец. — Рядом с ней я видел того сына, каким всегда хотел тебя видеть, но я ошибался.

Почему-то это резануло больнее всего, гораздо больнее заклинания королевской крови, да даже того, что придется перевестись на военный факультет и ходить под началом Сезара.

«А ты знаешь, что эта девочка носит браслеты Альгора?! — захотелось заорать ему. — Знаешь, что она собиралась размазать меня ровным слоем, меня и мою репутацию в Академии?»

Вместо этого Люциан плотно сжал губы, а когда разжал, с них сорвалось насмешливое.

— Тебе показалось. Эта девочка — просто одна из многих, — он постарался, чтобы «многих» прозвучало как можно более оскорбительно, после чего сунул руки в карманы и вышел из зала. Предсказуемо, следом увязался братец, которого сейчас не то что не видеть, убить хотелось.

— Доволен?! — резко остановившись, зарычал Люциан. — Отомстил?

Лицо Сезара исказила гримаса ярости. Ну давай, скажи что-нибудь. А еще лучше — ударь! Так давно хотелось просто почесать кулаки об эту самоуверенную снисходительную физиономию, уверенный в своем совершенстве старший братец!

— Если бы я хотел отомстить, — процедил он, — ты бы валялся в ногах у отца до тех пор, пока не повторил бы его слова о заклинании. Я никогда раньше не видел его в такой ярости.

— Твоей милостью! — рявкнул Люциан. — Ты был счастлив, когда рассказывал ему историю обо мне и Драконовой в красках?

Сезар всегда был смуглым, но сейчас просто побелел. От ярости. Его яростью — светлой, смешанной с темной, полоснуло наотмашь.

— В отличие от тебя, я понимаю, что такое честь девушки, Люциан. И, в отличие от тебя, у меня хватает мозгов ценить то, что у меня есть.

— Скажи это Женевьев, — хохотнул он.

И, развернувшись, направился по коридору, пальцами проследив узор гобелена на ближайшей к нему стене.

Можно ли назвать удачной прогулку, если вся комната завалена пакетами из магазинов? Завалена буквально, Тирина явно не знала, куда складывать мое богатство, поэтому пакеты лежали и стояли на полу, на подоконнике, на кровати, в кресле, в общем, везде. Хитар явно был недоволен таким положением дел, потому что за ужином все-таки набрался смелости и высказал мне, что женщинам должна быть присуща скромность, а расточительство не понравится моему будущему мужу. Я чуть не подавилась, а потом поинтересовалась, кого он видит в моих будущих мужьях, неужели Валентайна Альгора? На этом чуть не подавился опекун, и к теме расточительства мы больше не возвращались.

После ужина я, как и собиралась, выбралась в беседку. По моей просьбе Тирина с помощником — приходящим садовником, привели ее в порядок, я постелила на узорчатой скамейке плед, набросала уютных подушечек, и забралась в свою норку, то есть на сиденье, подогнув под себя ноги. Мягкий свет от купленного в одной лавке магического фонарика, бросал отблески на отполированный белоснежный столик, которым явно давно не пользовались.

Почему-то мне на удивление легко было представить в этой беседке Эвиль, Симеона, Ленор и Макса. А вот Хитара, Ленор и Макса — никак. Ужинал последний тоже у себя, наотрез отказавшись спускаться, чем вызвал очередной всплеск недовольства дядюшки, а с моей стороны… я бы и рада была с ним поговорить, если бы знала, о чем. Я не представляла даже, какие отношения были у брата с сестрой, не говоря уже о пробежавших между ними тараканах и пролетевших драконах. Больше того, любое общение с Максом для меня было как хождение по лезвию, если дяде было откровенно на меня наплевать, то вряд ли братик упустит какую-нибудь особенную деталь, которая может меня выдать. А если заметит что-то подозрительное, молчать точно не будет.

Вон даже платье мне разодрал. Нераздираемое.

— Я не буду думать о тебе, Люциан, — сказала вслух, четко проговаривая каждое слово. А особенно — его имя. Особенно его имя.

Дурацкая мысль о том, каково было бы сидеть в этой беседке с ним, сменилась раздражением на себя. Да что ж я творю-то! Распустила сопли по иномирному принцу, лучше ничего не придумала. Хватило же ума на него запасть — вот теперь должно хватить сил и выпасть. Вылететь.

Стянув края пледа, глядя на пляшущее за стеклом пламя артефакта, мысленно вернулась к сегодняшней прогулке. Алая площадь на самом деле чем-то напоминала Красную. Окруженная многовековыми стенами дворца, под ногами — вылепленный один к одному камешек брусчатки, отливающий алым в лучах солнца, будто пропитанный кровью. Такими их сделали в память о кровопролитной войне светлых и темных, оставившей след чуть ли не в каждой семье мира. Украшал площадь огромный фонтан в форме отпечатка лапы дракона, статуя известного местного (а если быть точным, основателя Хэвенсграда и первого короля Даррании, Оттаргана Великого), а завершал этот великолепный ансамбль храм Тамеи. В последний я так и не решилась зайти, тем более что архитектура храма больше напоминала католические соборы, чем православные церкви, да и вообще, я пока не разобралась, как на месте дела обстоят с религией, а особенно — не оскорблю ли я кого-то из прихожан браслетами Валентайна Альгора.

Дабы избежать возможных осложнений, решила отложить знакомство с местными религиозными обычаями на потом, а сама погуляла по площади, рассматривая вырастающий над ней, выполненный из такого же, с алым отливом, камня — как стены и брусчатка под ногами, дворец. Вот он как раз на Кремль был не похож от слова совсем. Было в нем что-то от дворца в Петергофе и от Зимнего, дополненного готикой, этакая смесь архитектурных стилей из нашего мира. Хотя я подозреваю, что здесь это тоже как-то по-особому называлось, но изучение архитектуры у меня в приоритетах больше не стояло.

В приоритете было спасение Сони. Вот только для того, чтобы спасти Соню, мне придется добраться до труда Валентайна Альгора, который он хранит за семью печатями. При этом сделать это так, чтобы Валентайн не узнал, да еще и как-то подготовиться к тому, чтобы вытащить подругу оттуда, откуда по идее не возвращаются. А для этого нужно усиленно заниматься темной магией, вот прямо усиленно, настолько, насколько это возможно. И придумать, как ее пробуждать, если не угрозой для моей жизни.

— Тэри Ларо… Ленор, — нарушила мое уединение Тирина, вынырнувшая из окрасивших сад густой вечерней синевой сумерек. — Не хотите к себе вернуться? Поздно уже, холодает. Да и архимаг Равен нервничает. Злится.

Я мысленно закатила глаза.

Попить бы архимагу Равену успокоительного. Ну что, спрашивается, плохого в том, что твоя подопечная сидит в парке, окружающем твой дом, в беседке! А не шляется не пойми где не пойми с кем, возвращаясь домой далеко за полночь.

Ну ладно, предположим, вчера так и было.

— Скажи, что я сейчас вернусь, — успокоила горничную. — Только соберу здесь все.

— Вам помочь… то есть тебе?

— Нет, спасибо. Сама справлюсь.

Тем более что подушки и плед я хотела оставить — завтра же наверняка сюда опять приду, а вот фонарик заберу: мало ли, как местные артефакты на холод реагируют. Да и понравился он мне, можно его в качестве декора для спальни зимой использовать.

Стоило Тирине уйти, как я поднялась и принялась складывать подушки, плед, и вот тут мне о себе напомнила женская радость. Скрутило так, что пришлось, пискнув, ненадолго присесть. В клинику я сегодня зашла, там же, в центре, но мне сказали, что такое заклинание ставится только после завершения самой радости, поэтому приходить надо позже. Пришлось смириться с тем, что эта особенность женской природы и в этом мире будет протекать как в моем. По крайней мере, на этот раз.