— Мы в тульской области, в одном из домиков туристического кемпинга. Это на реке Шиворонь. Не слышали? Рыбалка тут отличная. По сведению Шалого Романа в этом районе, в лесу похитители оставили Машу. Квадрат этот и соседние уже прочесывают с собаками. Я сразу же по приезде отдал ее одежду. Теперь работа пойдет быстрее. Может, завтрак? Кофе? Хотя время уже к обеду.

Ну, я и соня! Почти половину дня продрыхла. Вырубилась, и меня таскал мужик, как мешок картошки. Вот позорище! Переживающая мать и спит мертвецким сном…

— Умыться бы, — прервала самобичевание и заозиралась в поисках своей сумки.

Она нашлась сама, когда заиграла мелодия вызова. Звонила мама. И не ответить было нельзя. Я вскочила и босиком добежала до кресла, где лежали мои вещи: куртка и сумка. Нашла мобильный и успела нажать прием раньше, чем закончился звонок.

— Ань, ну как ты? Как Москва? Ты домой когда? — начала мама, не утруждая себя «приветами». — Ты не забыла купить тот крем-гель от суставов, что я заказала… И конфеты не забудь, что я люблю… И Петровне…

— Добрый день, мама, — прервала поток ее инструкций. — Я в порядке. Москва стоит. Что ей сделается? Я на днях собираюсь обратно. Про бальзам «Лошадиная сила» помню и Бабаевский шоколад не забыла, и Петровне пряников ее любимых. Скоро вернусь и все привезу. Только Маша определится с работой и сразу уеду, — отчеканила четко, чтобы не прогореть на вранье.

— Хорошо. Умница. Кстати про Машу… Ань, я чего звоню-то… Марьяша звонила с утра… рано-рано… и просила твой номер. Говорит, стерла случайно у себя в телефоне. Звонила с чужого какого-то. Это ей служебный дали, чтобы все звонки за счет фирмы?

Я сглотнула сухим горлом, качнулась и потерла грудь. Нашарила ингалятор и брызнула. Усилием воли заставила себя продолжить разговор и не сорваться в приступ.

— Маша… звонила тебе, — еще не веря услышанному, прошептала я, — с другого номера… Когда, мам? Что она сказала?

От волнения у меня совершенно сел голос. Откашлялась. Услышала шаги подошедшего Виктора. Он встал за спиной, слишком близко, и внимательно слушал. Я буквально кожей, покрывшейся мурашками, ощущала его большое тело за своей спиной.

И мне не нравилось, как я на него реагирую. Перевела разговор на громкую связь, чтобы ему было слышно, и он не вздумал прижиматься.

— Да чем ты слушаешь меня? Она хотела твой номер… Случайно стерла его в телефоне. А звонила с незнакомого, — ее раздражала моя бестолковость и необходимость повторять дважды.

— Что она хотела мне сказать? Что еще говорила? — я нервно сглотнула, не веря, что мой ребенок, наконец, объявился.

— Говорила, конечно. Передать хотела, что задержится на работе до обеда, чтобы ты не волновалась. А ты и не волнуешься, смотрю. Голос сонный… Спишь что ли? Не спи днем — вредно! Я же тебе…

— Ты ей передала мой номер? — снова прервала поток ее нравоучений, не в силах ждать его конец.

— Та забыла я, — беззаботно отмахнулась мама: — Тут такое дело… Я же подлеца вычислила. Помнишь, того, что с Нового года мусор оставляет в подъезде. Я-то грешила на Мишку-шалопута из тридцать третьей, а это… нет слов у меня приличных… Ксан Ксаныч из восьмой. Нет, ну кто бы мог подумать! Такой мужчина приличный с виду! Военный пенсионер!

— Настоящий полковник… — поддакнула я, размышляя, когда и откуда могла позвонить дочка.

— Вот-вот, полковник и такой подлец оказался, — сокрушалась мама, точно Ксан Ксаныч ее у алтаря бросил. — Вот и верь после этого людям. Я же ему, как порядочному…

— Мам, ты можешь мне переслать номер, с которого звонила Маша? Сейчас…

— А что случилось? — сразу насторожилась мама. — С чего срочность-то?

Обычно я не позволяла себе перебивать ее излияния, но вот уже третий раз нарушила правила. Такое не могло не насторожить мою недоверчивую маму. Нужно как-то усыпить бдительность и вывернуться. Посвящать ее в подробности проблемы не стала даже Маша. Это хороший знак. Будь она в настоящей опасности — она бы сказала все бабушке. Но она может не осознавать угрожающую ей опасность.

— Не могу дозвониться до нее на старый номер. Теперь-то понятно, что у нее поменялся. Попробую дозвониться на новый.

Мои невнятные объяснения полностью устроили маму. Расспрашивать подробности она не стала, отключив обычную подозрительность. Спасибо соседу Ксанычу, занимавшему сейчас все ее мысли.

— Не могу я дать. Я же фото Ксан Ксаныча сделала, когда он мусор бросал. Улики собрала. И Петровне с первого этажа телефон отнесла. У нее внук придет из школы и распечатает нам фотографии. Крупно, чтобы лицо и мусор было видно. А мы с Петровной на всех подъездах повесим. Пусть мерзавца все узнают в лицо.

В голосе мамы слышалось торжество. Зло в лице пенсионера Ксан Ксаныча было наказано, еще один день на пенсии прожит не зря.

— Это хорошо, мам, но ты сейчас перешли мне Машин номер. Ты же у Петровны?

— Нет, конечно! Чего я у нее не видела? Пеларгонии ее? Так мои лучше. И кот у нее лишайный и царапучий. Я в парикмахерской. В очереди. Так-то по записи, но тутошние девочки меня знают. А у них стационарный телефон стоит. Для клиентов бесплатно. Вот я и звоню. Тете Гале в Керчь уже позвонила. Теперь тебе вот..

Я мысленно просчитала до десяти, взяла себя в руки и снова ее попросила, стараясь не сорваться в крик. Виктор отошел на пару шагов и уже набрал номер и звонил куда-то, передавал информацию о Маше от моей забывчивой мамы. Я не прислушивалась к его отчетам и инструктажу. Мне еще предстояло убедить маму в невозможном — изменить свои планы по моей просьбе.

— Мама, ты сейчас пойдешь к Петровне и передашь мне номер, с которого звонила Маша. Слышишь? Вот прямо сейчас, не дожидаясь прически, поняла?

— Это что, так срочно? — недовольно отозвалась мама: — Я хотела с Любой из Тувы поговорить. И Александру Петровичу насчет картошки напомнить.

У нее был еще целый список, кого из родни и знакомых обзвонить. И я отвлекла ее в самом начале. Ее очередь на стрижку и покраску как раз подходила, а я ей ломала все планы. Можно было сказать ей правду, но тогда она, плюнув на мои просьбы, сама позвонила бы на Машин номер и, быть может, ухудшила и без того не лучшую ситуацию дочки. Я-то планировала отдать номер Виктору, чтобы тот узнал, кому принадлежит и нынешнее местонахождение. Если он разрешит — позвоню. Главное не навредить дочке.

— Очень срочно… Мама, очень! Пожалуйста, поторопись! — потребовала я.

— Ладно-ладно, не торопи меня, — удивленная моим неожиданным напором, она сдалась. — Иду уже…Жди звонка, — огрызнулась она и отключилась.

Шумно выдохнув, тяжело опустилась в кресло, прямо на сумку и одежду, даже не заметив этого. Уставилась перед собой, пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку радости, что дочка жива и здорова. Что это было рано утром, предпочитала не думать.

— Почему ты не скажешь матери правду про Машу? — поинтересовался Виктор, присев передо мной на корточки. — Боишься за сердце? Она кажется крепкой.

Он обнял мои ладони, удерживающие телефон поверх своими и легонько сжал, выражая поддержку. Глаза шарили по моему лицу, частью укрытому волосами, пытаясь разглядеть черты лица. После отдыха и ночи, больше не напоминавшие жертву пластического хирурга-неумхи. Чувствовала, что отеки сошли, и я начала походить на себя реальную.

— Потому же почему этого не сделала Маша. Будет много крику, а от мамы нужно быстрое решение проблемы. Она из тех людей, кому лучше не знать всех обстоятельств, для их же блага.

— Ясно, — коротко кивнул Виктор, невесело усмехнувшись. — С ней, как и большинством, лучше не раскрывать все карты сразу.

(от лица Макса)

Я торопливо одевался, натягивая футболку и джинсы, привезенные отцом из дома. От резких и быстрых движений появилась испарина. По телу растекается предательская слабость. Руки дрожат как у паралитика. Ненавижу эту слабость в себе.