От хороших новостей у мамы поднялось настроение. Ей теперь есть чем похвастаться подругам. Как же, внучка-умница делает карьеру.

— Да что мне сделается. Я всех переживу, — от маминой «вечной» шутки у меня похолодело внутри.

Пока я еще была в состоянии говорить с ней, а не только захлебываться слезами, начала прощаться.

— Хорошо, мам. Я побегу. У меня там жаркое подгорает, — ляпнула первую попавшуюся отмазку: — До завтра. Я обязательно позвоню.

— Вот сколько раз тебе повторяла, что на ночь жаренное нельзя. Несварение получишь, и кошмары будут сниться, — она завела старую песню. — Сама неправильно ешь и дочку плохому учишь.

— Все, мам, целую…

Я быстро отключилась, и тут же пожалела. Тишина обступила со всех сторон, а с ней вернулся прежний кошмар ожидания. Пусть уж лучше меня ругает мать, чем эта пытка. Надо себя чем-то занять, пока жду новостей. Или я так с ума сойду от неизвестности.

Прихватив телефон, поднялась, вышла из комнаты, удивляясь, что любопытная хозяйка так и не появилась за все время.

Коридор погрузился в темноту. Я осветила фонариком унылые стены, вздрогнула, когда луч отразился от зеркала, и прислушалась. Слишком тихо. Мелькнула мысль, что бабуля отдала богу душу, а я и не заметила. Женщина в возрасте, всякое может случиться. А я была не в том состоянии, чтобы ей помочь, даже если она звала. Подсвечивая фонариком на телефоне, толкнула ее дверь. Закрытая на ключ она не поддалась. Бабуля не запиралась, беря в расчет свое положение, как призналась мне вчера. Скучающая старушка не стеснялась иной раз заглянуть к жиличкам в комнату, иногда забыв постучаться. Объяснение ее отсутствия нашлось на кухне. На холодильнике висел ярко-розовый исписанный ровным почерком бумажный квадрат. Хозяйка сообщала, что на пару дней уехала на дачу к давней подруге и соседке, жившей когда-то в этом доме.

Чашечка, а лучше две крепкого кофе мне сейчас только на пользу. Поставила чайник греться на газ и отправилась в ванную приводить себя в порядок. Долго держала пальцы под проточной холодной водой, пока кожа не покраснела, и не закололо кончики пальцев. Умылась и впервые за все время посмотрела на себя в зеркало. Сама себя не узнала в постаревшей с опухшими глазами женщине. Нехотя протащила щетку по немного вьющимся растрепавшимся волосам. От нового звонка вздрогнула, выронив щетку в раковину. Шестым чувством догадалась, что звонит Виктор. Преодолеваю секундный ступор из-за страха услышать роковое, и выдавливаю из себя:

— Да…

— Аня, хорошие новости. Нашелся Максим. Живой и здоровый. У Шалых есть все сведения о похитителях. Машу ищут и скоро найдут, — необычно громкий голос Виктора болью отдается в висках. Я молчу, переваривая сказанное. — Вы сами-то в порядке? Аня, слышите меня? Не отключайтесь, у меня звонок на второй линии.

Он что-то говорит, громко шипит ругательства… Я жду, вцепившись пальцами в телефон. Все что могу сейчас — прижимать телефон к уху и смотреть перед собой, боясь додумать страшную мысль о дочке до конца.

Кто бы сомневался, что сына миллиардера найдут живым. Максима нашелся. Он в порядке. Его отец счастлив. А моей девочки нет. Где она? Что они с ней сделали? Ищут ли ее еще? Или нашли сына Шалого и дали отбой?

Чувствую, как горячие слезы обжигают щеки. Хочется бежать, искать ее самой. Только куда бежать? Я понятия не имею, где она пропала, куда ее увезли, где держат.

— Аня, вы слышите меня? — его голос собранный и деловой.

Таким он у него становился, когда Виктор находил решение и начинал действовать. Перемена удивляет и обнадеживает.

— Да, конечно, — киваю я, вытирая слезы.

— Нужна любая ношенная одежда Маши. Ее будут искать собаки. Поищите что-нибудь, что она носила долго и положите в пластиковый пакет.

— Виктор, вы что-то узнали? Где моя Маша?

— Расскажу. Не будем терять время. Я еду к вам. Диктуйте адрес…

(от лица Макса)

В голове шумело, и ноги немного заплетались, но с каждым шагом я двигался все увереннее. Старался не смотреть по сторонам, разглядывая чужой загородный дом.

Сзади шли отец и доктор, о чем-то негромко беседуя. Следом за тройкой крепких мужиков в броне и масках спустился с крыльца. На меня тут же накинулись голодные комары. Вечерело. Глянул по сторонам, на брошенные как попало автомобили с открытыми дверцами. Подняв голову, скользнул взглядом по обступившим небольшой двухэтажный домик соснам. Сквозной невысокий забор из металлической сетки. На въезде в скрюченных позах пара неподвижных тел из охраны дома. Искореженные ворота выломаны тараном. Похоже, резиденцию брали штурмом.

Крепкая рука схватила меня за плечо, когда я направился к отряду в камуфляже, быстро грузящемуся в неприметный фургон «Фольксвагена». Я дернулся, пытаясь вырваться.

— Макс, не глупи. Тебе нужно в больницу. У тебя может быть сотрясение: — Отец смотрел на меня непривычно, так как когда-то давно, в детстве, когда жалел. — Девочку будут искать, пока не найдут. Я обо всем распорядился. Лес давно прочесывают.

Эта его жалость, точно к убогому, раздражала еще больше. Как он не понимает, я не могу остаться в стороне от поисков. Я отвечаю за Машу. Она попала в эту задницу только по моей вине.

Я сжал кулаки, преодолевая желание разгромить тут все к чертям. А потом спалить. Отец бесил и голосом, и этим отношением. Считал меня немощным, требующим вечной опеки, точно я младенец.

— Надеешься, что я буду отсыпаться в палате? Считаешь меня подонком, способным бросить свою девушку? — процедил сквозь зубы, стряхнув его руку с плеча. — Я отвечаю за нее. Не держи меня!

Отец лишь сморщился на «свою девушку», но промолчал, не сделав новой попытки удержать. Он лишь сжал кулаки. Я слышал, как хрустнул пластик телефона в сильных пальцах. Отвернулся, разглядывая видную через забор темную чащу леса.

— Макс, ты сам еле держишься на ногах. От тебя мало толку, — продолжал терпеливо уговаривать отец. — И себя угробишь, и ей не поможешь.

Мое терпение, в отличие от отца оказалось не безграничным. Я уже хотел вспылить и возразить ему. Возможно, послать… домой, к жене, но за его спиной выросла тень его зама. Мне не понравилось угрюмое выражение на его всегда бесстрастном лице.

— Роман Алексеевич, ребята нашли… — он замялся, коротко взглянув на меня.

Не хочет говорить при мне. С Машей что-то? Они ее нашли?

— Что? Говори уже! — не выдержал я, делая к нему шаг, норовя вцепиться в одежду и вытряхнуть правду, но отец удержал меня.

Отец кивнул, разрешая говорить, сильно сжав пальцы на моем плече. Я весь превратился в слух. Зам точно нарочно медлил, не решаясь сказать.

— Недалеко отсюда, на выезде, нашли девушку в лесу. — У меня перехватило дыхание: — Блондинка… изнасилована… была попытка удушения. Была жива. Реанимация ее подобрала. При ней документы, — мужчина протянул отцу паспорт и права.

Блондинка… Это не Маша… не Маша… не она…

— Савельева… Снежана… Допрыгалась, — невесело буркнул отец, разглядывая фото.

Еще эхо его голоса звучало у меня в ушах, а ноги сами несли подальше от кошмарного места, от человека, который мог передумать и вернуться, чтобы завершить то, ради чего он меня привел сюда. Я бежала, не разбирая дороги, прикрыв руками лицо, не чувствуя боли от хлещущих веток, падала, обдирая руки и колени, поднималась и бежала снова. Откуда только силы брались. Неожиданно почва под ногой поехала. Я пыталась отскочить, но лишь нелепо взмахнула руками. Тело, повинуясь инерции и силе притяжения, рухнуло вниз. Больно приложилась бедром и ребрами о камни на жестком склоне. Трещали, ломаясь, ветки. Комья грязи залепили рот, открытый в немом крике. Несколько раз перевернувшись, я кубарем скатилась в овраг. Под плеск упавших в небольшой водоем комьев земли, замерла на месте. Выплюнула грязь, вытерев губы. В темном буераке едва слышно журчала вода небольшого ручья. Прислушалась к тишине, пытаясь уловить звуки погони, человеческих криков и лая собак. Слух не уловил ничего близко похожего. Птицы, испуганные моим шумным появлением, успокоились и вновь продолжили свои «разговоры». Я пошевелилась, и тело отозвалось тупой болью ушибов.