«Скоро к нашей компании добавятся недостающие лица. Уверен, ты им обрадуешься. А, нет, совсем забыл, – мужчина хохотнул, – ты же умер».

Довольный своей шуткой, он от души рассмеялся. Смех этот больше походил на карканье ворона, но обладателю его и это обстоятельство нравилось тоже. «Вороны никогда не остаются без добычи», – любил повторять он.

«Знаешь, Ульрих, – он прекратил смеяться также неожиданно, как и начал, – я ждал этого дня пятнадцать лет. А ты ведь знаешь, я умею быть терпеливым. И теперь наконец все закончится, – он потер руки, – Я уничтожу твой род, обоих твоих выродков. И отмечу это по-королевски. – Он мечтательно закатил глаза. – Наконец-то. Сколько крови ты мне попортил. Все эти байки о том, что ты жив, что придешь и отомстишь – как мне все это надоело. Я сотру о тебе даже память. Выжгу каленым железом! Перевешаю всех, у кого язык повернется произнести твое имя вслух! Знаешь, – успокоившись, он присел на стул рядом с кроватью, – они ведь уже давно меня боятся и не называют тебя по имени. Никакого Ульриха Великого, лишь Истинный король. Так вот, теперь Истинным королем буду я. Истинным и единственным. А виселиц у меня хватит. Главное, ты мне больше не преграда. И твои детишки тоже отправятся за тобой. Ты знаешь, глупая чернь считает, что эта мелюзга меня свергнет. Дурь, конечно, но лучше я все-таки их убью, твоих детей. Так спокойней.

Да и тебе так лучше. Ну согласись, что это за жизнь – привыкшему к роскоши ютиться в жалкой лачуге в окружении нечисти, которая так и норовит сожрать тебя с потрохами. Да еще наследником твоим закусить. Эта вечная борьба наверняка ужасно изматывает. А еще приходилось видеть, как на твоем троне сижу я, живой и здоровый. Так что, считай, я оказал тебе услугу, избавив от телесных и душевных мук, подарил покой, которого у тебя не было. Осталось подарить покой и твоим наследничкам».

Он прислушался к топоту шагов, доносящихся из коридора, и улыбнулся в предвкушении.

В дверь постучали, затем она распахнулась, и стражники впустили в комнату человека в черном плаще. Вид он имел потрепанный: плащ разорван, нога замотана бурой от крови тряпкой, лицо представляло собой один сплошной кровоподтек.

Вошедший склонил голову в поклоне.

– Докладывай, – приказал Кремкрих, мрачнея.

– Мой король, – торопливо заговорил тот, не поднимая головы. – Мы не смогли захватить детей. Все наши люди, вошедшие в деревню, погибли. Патруль, находящийся за пределами деревни, погиб, выжил я один. Но я видел их, мой король. Старший владеет магией, а младшую мы чуть не схватили, но старший помешал. И еще, – он сгорбился еще сильнее, – защита деревни снова восстановлена. Простите, но мы не можем туда проникнуть, – и поспешно добавил: – Не велите казнить, ваше величество.

– Ладно, не страшно, – обманчиво-спокойно произнес Кремкрих. – Сами придут. Иди, свободен, – он махнул рукой в сторону двери. Человек в черном плаще незаметно выдохнул и попятился к выходу.

Кремкрих проводил его взглядом, на лице появилась усмешка.

– Это ничего не меняет, Ульрих. Маленькая задержка, только и всего. Я оставил твоему старшенькому записку и подарочек от тебя. Придет как миленький, да наверняка не один. Давно ли ты видел свою дочурку? Вот и полюбуешься. Ах, да, я совсем забыл, – он хлопнул себя по лбу и гаркнул: – Стража!

В комнату влетели двое караульных.

– Пошлите за палачом, пусть отрубит голову этому, как его… – он защелкал пальцами, – Ну, этому, который сейчас заходил, из карательного отряда. Пусть отправляется к своим товарищам, чтобы им там не скучно было.

Довольный шуткой, Кремкрих разразился хохотом.

Осенние звезды, холодные и яркие, были похожи на алмазы, рассыпанные по черному бархату. Белая полоса Туманной дороги перечеркивала небосвод. Шумели ветви березы у дома Остикуса, словно кто-то высокий размахивал в темноте руками, не то предупреждая, не то гоня прочь.

Рейну не спалось. Новое место и вечная настороженность, давно ставшая частью его натуры, не давали сомкнуть глаз. Люди вокруг опасения не внушали, но уснуть в незнакомом месте не получалось. Жизнь в Запретном лесу научила его тому, что безопасное на вид в любой момент может вывернуться наизнанку и сожрать с потрохами. Сейчас, глядя в небо, Рейн понял, что по-настоящему в своей жизни доверял только одному человеку – отцу.

Вернувшись из Запретного леса в деревню, он выспросил у Остикуса всё, что тот знал о Кремкрихе. Сведений оказалось мало – старейшина нечасто бывал во дворце, но лучше мало чем ничего, поскольку знания самого Рейна не уходили дальше легенд. А вот информацией о плане королевского дворца, его входах и выходах, разжиться не удалось. Остикус, как гость, всегда заходил в парадную дверь и по дворцу особо не разгуливал. У Рейна была идея, как проникнуть внутрь незамеченным, но рассказывать о ней он не стал.

Разговор продлился за полночь. Рейн остался ночевать в доме Остикуса. Онере вначале убежала к матери, которую до постройки нового дома приютил родственник, а затем вернулась, потому что там и без нее было семеро по лавкам. Уйти решили на рассвете. Перед дорогой стоило хорошенько отдохнуть, но сон бежал. Поворочавшись с боку на бок, Рейн оделся и вышел на улицу.

Вначале, присев на крыльцо, бездумно смотрел на звезды, потом пошел проверить защиту – хоть какое-то полезное занятие.

В деревне царила темнота, все спали. Место, где проходила Ось, связанная с землей его кровью, Рейн смог бы найти с завязанными глазами – его тянуло туда, словно мотылька на огонь. И также как мотылек, он видел свет, столбом уходящий ввысь и там, вверху, распадающийся на отдельные лучи, которые, спускаясь, накрывали деревню куполом, невидимым постороннему взгляду. В отличие от мотылька, для Рейна этот свет был безвреден – он не мог опалить крыльев. Впрочем, крыльев у Рейна и не было.

Немного постояв в потоке сияния, он вернулся к дому.

На ступеньках, закутавшись в одеяло, сидела Онере.

– Так странно, – произнесла она, – вчера мы с Тере и Роно хотели пойти на рыбалку, жизнь была такой обыкновенной, даже скучной. А сегодня полдеревни сгорело, Тере отправился к предкам, Роно остался без братьев и отца, а я оказалась королевной из легенды и теперь собираюсь уйти из деревни.

– Беспокоишься за Лие?

– Если ты о нашем сгоревшем доме, то нет, лесной народ своих в беде не бросает. Ей-то уж точно в первую очередь дом построят. Беспокоюсь, что она за меня переживать будет.

– А почему в первую очередь? Потому что она твоя мать?

– Пф-ф, это не она – моя мать, а я – ее дочь. Сразу видно, что ты нездешний. Остикус, Лие и Трор – самые сильные Видящие в нашей деревне, остальные рядом с ними – младенцы. На них троих вся жизнь держится, им даже присматриваться не надо, вскользь глянули – и все понятно. Правда каждому за свой дар пришлось чем-то пожертвовать. Остикус потерял жену и дочь. Лие не смогла найти мужа – мужчины ее боятся, потому что она каждого насквозь видит. Хотя она очень добрая и вообще замечательная, так что сами, дурни, виноваты. А Трор… ну, это его дело.

– А ты?

– Что я?

– У тебя сильный дар?

Онере пожала плечами.

– Еще не знаю. У нас испытание в восемнадцать, а до этого непонятно что у кого и как. Только не проси рассказать про испытания. Ты, может, мне и брат, но… сам понимаешь. Только если Остикус разрешит.

– Да я и не прошу, – Рейн пожал плечами. – И вообще, иди-ка ты спать, а то вставать рано.

– Да ладно, – Онере усмехнулась, – только не делай вид, что тебе не интересно.

– Не люблю лезть в чужие секреты, – ответил Рейн и исчез в доме.

Рано утром, когда Рейн и Онере завтракали, выслушивая последние наставления старейшины, в дверь постучали.

Это оказался мужчина, которого Рейн хорошо запомнил в битве на площади, из-за огромных кулаков, которыми тот орудовал, словно молотом.