Но чем больше зверствовал Кремкрих, тем больше легенд появлялось об истинном короле. Чем чаще загорались костры, сжигающие неугодных, тем ярче пылала надежда, что если не сам Ульрих, то его дети обязательно вернутся, отомстят захватчику и освободят свой народ. Но чем громче звучали эти легенды, тем сильнее зверствовал Кремкрих, а об Ульрихе и его детях по-прежнему не было ни слуху ни духу.

Время шло…

Все легенды об Истинном короле звучат одинаково. Ну или почти одинаково. Вечерами, когда мир укутывает тьма, приглушая звуки, когда усталость дня сменяет покой, многие взрослые рассказывают их своим детям. Рассказывают негромко, справедливо опасаясь посторонних ушей, ибо времена в королевстве темные отнюдь не от времени суток. И в богатой опочивальне, и в бедной лачуге с закопченными стенами можно услышать одну и ту же историю об Ульрихе Справедливом, разве что с небольшими отклонениями в деталях.

В доме старого Остикуса было тепло и уютно, пощелкивали в очаге поленья каменного дерева. Масляная лампа разгоняла полумрак, делая рассказ еще более таинственным. Стайка юных гостей, примостившихся возле очага, ловила каждое слово, хотя все они знали историю наизусть. Когда одинаковые всадники устремились в разные стороны, путая следы, раздался неизменный вопрос:

– А дальше?

Задала его, как всегда, Онере, дочь хромоногой Лие. Как будто надеялась услышать что-то новое.

– А дальше – великая тайна, – ответил Остикус. – Допивайте свое молоко – и по домам, родители вас заждались.

После этого гости обычно вспоминали о кружках и, осушив их до дна, со звоном громоздили посуду на стол. Затем, попрощавшись разбегались по домам.

Однако в этот раз вышло по-другому.

– А как он выглядел, наш король? – спросила Онере, нарушив привычный ход событий. – Остикус, ты ведь видел его, правда? Каким он был?

В доме воцарилась тишина.

– Да, я видел его, Онере, – произнес Остикус после недолгого молчания. – Каким он был? Серьезным. Смелым. И добрым, – старик задумался. – Да, несмотря на суровый вид и решительные поступки, он имел очень доброе сердце. Я считал его своим другом и до сих пор считаю.

– Но почему? – вступил в разговор Тере, сын бондаря, самый старший из ребят и самый рассудительный. – Лесной народ всегда был сам по себе, как вы с королем Ульрихом смогли стать друзьями, если мы почти ни с кем не общаемся?

– О, это давняя история, – улыбнулся Остикус, и слушатели устроились поудобней в ожидании новой порции интересного. – Вышло это совершенно случайно. Да, Тере, ты прав, наш народ всегда был сам по себе, никогда не стремился к дружбе с королями, да и вообще не заводил друзей за границей нашего мира. Но судьба иногда преподносит сюрпризы. Как-то раз я отправился в лес за солнцецветом и наткнулся на мальчика – он упал с лошади и так рассадил тебе ногу, что не мог двинуться с места. Я помог ему, залечил рану – как вы знаете, летом в лесу это несложно – посадил на коня, и он отправился восвояси. Мальчик владел магией, и я был за него спокоен – знал, что домой он точно доберется.

В те годы я только-только стал старейшиной, и моя беспечность вполне объяснима – мне и в голову не пришло задать себе вопрос, что делает этот ребенок на границе Запретного леса один. Для детей нашего народа в этом нет ничего странного, лес – наш дом. Но для чужака, да еще такого юного… Одним словом, через несколько дней я встретил его вновь – он вернулся сказать спасибо. Тут-то я и узнал, с кем столкнула меня судьба.

Признаться, я и не думал, что это знакомство получит продолжение, но парнишка оказался упрям и жутко любопытен, а еще меня подкупили его честность и внутренняя сила. Одним словом, я не увидел в этом ребенке угрозы нашему народу, и вскоре путь в деревню стал для него открыт. Удивительно, лесной народ всегда сторонился тех, кто стоит у власти, а единственным посторонним, допущенным в нашу деревню, оказался наследный принц. И скажу вам честно, я до сих пор не жалею о том решении, потому что, когда Ульрих вырос, он остался таким же – смелым и справедливым. А его защита и поныне хранит деревню от посторонних глаз, без нее в нынешние времена нам пришлось бы сложно.

– Но, если защита до сих пор действует, значит истинный король жив? – произнесла Онере с надеждой.

– Я в этом уверен, – улыбнулся Остикус. – Как и в том, что когда-нибудь он или его дети вернутся на престол, и жизнь в королевстве изменится к лучшему.

Когда гости разошлись, Остикус, поворошив догорающие угли, присел у очага. Воспоминания разбередили душу, вернув прошлое и вместе с ним – тревогу.

Подкрутив фитиль, старейшина спустился в подпол и, отомкнув сундук, достал длинный плоский предмет, завернутый в холстину. Из-под откинутой ткани блеснула рукоять старинного меча, лезвие преломило свет и вновь скрылось под слоем ткани.

Когда-нибудь, как было обещано давней грозовой ночью, настанет время вернуть Элбрет хозяину. А пока остается только ждать и надеяться, что жизнь не закончится раньше положенного срока.

Воспоминания по-прежнему не отпускали. Оставив лампу в доме, Остикус вышел на крыльцо, подставляя лицо холодному осеннему ветру. Перевернутая чаша небес сияла крупными звездами. Защитный купол был невидим для глаз, но старейшина чувствовал, что он по-прежнему есть. Легкое чувство тревоги, тенью упавшее на сердце, он приписал воспоминаниям, так неожиданно всплывшим из глубин памяти. Темнота, царящая вокруг, вновь вернула его в ту грозовую ночь пятнадцатилетней давности, когда мир перевернулся, разбившись на осколки, которые ранили и его тоже.

В глубине души он жалел, что рассказал сегодня об истинном короле, хотя и понимал, что время ответов уже не за горами.

* * *

Не только старейшине лесного народа этим вечером пришло в голову говорить о прошлом. В самом сердце Запретного леса, в маленькой неприметной хижине тоже вспоминали о той давней ночи.

Ярко горел очаг, бросая редкие голубоватые искры в полутьму окружающего пространства. У магического огня расположились двое: охотник по имени Ос, обтачивающий ножом древко будущей стрелы, и юноша, очень на него похожий – такой же сухощавый, темноволосый и темноглазый. Прищурившись, он глядел на огонь, задумавшись о чем-то своем, слушая историю отца вполуха, потому что знал ее наизусть. А когда она закончилась, слово в слово повторил вопрос, прозвучавший в комнате Остикуса:

– А дальше?

– А дальше – великая тайна, – усмехнувшись, ответил отец.

В комнате воцарилось молчание, прерываемое только звуком срезаемой коры, с тихим шорохом падающей на пол.

– А ты как думаешь, Рейн, какую дорогу выбрал король? – внезапно спросил отец, вырывая сына из раздумий.

– Конечно же, он отправился в Выть, чтобы затеряться, а потом возвратиться и отомстить. И вернуть свой трон, – глаза Рейна сердито сверкнули. – Не думаю, что истинный король был безумцем, а соваться в Запретный лес с маленькими детьми – это безумие, – рука Рейна непроизвольно потянулась к старому шраму на предплечье, но он вовремя остановился и вернул ее на место. – Хотя, если бы он отправился в Запретный лес, это бы многое объяснило.

Ос оторвался от работы и посмотрел на сына.

– Что именно?

Губы Рейна скривились.

– Его бездействие. Если он ушел в Запретный лес, то там и умер. Ты редко выходишь из леса, отец, и не видишь, что творится в королевстве.

На лице Оса промелькнула улыбка, оставшаяся для сына незамеченной – тот по-прежнему глядел в огонь, словно разговаривал с ним, а не с отцом.

– И что же творится в нашем королевстве?

– Хаос и беззаконие. Кремкрих совсем обезумел – в городе на всех площадях виселицы, смердит как в могиле. Народ шушукается по углам, повсюду шпионы. На дорогах неспокойно. Вчера, когда я возвращался домой, меня трижды пытались ограбить и дважды – убить. Ну я-то ладно, защититься могу, а другие? Знаешь, сколько трупов я видел вдоль дороги? Если бы истинный король был жив, он не позволил бы так издеваться над своим народом! – Рейн замолчал, хмуря брови, а потом негромко добавил: – Наверное он в самом деле умер.