– Тилли… – повторила Онере, словно пробуя слово на вкус. – Тилли… птичка? Почему?

– Потому что ей, как и тебе, всегда не сиделось на месте. Вы очень похожи. И не только внешне. Впрочем, давайте оставим воспоминания на потом, у нас еще много дел.

Пока Рейн приходил в себя, о Лие успели позаботиться. Как и о других пострадавших. Огонь потушили, оставшихся без крова жителей устроили в уцелевших домах.

Треть местных погибла, многие были ранены. Царапина на щеке Онере, после того как Остикус приложил к ней тряпицу, смоченную каким-то настоем, почти на глазах затянулась, и стало понятно, что остальным выжившим страдать от ран тоже придется недолго.

Лие к этому времени уже пришла в себя, но Онере по-прежнему крутилась поблизости, то и дело поглядывая, все ли у нее в порядке.

– Остикус, а почему они оставили меня здесь? – неожиданно спросила она, удивив Рейна, которому казалось, что новоявленной сестрице плевать на всю эту королевско-родственную кутерьму.

– Отец очень любил тебя, Онере, – ответил старейшина. – Я уговорил его оставить тебя здесь, чтобы сохранить твою жизнь. Втроем у вас не было шансов выжить. Кремкрих послал погоню, при любой маскировке мужчине с двумя детьми было не скрыться. А здесь ты оказалась под защитой, ничем не отличаясь от лесного народа даже внешне. Полагаю, первым делом Ульриха стали искать в Вольном городе, – Остикус посмотрел на Рейна. – Я правильно полагаю, что твой отец выбрал лес? – Рейн кивнул. – Даже такому сильному магу, как твой отец, оказаться в лесу с двумя малышами – верная смерть. Думаю, он предвидел возможность гибели и дал тебе шанс остаться в живых. Думаешь, почему я назвал тебя Онере, «несущей надежду»? Даже если бы с Ульрихом и Ранмаром что-то случилось, род бы не прервался.

Онере вздохнула и, глядя в сторону, произнесла:

– Ладно, я поняла.

– Вот и хорошо. А теперь подождите меня здесь, – Остикус направился к своему дому. Вернулся с каким-то длинным предметом, завернутым в ткань, и протянул его Рейну. – Вот, держи. Твой отец просил передать тебе, когда придет время. Думаю, оно пришло.

Рейн откинул холстину и замер, увидев резную рукоять меча.

– Это Элбрет? – произнес он, не веря глазам. – Тот самый Элбрет? Он что, на самом деле существует?!

– Как видишь, – улыбнулся старейшина.

Рукоять удобно легла в руку, сверкнул на солнце клинок.

– Но я… Я не могу. Вы же меня совсем не знаете, как можно отдать его вот так, запросто.

– Я увидел твою душу, Ранмар, этого более чем достаточно.

– Но это меч королей, а я…

– А ты – наследник, и я не удивлюсь, если в скором будущем увижу тебя на троне.

– Если не нужен, отдай мне, – не сводя взгляда с меча, произнесла Онере.

Но Рейн спрятал Элбрет обратно в ножны и пристегнул их к поясу.

Почему-то он не чувствовал ни радости, ни удивления, только опустошение. До этого дня в его жизни никогда не происходило столько событий разом.

– Мне пора обратно, – произнес он. – Нужно похоронить отца, – внезапное осознание, что того больше нет, легло на сердце невыносимой тяжестью. – Я пойду, – Рейн развернулся, сделал шаг и не понял, почему все еще остается на месте. И только потом догадался, что это Остикус удерживает его за руку.

Реальность сместилась, разбившись на два параллельных мира. Рейн увидел рядом с собой кого-то еще, точно такого же как он сам. И этому, другому, Остикус что-то говорил, глядя в глаза, на непонятном птичьем наречии. Затем этот другой оказался в доме, пропахшем травами, где его поили чем-то вязким и совершенно безвкусным. А потом в одно мгновение два мира снова стали единым целым, и Рейн, закашлялся от отвратительно-горького отвара, снова придя в себя.

– Уф, наконец-то, – выдохнула Онере, хлопая его по плечу. – Вот же тебя расплющило!

За бодрой улыбочкой проглядывало беспокойство.

– Спасибо, я все-таки пойду, – смутившись, произнес Рейн, поднимаясь с лавки.

– Знаешь, – Онере поднялась тоже, – я тут подумала, если… раз твой отец – он и мой отец тоже, то… В общем, я иду с тобой. Я только с мамой попрощаюсь. Подождешь?

Дождавшись кивка, она тут же умчалась.

Когда Остикус и Рейн вышли на крыльцо, ее зеленая накидка виднелась уже на краю деревни.

– Она намного ранимей, чем кажется. Береги ее, Ранмар.

И Рейн кивнул, подумав о том, что уже второй раз за день дал одно и то же обещание.

– Я могу восстановить защиту, – неожиданно произнес он, оборачиваясь к старейшине. – Идея пришла внезапно, и очень захотелось ее опробовать.

– Только если тебе это не навредит.

– Не должно. Надо проверить. – Рейн направился к пятачку в центре деревни. Земля на нем еще хранила следы битвы – то тут, то там темнели бурые пятна.

Встав посередине, Рейн достал меч. Лезвие чиркнуло по ладони, и, сжав кулак, Рейн вытянул руку вперед. Напитанные заклинанием, капли крови падали на землю. Еще несколько мгновений – и луч золотого света, поднявшись к небесам, рассыпался искрами и растаял в воздухе.

Рейн накрыл порез другой ладонью, останавливая кровь.

Остикус прислушался к своим ощущениям и улыбнулся:

– Я ее чувствую, твою защиту. И она другая.

– Я связал свою магию с узами рода. Пока я жив, защита будет стоять.

Остикус замер, на мгновенье прикрыв глаза.

– Ты повторил слова своего отца. Я повторю свои, – он коротко поклонился, – спасибо.

И тут же его цепкий взгляд вновь заглянул Рейну в душу. Брови нахмурились.

– Ранмар, ты и без этого можешь считать нашу деревню своим домом, а наш народ – своим народом. Ты не один. Ты – один из нас, запомни это и никогда не забывай.

Рейн смущенно улыбнулся, понимая, что Остикус понял произошедшее лучше, чем он сам.

Долго смущаться ему не дали – вскоре вернулась Онере, и они покинули деревню, держа путь в Запретный лес.

Всю дорогу до леса Онере болтала. Вначале Рейна это раздражало, поскольку они с отцом оба не отличались многословностью, но потом он понял, что дурацкая болтовня неплохо отвлекает от грустных мыслей, и раздражение исчезло.

– Держись за мною, – предупредил Рейн, когда они ступили в вечную тень Запретного леса. – И не отвлекайся.

Онере хмыкнула и ненадолго замолчала.

Первая треть пути прошла без происшествий – они благополучно миновали топь и кровавый тальник. Рейн понадеялся на то, что и змеиная тропа не преподнесет сюрпризов, однако не тут-то было – стоило подойти к зарослям саллы, как на тропу, извиваясь и шипя выползла здоровенная гидра. Черная треугольная голова угрожающе закачалась в воздухе.

Рейн уже приготовился прикончить ее огненным шаром, когда Онере схватила его за руку:

– Постой, не надо!

– Хочешь стать ее завтраком?

– Да брось ты, – она потянула его в сторону, – просто обойдем, – они свернули в траву и осторожно обошли зловещую сущность. Гидра, посмотрев им вслед, с шорохом скрылась в кустах. – Какой болван прокладывал эту тропу? – пробурчала Онере.

– Вообще-то, я.

– Ну, для геффа неплохо, – тут же нашлась сестрица, нимало не смущаясь того, что пять минут назад в самых красочных выражениях объяснила брату значение слова, которое так любят употреблять люди лесного племени применительно к тем несчастным, которые лесными людьми не являются. – А вообще, ужасно глупо. У гидр здесь гнездовище. Вот если бы через твой дом постоянно шастали всякие там… кто попало, ты бы тоже озверел. Смотреть надо лучше.

Рейн счел за лучшее промолчать.

Однако возле поляны Огненной смерти отмолчаться ему не удалось. Когда он собрался привычно выжечь тропу среди ядовито-сочной зелени, Онере сердито крикнула:

– Стой! Зачем жечь? Что она тебе сделала?!

Рейн хотел было объяснить, но тут девчонка опустилась на корточки и осторожно поднесла к траве раскрытую ладонь.

Рейн дернулся окатить ее водой, потому что рука должна была задымиться и вспыхнуть. Однако тонкие былинки, потянувшись, словно сторожевые собаки, обнюхали руку и снова опустились, сливаясь с колышущимся зеленым морем.