«Ой, дура», – горько разочаровавшись в моих умственных способностях, обронил Нейр, – «ты хоть знаешь, кто такие ильми?».

«Нет, не знаю и знать не хочу, так как предвижу подвох и недосказанность Чебурашки в этом вопросе. И вообще, где ты был раньше со своими объяснениями? Ты же меня оберегать обещался, защитничек, а не бросать одну среди кучи злобных монстров, которым от меня что-то надо», – расстроенная, выведенная из себя справедливыми упреками, накинулась я на гри’ята.

– Кэт, это лайор Сирейк Иштриан, – представил мне между тем лайора Акдрейс.

Ромбразец, кажется, так назвал мне расу лайора Нейр, несмотря на общую бросающуюся в глаза похожесть с человеческой расой, имел и отличия. Несущественные, как сказал гри’ят. Пепельные с серебристым отливом волосы, переливались несколькими оттенками: от светло-серого до темного стального, почти черного, густыми кудрями падая на широкие плечи. Неестественно черные брови и ресницы только подчеркивали контраст со смуглой кожей и светлыми на ее фоне глазами, в которых сейчас я рассмотрела искрящиеся золотистые и серебристые вкрапления на радужке. Жёсткие, немного хищные, черты лица. Широкие, резко очерченные скулы, квадратный подбородок с ямочкой посредине. Высокий, широкоплечий, он был словно дымкой окутан серебристо-золотистым свечением, за которым пряталось что-то неведомое, чуждое, пугающее. На ум пришли небезызвестные стереокартинки, рассмотреть которые мне никогда не удавалось. Вспомнив инструкцию, попыталась расслабить взгляд и посмотреть сквозь мужчину – серебристая тень мелькнула за его спиной, приобретая очертания огромного хищного крылатого зверя. Словно почувствовав мой взгляд, зверь удивленно моргнул глазами, уставившись на меня. Отвела взгляд, отгоняя наваждение.

– Кэт? – растерянно позвал меня Акдрейс и я сосредоточилась на нем, пытаясь осознать о чем мы говорили.

– Что?

– Лайор спросил, посвятил ли я вас в обязанности ильми.

Вопрос вызвал замешательство, так как ни о каких обязанностях между нами речи не шло. Видно, моя растерянность отразилась на лице, потому что синеглазый продолжил:

– Я же объяснил тебе, что ильми это фактически предназначенная. Женщина, которую мы выбираем, чтобы сделать матерью рода?!

– Но-но, – перебивая, запротестовала я, вспоминая, что их законами запрещены связи с не достигшими зрелости особями, – какая я мать рода? Я еще несовершеннолетняя, мне всего семнадцать, – нагло скосив себе четыре года и впервые радуясь тому досадному факту, что с моим небольшим ростом, не до конца округлившейся фигурой и маленькой грудью, меня все принимали за девочку-подростка, а не за взрослую девушку, коей я и являюсь. Эх, знал бы кто, сколько горьких слез я пролила в подушку, обижаясь на матушку-природу решившую отдохнуть на пятом ребенке семьи Семни. И вот теперь раскаиваясь, благодарила ее за этот чудесный дар.

– Семнадцать? – переспросили мужчины, уставившись на меня.

Я только кивнула в ответ, разводя руками. Может, надо было сказать пятнадцать? Вдруг у них «достигшие зрелости» это шестнадцатилетние?

– Ребенок… Как я мог сделать ребенка ильми? – запустив руки в волосы, раздражался кесериец, – Почему ты не сказала? – накинулся он на меня.

– Вы не спрашивали, – пожала плечами, изумившись неожиданной резкости.

Тихий неестественный булькающий смех наполнил каюту:

– Перехитрил сам себя Акдрейс? До ее двадцати пятилетия ты теперь ее опекун, – сдержанно веселился лайор над одной ему известной шуткой.

«Не надо мне опекуна, я взрослая», – хотела запротестовать я, но с моих губ не сорвалось ни звука.

Медленно и задумчиво переводила взгляд с одного – растерянного и ошарашенного, на другого – веселящегося, и пыталась решить хорошо это или плохо для меня, что в их понимании теперь я выгляжу малым ребенком, а не взрослой девушкой. Но, как назло, ничего решить не могла, мозг завис, скандируя «недостаточно данных».

Сероватый потолок освещал маленькую комнатку ярким светом, льющимся непонятно откуда. Высокий железный стол, на котором я сейчас сидела, качая ногами, куча прозрачных шкафчиков возле стен с какими-то непонятными приспособлениями внутри.

– Так-с, ссейчччасс будет-с немного-с больно-с, – повернулась, обращаясь ко мне, женщина, держа в руках прибор, смутно напоминающий наш смартфон. Тоненький прибор защелкал, в мое предплечье, казалось, впилась сотня непонятно откуда взявшихся игл. Повеяло холодом, словно к этому месту приложили кусок льда. Что-то зазвенело, зашуршало, выдавая на экран прибора какие-то странные символы.

Я изо всех сил сдерживала рыдания. Чувствовала, что я достигла того предела, когда, упав могу не подняться. Так, не раз было в жизни и на тренировках. Вот только рядом всегда был кто-то, способный протянуть руку и подставить плечо. Кто-то более сильный, ловкий и бесконечно родной. К глазам безотчетно подкатили слезы, и я сглотнула, стараясь не разреветься. Я всегда была слабым звеном и всегда влипала в неприятности. И уж если кому и суждено было очутиться в космосе или другом мире, то уж точно не мне. Ну, какой из меня воин, защитник человечества – мне бы себя спасти. Надоело, тыкаться слепым котенком в этом безумном новом мире.

Стараясь, отвлечься от боли и грустных дум, принялась изучать единственную встреченную мной женщину. Белая до легкой голубизны кожа, через которую просвечивались голубые вены. Квадратная приплюснутая голова, с большим лбом, по верхней части которого расположилось два больших и четыре маленьких темно-бордовых пугающих круглых глаза с треугольным зрачком, без бровей и ресниц. Нос почти отсутствовал, вместо него небольшой треугольный выступ с шестью точками. Рот был закрыт двумя выступающими хелицерами и при всем при этом странное почти человеческое тело, укутанное тканью, наподобие сари, четыре руки трёхпалые руки и две ноги.

– Вот-с и вссе. И сссовссем не больно-с, – такие привычные земные фразы, сказанные тоном, словно я бестолковый младенец, вызывали внутренний протест, рождая желание возразить и одернуть – со мной уже несколько лет никто не разговаривал в подобном тоне. Сдержав, глупый порыв кивнула. Отвечать не хотелось, да и сил пока не было.

Тогда, после напряженного разговора, в котором я согласилась сначала стать ильми, а потом объявила себя ребенком, я так смутилась и растерялась, что несколько минут пребывала в прострации. Когда же прислушалась к переговорам мужчин, поняла, что ведутся они на языке, которого я не знаю. Пожурила их и попыталась встать, чтобы вернуться в каюту Эри, но ноги подкосились, и я бы упала, не поймай меня лайор.

– Тебе-с не ссстоит пережжживать-с, – шипя после каждого слова, успокаивала меня Ашрейна, смотря в экран своего чудо-прибора, – никто-с на этом корабле-с не пришчинит тебе-с вреда-с. Ты-с под защитой-с Ссовета-с. А теперь еще обзавелась-с и могусщесственным-с опекуном-с. И хотя-с он был не прав-с, восспользовавшшиссь твоим-с неззнанием-с и сделав-с тебя ильми, но у тебя-с ессть нессколько лет-с, чтобы принять-с или отвергнуть-с его предложение-с.

– Зачем тогда за мной все гонялись? – недоверчиво поинтересовалась я, пытаясь разобрать все эти звуки, сливающиеся в одно бесконечное шипение.

– Ты-с провела-с в регенире-с пошчти-с неделю-с, а до этого-с вы-с неизвесстно ссколько времени-с находилиссь в коссмоссе. Результаты-с анализзов показали-с, что-с на момент-с помесщения-с тебя-с в регенир-с ты досстигла критишчесских знашчений по ссодержанию-с в организзме-с необходимых-с минеральных-с весщесств. И хоть-с регенир-с восстановил-с их балансс, но причины-с и сскороссть их потери-с нам неведомы-с. У твоего-с друга Макссса уровень-с кальсция и других-с минералов-с падает-с так бышстро, счто всего неделя без поддержки, и он не сможет ходить. У тебя, судя по твоему внешнему виду, сскороссть потери-с намного-с меньше-с, но сколь-с долго-с это-с продлитсся и когда-с твое ссосстояние сстанет критичесским нам-с неведомо-с. Ты разве не счувствовала-с мышесчной сслабоссти, сспутанности ссоззнания? – спросила меня Ашрейна и я кивнула, вспоминая, что действительно заметила слабость тела, а с сознанием вообще непонятно что творится. Но я все списала на болезнь и вмешательство риязлов и никак не могла представить, что это сказывается мое пребывание в космосе.