«Неужели в ад?» – мелькнуло удивленное.

И тут же на память пришли все прегрешения: украла линейку в первом классе, подралась и сильно побила мальчика в третьем (это ему еще повезло, что братья ничего не узнали), разбила с другом стекло и выдала его злому дядьке (а потом неделю рыдала ночами и даже сделала то, чего больше всего боялась – рассказала родителям), убежала, испугавшись, от объяснившегося в любви парня (надеюсь, у него от этого не возникло комплекса?).

Что-то грехов за мной мало водится. Даже целовалась всего пару раз за свои двадцать с небольшим хвостиком лет. Грустно как-то. И вспомнить нечего. Хорошего я явно сделала больше. Даже жизнь девчонке спасла, предварительно нечаянно оттолкнув ее под машину. Но ведь вылетела на дорогу и начала тянуть на тротуар, не бросила. Да, и лет мне тогда было совсем мало. Восемь или около того. А потом еще были щенки, котята и даже потерянный мальчишка. Все спасены, обогреты, накормлены. А сколько сумок поднесла, а продуктов купила? Где же мой белый свет? Я тут уже ночь в морге сижу и мне, наверное, холодно.

Стоп, а почему в морге? Меня же на исследования? Очень уж хотели посмотреть, что там и как. Сама слышала врача и слова: «Готовьте операционную, будем производить изъятие». Хорошо ума хватило от родителей подальше отойти. Но все равно странно. Неужели, я не заметила операции? И тело в темном шкафчике, не посмотришь.

Нет, что-то не то. Не могла я не заметить операцию. Я же далеко от тела удалиться не могу, а оно всегда тут было. Как привез санитар, так и бросили, задвинув в холодильник.

Ладно, тело послезавтра похоронят, а что будет с моими 21 граммами (или сколько там весит душа?), что сейчас бесцельно болтаются рядом с ним? Что будет со мной?

Приходила в себя я бесконечно долго. Сознание раз за разом беспомощно уплывало, растворяясь в мутной сероватой дымке, и никак не хотело возвращаться и задерживаться. В какой-то момент я просто вынырнула в белый свет, ослепительно яркий даже с закрытыми глазами.

«Дождалась!!!» – обрадовалась, все еще пытаясь собрать мысли в одну кучку.

Нет, что-то не так. Больно. Невыносимо больно. От этой резкой боли сознание вновь попыталось уплыть и скрыться в сероватой дымке, но я очередным мучительным усилием вернула его на место. Почему-то в глубине меня набатом стучала мысль, что мне никак нельзя сейчас нырнуть в эту пустоту, так же как и выдать себя болезненным стоном или легким взмахом ресниц. Поэтому я не шевелилась, собрав в кулак всю силу воли и упорство, настойчиво заставляла себя абстрагироваться от невыносимых мук.

Та часть меня, что до этого наблюдала за мной на больничной койке, снова отделилась от тела, лежащего безжизненной кучкой на каком-то странном столе, и я, наконец, смогла осмотреться. Белый потолок. Яркие слепящие глаза светильники на нем. Один такой светящийся шар завис непосредственно надо мной, медленно скользя вдоль моего тела.

Я лежала абсолютно голая в классической позе трупа. Умиротворенная и спокойная. Странно, никаких видимых ран и повреждений. Только вот тогда откуда эта непереносимая боль, что терзала меня изнутри, выжигая все живое?

– Прототип, плохо перенес внедрение, – шипящие звуки прозвучали странной какофонией, а в мозгу каким-то чудом вспыхнули знакомые слова.

– Сколько уже трупов? – все те же шипящие и цокающие звуки, только голос немного пониже, а я снова все поняла.

– В этот раз забрали двадцать восемь человек. Двадцать шесть уже мертвы. Эти двое пока держаться, – прямо над моим лицом нависло что-то странное, фиолетовое, лысое, блестящее, от покрывавшей его слизи с четырьмя огромными глазами, пара которых была на обычном месте, а еще пара висела на щупальцах и поворачивалась в разные стороны. Или это не щупальца? И не глаза? Нет, глаза. Такие же желтые, что и те на «лице», и с такими же четырьмя зрачками. Над моим лицом пролетела фиолетовая конечность с четырьмя пальцами и с силой разжала мои веки. Яркий световой шар завис надо мной, а я все так же лежала, бессмысленно уставившись в пространство, и упрямо удерживала себя от возвращения в тело.

Труп! Я труп! Потому, что это точно не ангелы.

На миг контроль ослаб, и моя душа тут же устремилось в тело. Поток мучительной боли и что-то неимоверно холодное и слизкое скользнуло по лицу.

Боже, как противно.

Но я держусь, я молодцом. А еще большим молодцом буду, если позволю сознанию снова уплыть и наблюдать со стороны.

Начала привычно медитировать и сознание тут же покинуло меня. Спасибо папе за постоянные тренировки моего бренного тела и умение терпеть боль. Все-таки я молодчинка, почти спортсменка, активистка и комсомолка, хотя, эта организация предпочла умереть задолго до моего рождения.

Очередная трель свистящих звуков, прервала поток воспоминаний:

– Хмырр, мутация не завершена. Она бесполезна. Подготовь ее к извлечению яйцеклеток, а потом списывай, – грубый болезненный укол, и сознание снова уплывает, сливаясь с телом, успев выдать последнее «Куда списывай? Я еще жива! Экспериментаторы хреновы!», но даже больше всего этого, возмутила фраза про извлечение яйцеклеток. Разобрать решили, репродуктологи хреновы…

***

Второй раз я приходила в себя уже не так болезненно. Кошмарный холод, сковал уставшее от испытаний тело и немного отогнал ноющую боль. Решив, сначала провести разведку, начала медитировать, отделяя сознание от бесполезной сейчас плоти.

Темное, пустое, совсем небольшое помещение, в центре которого стоит странная капсула, в голубоватой жидкости которой виднеется мое тело. Прям, как в фильмах ужасов, блин. Привычно поморщилась, отгоняя хлынувшие чередой картинки. И тут же рассмеялась, представив себе, как выглядит фраза «у меня от тебя морщится душа». От накрывшего меня смеха стало немного теплее и спокойнее.

Вынырнула из помещения и попала в другое – яркое, освещенное. Два склонившихся над столом существа, более похожие на людей, чем предыдущие фиолетовенькие, проводили какие-то сложные манипуляции над телом совсем юного паренька.

– Как думаешь, он выживет, Сийнер? – спросил один из них. И я с удивлением отметила, что этот язык напоминает раскаты грома с перекатывающимися постоянно буквами «р» в то время, как предыдущие существа общались на языке, в котором преобладали шипящие. Но я, что удивительно, понимала оба языка достаточно легко. Не слухом, нет, скорее сознанием, где-то на уровне мыслей.

– Не знаю, Рашрен. У него сильная мутация и почти полное принятие генома. Риязлы не успели совсем немного. Если бы опоздали на час, то и эти двое были бы в том же мусорнике, где и остальные земляне.

Это существо было старше второго. Темно-красная, почти черная шерсть покрывала все его тело, скрываясь под странным темно-синим комбинезоном. На голове шерсть была немного темнее и длиннее, заменяя привычные мне волосы, а на лице превращалась мелкий пушок. Торчащие из пасти наружу огромные клыки, продолговатые восходящие глаза, огромные почти на полморды, с золотистой радужкой, что полностью заполняла их, и черным вертикальным зрачком, навевали мысли на сходство с кошачьими, слишком уж похожа по форме была их физиономия и заостренные уши, только витые рога и огромные крылья за спиной выбивались из этой картины. Демоны, как есть демоны. Во всяком случае, максимально на них похожие. Только на конечностях вместо ожидаемых копыт, обычные четырехпалые лапы, украшенные острыми когтями, которые сейчас почти с хирургической точностью касались обнаженного человеческого тела.

– Знаешь, что непонятно, Сийнер? Почему они так отчаянно хотели уничтожить женскую особь?

– Уничтожить? Нет, Рашрен. Им нужны были ее репродуктивные органы. Видимо, решили, что она подходит для воспроизводства. А почему? Нам еще предстоит понять. Ничего, еще пара часов в регенире и она будет готова ответить на все наши вопросы.

Они еще продолжали говорить, но я уже не слышала, неуловимая связь влекла меня, унося к внезапно встревоженному телу.