Не мешкая прыгнули в машину: он за руль, Женя – на второй ряд; задним ходом до конца дома, разворот и скорей на проспект – местами освещённый, относительно безопасный. Проезд мимо Администрации был перегорожен бетонными блоками и соваться туда совсем не хотелось: охрана и пристрелить могла невзначай, поэтому Тимофей сразу рванул по встречке, той же дорогой, что и приехал.

«Хорошо ещё – ночь. Никого… А то встрять в местные разборки только не хватало…»

Ехать было всего ничего, так что к блокпосту они подкатили уже через пять минут.

Врезка – застава на правом конце ГЭС – была раза в два крупнее, чем Мыс. Здесь расположились основные армейские силы. Вообще удивительно, что в заштатном городишке в сибирской глухомани оказалась воинская часть. Ракетчики, ПВО. Во времена холодной войны такие части стояли вблизи всех стратегических объектов: электростанций, крупных заводов. К концу девяностых их несколько раз порывались разогнать, но вот как-то дотянули… Сама часть располагалась довольно далеко в тайге, но когда началась вся эта катавасия, их частично перекинули в город.

Синего Фита ждали, несмотря на позднее время: обещал быть. Девушке пришлось пересесть вперёд, а салон солдатики загрузили какими-то опечатанными ящиками. Машинка заметно присела.

Пока шла погрузка, Тимофей прогулялся, глядя через колючую проволоку на тёмную почти неподвижную воду и отражающиеся в ней «фейерверки». Вроде всё было по-прежнему спокойно, но… Что-то его беспокоило. Озираясь и потирая виски, он постоял ещё несколько минут, вдыхая особенный, свежий морской воздух. Наконец сообразил: Женя. От неё веяло страхом.

Машину загрузили, старший – майор – пожал руку, пожелал удачи.

Перед самой плотиной Тимофей остановил машину, заглушил двигатель, повернулся к пассажирке.

Утомлённое осунувшееся лицо, светлые длинные прямые волосы, упрямо спадающие на глаза. Руки нервно стискивают ремешок сумочки. Она рвалась к детям и при этом ужасно боялась. Боялась неведомой опасности, боялась не увидеть больше своих ребятишек… Это было плохо. Твари чувствовали сильные человеческие эмоции, особенно – страх, и словно шли на них…

– Женя… – он взял её руку, накрыл другой рукой. – Не надо бояться. Я обещаю вам, что всё будет нормально. Я – лучший в своём деле. Я чувствую, когда опасно, а когда нет. В данный момент конкретно нам ничего не угрожает, понимаете? Мы сейчас спокойно доедем до Левого, и вы увидите, наконец, своих детишек. С ними – тоже всё в порядке, вы же узнавали! Верьте мне, хорошо?

– Да, н-но… Чудовище… А если нас… Как они потом…

– Чщ-чщ-чщ… Во-первых, это не чудовище. Это просто большая водяная… непонятная хреновина, которая, может, сама нас боится. Во-вторых, сейчас она или спит, или прячется. Её видели только днём, ночью она никогда не показывается.

– Да?

– Истинная правда! Какой смысл мне врать, если я с вами в одной машине? Тем более, что за вами же я приехал? Ну? – Он почувствовал, как она слегка расслабилась. – Вот и славненько. Не бойтесь, просто смотрите по сторонам. Как на экскурсии. Доводилось хоть когда-нибудь по ГЭС кататься? Да ещё ночью, да под северное сияние…

Он завёл двигатель и потихоньку тронулся. Налево, в море, он старался не смотреть.

Мандраж, задвинутый глубоко-глубоко, конечно оставался, но в целом, Тимофей ощущал себя в норме. Газку бы поддать! Но проезд по плотине как нарочно был вихлястым и неровным. То какие-то контейнеры посреди дороги, то заснеженные рельсы, скользкие и тряские, то металлические громыхающие листы… В самом конце перед выездом на участок водосбросов зад слегка занесло на кривулине, но обошлось; бетонный столб скользнул буквально в пяти сантиметрах.

– Встречай, Олег Иваныч!

– Красавец, ей-богу! – тот улыбался, как на свадьбе. – И барышню себе ещё ухватил…

– Да не хватал я её ещё, чего ты прям! Держи, с Врезки передали… – он отдал Иванычу объёмистый пакет с консервами, булкой хлеба и парой пластиковых бутылок.

Подспудный многотонный груз с души свалился, внизу – знакомый Левый, где даже зыбь уже родная! Тимофей с удовольствием бы побалагурил ещё, однако же – ночь, как ни крути. Не дай бог, цветомузыку выключат раньше времени…

Пока свободная караульная смена разгружала машину, к нему подошёл дежурный.

– Фит, такое дело… Однако, застрял ты у нас немного. Пойдём, глянешь.

Тимофей напрягся было, но выяснилось, что всё не так уж страшно. Пока он мотался на Правый, метрах в пятидесяти перед воротами части дорогу перепахала какая-то чёрная лоснящаяся змеюка. Тварь выбралась из моря, перемахнула дамбу и скрылась внизу, в каменистых осыпях, заросших молодым сосняком.

Канава с полметра глубиной, вокруг набросанные кучи гравия и земли, булыжники… Чтобы привести дорогу в порядок нужно было несколько часов и – солнце.

Конечно, можно было бы и переночевать в части, но… Что-то гнало Тимофея домой.

– Капитан, слушай… Мне девочку сегодня край нужно доставить! Может, шестьдесят шестой мне дашь? А я за своей завтра заскочу…

Тот смотрел с большим сомнением.

– До утра никак не потерпит? Бойцы только спать легли.

– Дело срочное, сам понимаешь. Не зря же я через ГЭС сунулся. Опять же – за вами должок, а? А с коллегой я договорюсь: у меня переночует. Накормлю по человечьи. Когда парни в горячей ванне последний раз мылись? Завтра с ним и вернусь…

– Ты меня под трибунал подведёшь! – начал давать слабинку капитан.

– Так и я о том же – где он теперь, тот трибунал? А потом… Ну – сочтёмся же? Хорошие люди должны помогать друг другу! Я тебе ещё литров сорок бенза залью. А?

– Чёрт с тобой, и дерево уболтаешь… Кого поднимать-то?

– Тарасика давай, он шустрый.

Тимофей знал уже этого сержанта – маленький, шебутной, с вечной улыбкой на лице. Пару недель тому назад пришлось из передряги выбираться вместе…

Напоследок он отогнал машину подальше от дороги за вагончики, закрыл, сложил зеркала на всякий случай, похлопал по тёплому курносому капоту.

***

Тарасик своё дело знал: через канаву перебрался как официант с разносом, чуть-чуть покачал по булыжникам…

Женя жила на Школьной, к счастью – наверху, где проезды были не искрошены Большой зыбью. Добирались обходными путями: выехав на объездную, повернули не к городу, а наверх, к морю, чтобы внизу в темноте не зацепить гаражные заросли; потом свернули на Нагорную и оттуда по крутому склону, без всякой дороги – к домам. Дальше – по тротуару вдоль садика, снова вниз, прямо по лестнице…

Тимофей с завистью смотрел, как Тарасик лихо управляется со своим вездеходом. На «Фите» ему пришлось бы дать крюка в пару лишних километров…

Прибыв на место, Тимофей остановил рвущуюся к детям Женю, и, строго наказав ждать в кабине, отправился проверять дорогу.

Домофон был отключён, замок не заперт. Он осторожно потянул за ручку, прикрываясь дверью от неведомой опасности. Распахнув, придержал металлическое полотно ногой и взял ружьё наперевес. Прислушался. Потом резко шагнул вбок…

В подъезде стояла почти полная темень. Тьма – всегда опасность, а свой фонарик он, как назло, забыл в бардачке «Фита»… В ту же секунду лестницу залил ослепительный свет фары-искателя – сообразительный Тарасик вовремя просёк ситуацию.

Внизу было чисто. Выше этажом через узкие окна на лестничные площадки пробивались разноцветные небесные сполохи, но Тимофею всё равно пришлось красться ступенька за ступенькой, с пальцами на спусковых крючках, обводя стволами тёмные углы.

Преодолев семь пролётов, он постучал в дверь. С улицы они видели свет в окнах, но это ещё ни о чём не говорило: лампы могли гореть и с прошлой недели… Никто долго не открывал, но, наконец, за дверью послышались шаркающие шаги.

– Кто там? – голос был женский, старческий.

– Здравствуйте. Мы Женю привезли. Она внизу, в машине. А у вас ничего нет посветить? На лестнице темновато…

– Женечку? Охти… Зараз, зараз!

Открыла старушка – совсем в годах, сухонькая, со строгим интеллигентным лицом.