Лифтом уже никто не пользовался: в шахте откуда-то проросли неведомые растения, которые застопорили его между четвёртым и третьим этажами. Лианы дотянулись по тросам до самого верха, а тонкие побеги тут и там проникали через щели лифтовых дверей на лестничные площадки. Далеко они, впрочем, не лезли и опасности как будто не представляли, так что их не трогали.

На восьмой этаж, вдоль стенки, прислушиваясь, принюхиваясь… Уже который раз мелькнула мысль, что хорошо бы раздобыть пистолет. Двустволка Викторыча стояла дома в постоянной готовности, но с собой же её всё время таскать не будешь…

Дома! Крадучись, заглянул во все комнаты, на кухню, в туалет, ванную. Всё в норме. Не спеша разделся.

Удивительно, но в некоторых домах до сих пор было не только электричество, но даже холодная и горячая вода! С учётом окружающего беспредела это было и впрямь загадочно. Но раз пока есть – нужно пользоваться!

Он упал в ванну и ждал, пока вода скроет замёрзшие колени. Долго валялся, грелся, погрузившись по самый нос, а в голове бродили какие-то бессвязные мысли…

«Родителям в Дивногорск вовремя не позвонил, а теперь – поздно… Кто ж знал… А подруга та в Ухане глазками-то так и стреляла… Хм… Маринка вчера что-то не в духе была… Хотя, кто сейчас в духе!.. А всё-таки без связи – полный трындец! Что там у Лёхи с Леной, интересно… А Янка вряд ли на Левый теперь выберется… Жаль. Но а как? Да тем более, тоже – детки, не бросишь… Всё-таки нужно было стекла в тридцать третью натаскать, зря поленились, что за фигня получится – фанера вместо окон…»

За город выехал на удивление спокойно.

Кладбище… О большей части несчастных «зловещих» мертвецов добрые живые позаботились: вдоль обочин во множестве валялись кости и лохмотья истлевшей одежды. Страх… Страх делает людей жестокими. Или он просто проявляет то, что скрывается под благостной личиной?

«Скорее бы снег лёг, присыпал всё это…»

Шум двигателя далеко разносился в прозрачном осеннем, слегка морозном уже воздухе. Серо-зелёные стены леса неспешно убегали назад. Салон прогрелся, можно было убавить печку. Тимофей воткнул в магнитолу флэшку, включил. Из динамиков понеслось:

«I ain't happy, I'm feeling glad

I got sunshine, in a bag…»

– Прям в строку… – пробормотал Тимофей, потянулся перемотать, но передумал.

Чем дальше от города он отъезжал, тем больше ему казалось, что он возвращается в обычный мир, где всё предсказуемо и незыблемо, где…

«А что там? Что там такого уж чудесного было? Когда-то давно – да, был чудный город. Ходили к соседям за солью и не запирали двери. Обычным делом было встретить в автобусе человека в штормовке с рюкзаком и ружьём. Каждый был – таёжником, рыбаком, строителем – хозяином СВОЕГО города. Ребятня безо всякого присмотра бегала на Ангару лазить по скалам, купаться, ловить и жарить на костре гольянов. Поход школьников в лес был повседневностью, а не спецоперацией с привлечением гороно, милиции и опеки…

Нет, конечно, тот Таёжный совсем не был раем неземным! Но это был город, до которого жителям было дело! Даже в тяжкие девяностые, когда народ начал сваливать, оставалось что-то светлое! Крутейший в Сибири аэропорт построили! Фестивали бардовские проводили!

А потом всё постепенно превратилось в унылое… оно самое. Загаженные подъезды, зимой – даже на центральных улицах – чуть ли не полуметровые ледяные колеи… Загубили аэропорт, просто бросив гнить в тайге! Яхт-клуб превратили в какой-то кабак. Кругом нарки и алкаши, молодёжь разговаривает исключительно на фене и матом. Ни в одной тачке нельзя услышать ничего, кроме шансона! Своими глазами видел, как однажды «коллега» сажал женщину с двумя дошколятами, а из колонок при этом неслись такие загибоны, что и сапожник бы покраснел… И у того ведь даже мысли не возникло переключить! И это город романтиков и мечтателей? Город великих ударных строек! Что с нами стало?! Может, всё что происходит теперь – это логичное следствие? И поделом?»

Машина пронеслась мимо поворота на двадцать первый. Это были последние дачи, дальше только небольшой посёлок лесорубов на тридцать каком-то километре…

«Но разве найдёшь виноватого? Большая часть тех, кому что-то было надо, – поразбежались, молодёжь – та, что могла куда-нибудь поступить – тоже уезжала с концами. Энтузиасты-первостроители – давно постарели… и тоже уехали. И сейчас в Москве, Новосибе, Красноярске и даже Иркутске – что-то строится, обновляется, хорошеет… А у нас? Остались только мы: задавленные заботами, кредитами, проблемами, пытающиеся скрыться от мира в скорлупе своих мелких интересов…

Возможно, городские власти могли бы что-то сделать, расшевелить народ, но им, судя по всему, не до города, эти господа непрерывно год за годом занимаются грызнёй между собой и набиванием карманов… Впрочем – старая истина: народ всегда заслуживает своей власти.

И ты?

Ну, наверное…»

Посёлок у речки Бадарма, название которой в переводе с тунгусского означает то ли «Огненная», то ли «Волчья пасть», встретил мрачным молчанием. Ни единого дымка из трубы, ни души на улицах… Тимофей не решился на разведку, лишь проехал медленно-медленно, внимательно всматриваясь в окна придорожных домов и вглубь переулков.

До Каменной в общей сложности он добрался за час. Здесь он сделал небольшую остановку, набрал в канистру чистой, почти ключевой воды. Со слов военных, дальше будет только Хайрюзовый ручей и – всё. Потом, как бы дико это ни звучало, они не видели ни одной речки.

Вокруг по-прежнему был только лес; мир разительно отличался от того, городского: никаких ползающих камней и шевелящейся земли, никакого «серого марева» и горящего асфальта… Никаких фантастических тварей. По крайней мере – здесь их было не видно. Тимофей, тем не менее, не выпускал ружья из рук. Неясные нехорошие предчувствия никак не отпускали.

А потом всё произошло ровно так, как и рассказывал тот сержант, водитель военного бензовоза.

За Хайрюзовым распадком дорога словно вытянулась стрункой и дальше шла почти по прямой, с сопки на сопку, стрелой прорезая таёжные просторы. Тимофей отметил, что с обочин пропали знаки и километровые столбы, а кроме того перестали встречаться съезды с трассы на лесовозные лесные дороги. Спидометр наматывал десяток за десятком… Это точно была не та дорога!

Часа через три Тимофей капитально проголодался и решил устроить перекус.

Взобравшись на очередной перевал, он остановился на обочине, заглушил машину, вышел размять ноги.

Всё та же вселенская тишина… Заметно похолодало. Если на Каменной речке льда не было даже по заберегам, то здесь стоял явный минус: изо рта поднимался лёгкий парок.

Вернувшись в тёплый салон, Тимофей с удовольствием перекусил: в фольге у него было завёрнуто несколько жареных ельцов, зелёный лучок, пара огурчиков, в термосе – горячий сладкий чай с жасмином и лимоном. Подкрепившись и повеселев, он собрался в путь.

На поворот ключа зажигания стартер отозвался как-то вяло, через силу. Внутри ёкнуло: только этого не хватало! «Вжик, вжик…» Завелась! Тимофей тревожно нахмурился. Аккумулятор должен быть в полном порядке: новенький, заряженный, специально подготовленный для дальней дороги. И зарядка вроде шла – лампочка сразу погасла…

Судя по спидометру, он отмахал почти две сотни и… В Сибири, конечно, в порядке вещей, когда от посёлка до посёлка три дня ходу, но не до такой же степени!

«Где Перевалочный, повороты на Окунево, Кашиму, нулевой на Заимку? Да уже и Степаново должен был проехать… Да сама трасса-то – ненастоящая: нет миллиона ручьёв и речушек, знаков, поворотов, тёщиных языков… Уже и не верится, что эта дорога может куда-нибудь привести…»

Заниматься географическими изысканиями из чисто спортивного интереса Тимофею сейчас было не с руки. На всякий случай, однако, он решил проехаться ещё.

Минут через сорок снова засосало под ложечкой: от нервов, что ли? Не отрывая взгляда от дороги, порылся в рюкзаке на соседнем сиденье, достал большое зелёное яблоко, вкусно захрустел.