На столике от края до края был нацарапан огромный крест. «Нацарапан», впрочем, слабо сказано: глубокие, чуть не на треть продравшие столешницу, неровные борозды повергали в недоумение: каким образом можно было такое сотворить?!
На топчане валялась половинка регистрационной книги, оторванный край выглядел более чем странно, какими-то полукружьями, словно его откусывали; такие же следы покрывали верхний край спинки кресла; вырванные куски поролона и красного дерматина лежали тут же, на полу.
– Что за хрень тут произошла? – голос Лёхи выдавал искреннее недоумение. – Что делать-то? В ментовку звонить? И сторожа нет…
– Что скажем? Кто-то, мол, кресло погрыз и машины распинал? Кстати, да: а как ты звонить-то собрался?
– Блин! Я и забыл, что…
– Вот что я тебе скажу… Давай-ка валить отсюда. Ты думай как хочешь, но в городе явно происходит что-то… Не знаю что! Но с каждым днём всё хлеще. Так что сейчас прыгаем в машину, летим к тебе в гараж, хватаем все ёмкости, какие есть – и на заправку. Ты свою тоже заводи, на всякий случай залей под крышечку. Знаешь, бенз никогда лишним не будет…
Подъехав к ближней заправке, Тимофей присвистнул: очередь стояла машин в двадцать; такого он не видел уже давненько. Лёха на своём «Хай-Эйс» пристроился позади.
Через час, заправившись наконец, они отъехали в сторонку – поболтать напоследок.
– Чуешь? И это только начало. Завтра тут их будет на полкилометра.
Лёха мрачно кивнул:
– Похоже на то.
Немного обсудили новости.
В очереди наслушались вдоволь и всякого. Пожары, оборвавшиеся лифты, исчезновения людей. Загадочные убийства, настолько извращённые и кошмарные, что верилось в них с трудом. Кто-то гнал откровенную чушь про инопланетное нашествие, кто поадекватнее валили всё на террористов… Тимофей всю эту клюкву выслушивал с великим сомнением, поэтому сильнее всего его насторожили слухи не об убийствах, а о том, что не только поездов нет уже двое суток, но и автотранспорта со стороны Иркутска.
Мысли пронизывало раздражение: он терпеть не мог всяких неопределённостей и неясностей. А тут ещё всё время вставала перед глазами жутковатая картинка с парковки. Да Ленины страшилки, трупы кровавые какие-то…
Лёха протянул руку, крепко сжал ладонь Тимофея.
– Ну ладно, Тимыч. Заскакивай почаще. Особенно, если со связью эта хренота затянется. Я, пожалуй, возьму сейчас «Урал», пару бочек прихвачу, да съезжу на Комбинат, соляры залью… Ты там разузнай у вас, на Левом – правда что ли на Иркутск дорогу закрыли? Это ж – вилы тогда! Блокада, блин!
– Угу… Ну, бывай.
В тревожном смятении Тимофей даже не стал искать пассажиров. Изначально была мысль сделать кружок до ближайшей остановки, но теперь он только поморщился и прямо с заправки погнал домой.
«Если перекрыта Иркутская трасса и одновременно железнодорожная ветка, то… Лёха правильно сказал – блокада! Впрочем, по водохранилищу ещё можно, по Ангаре. Аэропорт… Сколько лет назад его закрыли-то? А по воде… Пока организуют… Чёрт! А ведь бензин – это ерунда по сравнению с… Интересно, еды на сколько дней в городе? Так…»
Заскочив домой, он достал из тайника на лоджии увесистую пачку, завёрнутую в полиэтилен. Поразмыслив секунду, взял побольше: десятку. На магазины в итоге тоже решил не тратить времени, а поехал сразу на оптовые склады.
По дороге он настороженно косился на дымные столбы – сегодня их стало поменьше, но пожары всё равно продолжались; вглядывался в лица прохожих и стоящих на остановках… Всё вроде бы было как обычно. Но вот весёлый гомон стайки детишек уже показался каким-то неестественным на общем унылом фоне. Тимофей попытался успокоиться: ведь сам себя накручивает… А что народ неулыбчивый – так когда по-другому было? Не праздник, чай…
***
Загрузившись, он сел за руль, обернулся, скептически осмотрел забитый едва ли не под потолок салон.
«Куда это всё девать-то? Не дом, а склад получится! Придётся в гараж…»
Ключ от гаража всё равно лежал дома, так что был смысл занести сразу и часть продуктов.
Через полчаса, припарковавшись во дворе, он прихватил ящик с молоком, несколько пакетов с крупами и пошёл к подъезду.
Груз нетяжёлый, но нести его было ужасно неудобно, тем более – открывать дверь, затем – вызывать лифт. Раздражение нарастало. Уже в кабине, нажав кнопку, он подумал: «Только застрять ещё не хватает!»
Двери закрылись, и… Кабина стояла на месте.
– Да ёк-к-карный бабай!
Он мгновенно постарался взять себя в руки и уже почти спокойно ещё раз надавил на кнопку восьмого этажа. Поехали!
Фея хорошего настроения
Пока он рассовывал пакеты и коробки по шкафам, раздался звонок.
Он никогда не спрашивал «кто там», в двери и глазка-то не было. Сказывалось советское ещё воспитание. Были ведь в Таёжном времена, когда иные люди и двери не запирали, а уж ключ под ковриком вообще был обычным делом…
На пороге стояла девушка лет двадцати трёх, невысокая, стройная, с длинными тёмными волосами, небесно-голубыми глазами и симпатичным открытым лицом. В одной руке – бутылка вина, в другой – огромное красное яблоко.
– Привет! Я без предупреждения сегодня, – она забавно развела руками. – С телефонами, какая-то засада, знаешь…
Янка была дамой своеобразной и даже немножко загадочной. Тимофей не помнил, где и как они познакомились, но тот её звонок врезался в память: «Привет! Это Яна, помнишь? Слушай, у меня сегодня проблема: есть бутылка шампанского и совсем нет мужика. Позовёшь в гости?» Обескураживающая прямота поначалу вогнала его в ступор. Но – почему бы и нет? Образ жизни он вёл довольно свободный (назовём это так), вечерок был не занят…
Она оказалась приятной во всех отношениях: лёгкой и весёлой, довольно начитанной (могла поболтать даже о Кафке и Хейли!) и – что особенно удивительно – совершенно ненавязчивой. И обожала секс. Позже Тимофей узнал, что она работает в каком-то парфюмерном магазинчике, у неё уже двое дочурок, которых она иногда сбрасывает на попечение матери, а сама отправляется, как она это называла, – «гулять». «Но ты только не подумай, что я какая-нибудь проститутка! Деньги, грязь… Фу, это мерзко! Я никогда не сплю с кем попало!»
Конечно, Тимофей допускал, что она строит какие-то скрытые планы – женские пути не менее неисповедимы, чем господни – но это точно никак не проявлялось, и он обычно бывал рад, когда она внезапно – через месяц или два после очередной встречи – снова звонила, а потом заявлялась вечером с неизменной бутылкой в руке.
– Ну залетай. Что-то ты сегодня рано. А если бы я на линии был?
Она впорхнула, поставила пузырь на тумбочку, скинула босоножки.
– У подружки днюха вчера была, гулеванили. Собралась домой и как соскучилась внезапно! Месяца полтора тебя не видела! – она повисла у него на шее и принялась покусывать за мочку уха.
Тимофей не смог сопротивляться, и следующий час они провели в постели. Янка всегда умела поднять настроение… Хмарь и напряжение в душе совершенно рассеялись, жизнь снова стала казаться безоблачной. Да и за окном сквозь прорехи в тучах вроде стало проглядывать солнышко.
Потом он всё-таки подумал, что нехорошо оставлять на улице машину, забитую доверху; надо бы доехать до гаража, пока не стемнело.
– Слушай, мне нужно в гараж смотаться, разгрузиться. Минут на сорок. Подождёшь?
– Конечно. Тем более, вино осталось неоткрытое – зря, что ли, я его у Галки забрала? А… даже нет; возьмёшь меня с собой?
***
Свернув с трассы налево, к гаражам, Тимофей сбавил скорость: дорога была довольно убитая, за ней давно никто не ухаживал.
Забора вокруг гаражей никогда не было, зато были ворота, от которых теперь остались только два здоровенных пятиметровых столба. Сторожку тоже давно разобрали. Местечко, вообще говоря, навевало уныние, которое лишь отчасти компенсировалось чудесными склонами вокруг, заросшими лиственницей и сосной.
Внезапно из-за ближнего бокса выскочил, размахивая руками, какой-то взъерошенный тип. Янка от неожиданности ойкнула.
