Может, только Сэнди и будет время от времени вспоминать его. Сделавшись хозяйкой лавки, она изредка — может, раз в год — беседуя с кем-то о ценах на крахмал, будет открывать тайком на коленях книгу, и это будет не «Морской волчонок»[10] или «Маленький дикарь»[11], а какой-нибудь из старых гроссбухов, исписанный неряшливым почерком старины Чабба…

Лэйд ощутил, как сердце, сделавшееся твердым и сухим, точно засахарившаяся вишня, ерзает на своем месте. Если кого и жаль, так это Сэнди. Сколько жутких мыслей, сколько страшных предположений и отвратительных страхов придет в ее хорошенькую головку, пользуясь крыльями не знающей удержу фантазии — не хочется и думать. Какое-то время она, наверно, вовсе не будет выходить из лавки, обосновавшись там, как офицер на дежурном посту, вздрагивая всякий раз, когда зазвонит колокольчик над дверью…

Я вернусь, пообещал ей мысленно Лэйд. Вернусь во что бы то ни стало. Даже если мне придется переплыть океан из пепла и голыми руками разорвать пасть демону.

***

Пока он пребывал в задумчивости, Лейтон разглядывал живописную картину учиненных им разрушений.

— Ищете тайник, мистер Лайвстоун? — осведомился он, — Если так, это напрасная трата времени. Мне знаком каждый квадратный дюйм в этих кабинетах, и тайников здесь нет. Вся наличность хранится в сейфе у мистера Розенберга, а платежные документы и векселя — в несгораемых шкафах.

Лэйд украдкой вздохнул. Работать в одиночестве было не в пример удобнее.

На счет этого ему в последнее время не приходилось беспокоиться. Едва он, закончив планомерный разгром в одной комнате, переходил в другую, как та мгновенно оказывалась пуста — все ее обитатели мгновенно устремлялись прочь с поспешностью вспугнутых акулой рыбешек. Не потому, что им тяжело было смотреть на учиняемый в их кабинетах разгром, напомнил себе Лэйд. Не потому, что они, подобно Лейтону, вспоминали о цене сокрушенной мебели и сорванных обоев.

А потому, что знали.

Этот человек, похожий на благообразного джентльмена в почтенном возрасте, умеет разговаривать с демонами. Он бродит по зданию, ничего не видя, точно слепой, и бормочет себе под нос слова, которых нет в человеческом языке. Он чертит на полу и стенах фигуры, при одном взгляде на которые возникает желание сплюнуть, и бессмысленно смотрит в них, невесть что выискивая. И пусть у него нет рогов, пусть в его глазах не плещется адский огонь, лучше держаться от него подальше, и уж точно не мешать ему, чем бы он ни занимался.

Демонолог. Колдун. Чернокнижник.

Лэйд более не ощущал себя уважаемым торговцем шерстью. Никто больше не пытался угостить его сигаретой, никогда не лез с расспросами. Стоило ему, тяжело ступая, появиться в коридоре, как служащие бросались прочь, не удосужившись даже изобразить появление внезапных важных дел — точно увидели призрак отца Гамлета, инспектирующий свою новую штаб-квартиру.

— Вы угадали, — подтвердил Лэйд, щелкая суставами многострадальных пальцев, — Я в самом деле ищу тайник. Не совсем тот, который вам представляется. Меня интересуют не деньги и не ценные бумаги. Кое-что… другое.

Лейтон приподнял бровь.

— Другое какого рода?

Лэйд провел рукой по недавно освежеванной стене, смахивая с нее облака штукатурки, так бережно, будто та была возлюбленной, покрытой неоправданно толстым слоем пудры.

— Если бы я знал, моя работа стала бы чуть-чуть проще. Но дело в том, что я сам не знаю наверняка. Я ищу знаки.

— Знаки, мистер Лайвстоун?..

— Да. Знаки, — Лэйд изобразил пальцами что-то вроде жука, разведя пальцы на дюйм, — Любые странные отметки. Некоторые из них могут показаться неумелыми, нарисованными детской рукой. Другие вызывают у человека неподотчетное беспокойство, иногда даже резь в глазах. Третьи… А, неважно. Я просто ищу знаки. Вам, случайно, не встречалось ничего подобного?

Лейтон задумался.

— Нет. Пожалуй, что нет.

— Может, фигурки из дерева или проволоки? Приколотые цветки растений? Мертвые насекомые?

Лейтон поджал губы.

— Сомневаюсь.

Человек безукоризненных манер, он, кажется, был единственным в здании, кто сумел привести в порядок волосы и костюм, мало того, имел на щеках свежие следы пудры.

Какую игру ведет он и по каким правилам собирается играть? Желает ли он примкнуть к чьей-то партии или намеревается создать собственную? Является ли угрозой для Лэйда или, напротив, выгодным союзником?

Лэйд решил не размышлять на этот счет. Если актер выходит на авансцену посреди действия, значит, намеревается что-то сказать, а не блуждает случайно меж декораций. Наверно и Лейтону есть, что сказать.

— Скажите, в этом здании случались какие-нибудь странные смерти? — спросил Лэйд, вытирая пыль со лба, — Вам, как начальнику кадровой службы наверняка это известно.

Несмотря на авантажные манеры, мистер Лейтон, судя по всему, быстро соображал и не имел проблем с памятью. Может, он и не был вычислительной машиной в человеческом обличье, как Розенберг, но и времени на размышления даром не тратил.

— Нет, — быстро ответил он, — Ничего такого. Отчего вы спрашиваете?

— Ритуал, — пояснил Лэйд, — Человеческая кровь, знаете ли, мощная субстанция, обладающая серьезной силой — если знать, как ее использовать, конечно. К слову, для ритуального жертвоприношения отнюдь не всегда требуется театральный реквизит вроде обсидиановых атамов[12], резных алтарей и черных хламид. Я бы даже сказал, напротив, все жертвоприношения, при которых мне приходилось присутствовать, выглядели вполне… обыденно.

Лейтон не вздрогнул, как рассчитывал Лэйд, но немного переменился в лице.

— За все семь лет, что я служу здесь, в этом здании не погиб ни один человек.

Лэйд ощутил что-то вроде разочарования.

— Ни один? — на всякий случай уточнил он, — За целых семь лет? Есть же смерти от старости, от болезни или…

— Нет, — отрезал Лейтон, глядя на него со странным выражением на лице, которое уже не казалось Лэйду таким дружелюбным, — Совершенно исключено. Наши служащие молоды и не жалуются на здоровье, я всегда скрупулезен при принятии их на службу и знаю, о чем говорю.

Лэйд с силой дернул за край обоев, враз оторвав целую полосу. Звук рвущейся бумаги царапал ухо, но отчасти он был вознагражден страдальческой гримасой на лице Лейтона. Под обоями, конечно, ничего не обнаружилось — ни таинственных знаков, ни высохших пятен крови, ни иных отметин.

Скверно, подумал Лэйд. Крайне скверно. Или все укрыто куда глубже, чем я думаю, или же я попусту перекапываю задний двор, как старая собака, позабывшая, где оставила кость.

Тавито. Вайранги. Хорекау[13].

Приближенные Левиафана плевать хотели на человеческие законы, для них это такая же никчемная материя, как паутина в старом чулане. Но все они вынуждены чтить законы имматериального, по которым существуют, частью которого неизбежно являются ритуалы. Чтобы ввергнуть целое здание во власть демона, требовалось провести ритуал, а то и не один. Чертову прорву разнообразных ритуалов, пожалуй. Если он обнаружит хотя бы один след, один знак, один оттиск в ткани мироздания…

Лэйд не знал, как выглядят следы этого чертового ритуала, тем более, спустя годы, но полагал, что непременно узнает их, как только увидит.

Может, пентакль, нарисованный на обратной поверхности стола?

Ржавая булавка с мертвой мухой, торчащая в неприметном месте из оконной рамы?

Глиняная фигурка размером с палец, ловкой спрятанная в одном из бесчисленных выдвижных ящиков?

Лэйд опрокинул ближайший стоящий к нему стол сильным ударом ноги и, заворчав, вырвал из него дверцы вместе с тонкими бронзовыми креплениями, высвободив из него недр россыпь беспокойно шелестящих листов.

Пусто.

— Что-нибудь еще? — поинтересовался Лэйд сквозь зубы, разглядывая поверженного противника, — Пожары? Несчастные случаи?

Лейтон покачал головой.

— Никаких пожаров. Что до несчастных случаев, самая распространенная травма здесь — это прищемленные ногти и порезы от бумаги. Разумеется, если не принимать в расчет те четыре, что произошли на прошлой неделе.