– Ого! – сказал я. – Это был вызов?

– Достали, – кратко сообщил Март. – Я вчера выставил им ультиматум: или они дают мне некоторую свободу, или я полностью забиваю на учебу, а после школы иду в техникум на повара.

Я фыркнул в стакан с чаем. Облил шорты.

– На повара? Ну ты даешь!

– Угу. Даже буклет им из колледжа показал, у нас в школе такие у раздевалки оставляли – профориентирование. Нашли где рекламки разбрасывать. В «Успехе», где даже в местный филиал универа поступить – позор? А я задумался. В колледже типа бесплатное образование, и чувак такой лыбится на картинке, в колпаке и с ризотто на сковородке. Я сказал, что тоже хочу приносить пользу людям. Чем ризотто не польза?

– Да ты манипулятор, бро! И как? Уступили?

– Переговоры все еще ведутся, – Димка вздохнул, но потом с довольным видом улыбнулся. – Но пароль от домашнего вай-фая уже у меня.

Майя

На пятый день, когда наша «неофициальная помощь» на базе как раз свелась к нулю, а самое веселье только начиналось, пришло сообщение от сестры. С фото, на котором было два мутных кулька. Я тупо таращилась в телефон, пытаясь закрыться от солнца. Алька дописала:

> Слева – Степка, он старше на две минуты. Справа – Денис

– Какого?! – взвыла я на весь пляж.

Покидала вещи в сумку, махнула одноклассникам и рванула на базу. По дороге к домику устроила сестре аутодафе по телефону. Почему меня не предупредили? Вернее, предупредили постфактум! Я пропустила ключевое событие в жизни семьи!!!

– Да мы сами почти пропустили! – оправдывалась Алька. – Папа в вестибюле заснул в самый ответственный момент! Проснулся – и в обморок упал.

– Его на роды пустили? – ужаснулась я.

– Еще чего! – фыркнула сестра. – Это была б реанимация, а так нашатыря хватило. Ты же знаешь батю.

Знаю. На судне под его начальство восемь матросов. Они там противостоят адским штормам, жаре и морозам, иногда, правда, помимо морских терминов используя слова, которые у нас дома под запретом и вообще, в приличном обществе не употребляются. Зато в семье и вне работы папа – нежный и ранимый: при виде крови может хлопнуться в обморок или пустить слезу под сериальчик.

– Ему сказали, что первый пошел. Вот он со стульчика и съехал, – объяснила Алька.

– Мне почему не позвонили? – допытывалась я.

– Мама не разрешила, – обиженно проговорила сестра. – Сказала, что ты еще нанянчишься.

Альку несколько задевало, что меня отпустили отдыхать, а она прошла через бессонную ночь и папин коллапс.

Я жадно вглядывалась в фото по дороге в город. Дома вихрем пронеслась по квартире, устраняя хаос после маминых сборов. Сбегала в магазин, приготовила поесть, на всякий случай еще раз прибралась в детской и прокварцевала комнаты. Даже Альку, притворившуюся морально опустошенной, не трогала.

Было странно сидеть за ужином втроем. Без отца с его рейсами по два месяца мы привыкли, но без мамы… Она велела нам лишний раз в больницу не мотаться, всякие букеты-веники не тащить, по сто раз в день ей не названивать и заранее как следует отоспаться. Папа требования выполнял, но с трудом.

А потом их выписали…

… Материнство – это героизм. И это вдвойне героизм, когда близнецы. Родился ребенок – медаль. Родилась двойня – две медали, и к каждой непременно кучу бабла и квартиру.

Через три недели от мамы осталась одна тень. В общем, она стала полноценным зомби, в то время как папа только доходил до кондиции, но уже научился спать на ходу.

Родившись, Степка и Денька никак не могли синхронизироваться, а работали вахтенным методом: пока один спал, другой орал. Мама начала подозревать заговор – она уже согласна была на футболистов, а ей подсунули парочку секретных агентов, ни на секунду не оставляющих окружающий мир без присмотра.

Мы старались честно распределить обязанности, чтобы мама могла подольше поспать, но даже нас троих, включая папу в отпуске, не хватало, чтобы обслужить двух младенцев. Они еще толком не успели стать нормальными людьми, а уже потребляли несусветное количество денег, времени и прочих ресурсов.

Еще одна проблема была в том, чтобы правильно близнецов идентифицировать. Ошалелые от недосыпа, мы с Алькой однажды нарушили главное правило текущего момента: в какой кроватке взял – туда и положи. Завертелись, задумались и… зависли над пеленальным столиком. Причем сестра на полном серьезе решила, что произошло нечто непоправимое.

– Это ты их перепутала, – Алька чуть не плакала. – Ты лишила своих братьев законных имен! Теперь никто не узнает, кто Степан, а кто Денис.

Степка и Денис махали ручками, словно две птички, клекотали по-своему и, подозреваю, здорово над нами прикалывались. Пришла мама, внимательно посмотрела на младенцев, ловко их перепеленала, молча разложила по кроваткам и ушла.

В один прекрасный момент она сказала отцу:

– Это все ты виноват, это ваша Ефимовская генетика. Вот и думай, что делать, потому что я скоро свихнусь. Я тебе родила двух голосистых парней по три двести, твоя старшая дочь готовится к экзаменам на балконе, а младшая в магазин ходит по два часа, чтобы в квартиру подольше не возвращаться и, подозреваю, не всегда сразу находит дорогу домой. Ефимов, имей совесть!

Тут мама, конечно, палку слегка перегнула – в ее роду тоже имелись двойняшки. Однако отец воспринял все серьезно: поскреб лысеющую макушку и организовал приезд двух своих двоюродных сестер, Ларисы и Жанны.

Те были только рады вырваться из монотонных будней небольшого городка возле Ростова. Делегировав свои женские обязанности ошалевшим от такого счастья мужьям и взрослым сыновьям, тетя Лара и тетя Жанна приехали помогать с близнецами. В нашей трехкомнатной тут же стало тесно… и непривычно тихо.

Степка и Денька от такого количества внимательных женских рук тут же пошли на уступки: начали спать и есть почти одновременно. Тетки вставали к ним по ночам, баюкали, приносили маме на кормление или давали сцеженное молоко, меняли подгузники и развлекали сказками на основе реальных фактов из жизни Ефимовых (иногда немного страшных, но поучительных):

– А вот ваш троюродный дядя Макар в детстве однажды тоже долго плакал, а потом пописать не мог.

– Ужас какой, – бормотала Алька. – А потом все удивляются, откуда у детей психические травмы.

Степка и Денька слушали теток очень внимательно. Приходящая медсестра сказала, что они очень развиты, не по дням, а по часам.

Мама постепенно начала выходить из прострации, порозовела и даже перестала засыпать в туалете. Ко мне вернулось осознание смены дня и ночи, но я все никак не могла восстановить нормальный режим.

И вот опять проснулась в три ночи, сунулась к холодильнику, бесшумно его вскрыла и хирургически точно препарировала упаковку колбасной нарезки.

– Май, нам нужно поговорить, – раздалось за спиной.

– Мам! Напугала.

– Сядь, – велела мама.

От такого строгого тона я плюхнулась на табуретку, забыв о колбасе.

– Майка, так дальше продолжаться не может. Подготовиться в такой обстановке к экзаменам ты не сумеешь, а ведь сейчас решается твоя будущая жизнь. Папа у нас – молодец, но я тоже меры приняла. До Нового Года будешь жить у тети Оли в Мергелевске. Она согласна. Честно говоря, она сама это предложила.

– Стоп, – сказала я. – Она ведь в Намибии, с бойфрендом.

Я перевела взгляд на стену кухни. Среди других экземпляров маминой коллекции тарелок там висели блюда с африканскими антилопами и львами – сувениры от нашей тетки-непоседы.

– Уже не в Намибии, – сказала мама. – С этим ее… Артемом… они разбежались. Выяснилось, что никакой он не идейный дауншифтер и волонтер, а самый настоящий тюфяк и лентяй. Да и небезопасно сейчас в Африке. Оля решила вернуться к нормальной жизни… ну, в ее представлении.

Я понимающе кивнула. Как и мама, тетю Олю я обожала, несмотря на ее некоторые… странности.