– Чайник! Газ! – выкрикнула я в лицо парню, что открыл дверь.

Это потом я его узнала и подумала, что могу сейчас с успехом влипнуть в знатный позор – если ошиблась или если сосед уже устранил опасность. Тогда я мысленно сказала «прости» своей репутации адекватного человека, отпихнула растерявшегося Бурята в сторону и прорвалась на кухню. Там свистел выходящий из погасшей конфорки газ.

Макс

Ну да, я растерялся. Полотенце норовило сползти, а девушка требовательно наступала. Наконец, видя, что толку от меня мало, она подвинула меня в сторону и пробежала на кухню. Я бросился следом, начиная въезжать в ситуацию. Девушка чем-то щелкнула, но я успел услышать свист из потухшей конфорки.

И тут только до меня дошло полностью. Я от этих газовых плит отвык совсем. В микрорайоне в высотках газа не было, а в нашем таунхаусе на Пхукете из кухонного оборудования имелись лишь кофемашина и микроволновка.

Плитка на кухне в квартире Дианы осталась от прежних квартирантов. Несмотря на то, что выглядела она вполне прилично, газ-контроль на ней предусмотрен не был. Короче, я слишком увлекся тем состоянием отстраненности, что сумел поймать в ванне, и эпично лоханулся. Чуть не взорвал весь дом. Вспомнил, как свистел газ и передернулся. Ну… блин. Попил чайку.

– Ты глухой? – раздраженно спросила девушка, поворачиваясь.

Ее темные глаза сверкали. Носик чуть вздернутый, губы пухлые, ноги длинные, волосы гладкие, до лопаток, – хорошенькая. Я немного расслабился и засмотрелся, забыв, в каком я виде.

– Глухой? – повысив голос, переспросила девчонка. Почти в ухо мне проорала. Это вернуло меня на землю из романтических грез.

– Да нет… Не глухой я. Я… отвлекся.

– Это ж как надо было отвлечься? – гостья распахнула окно настежь. – Я снизу почувствовала, а ты в той же квартире – и проспал. Проспал?

– Я… нырял. Погружался с головой… в ванне. Это… для тренировки, я спортсмен. Под водой плохо слышно… и ванная далеко от кухни.

Говорят, чистосердечное признание облегчает приговор. Более неадекватным, чем я сейчас выгляжу, мне все равно в этих темных глазах не стать.

– Нырял? – девчонка недоверчиво на меня зыркнула – я поправил полотенце. – Если ты не глухой, то почему запах не почувствовал в коридоре? Тебе в квартиру тянуло. Я позвонить боялась, стучала.

– У меня проблемы с обонянием. Я типа болел. Для меня многое до сих пор воняет как будто… рыбой. И латунью. Знаешь, латунные леера на судне?

Кажется, я тоже сумел ее озадачить. Какие леера? Что я несу? С другой стороны, это правда. Этот запах преследует меня уже второй месяц. Может, из-за вируса, а может, из-за тоски по Глубине. И вроде она поверила. Дернула плечом, но посмотрела уже спокойнее.

– Пожалуйста, – немного устало сказала девушка, проходя мимо меня в прихожую, – больше так не делай. И в окно нам байком не газуй, ладно?

Она вышла и быстро пошла вниз.

– А ты из девятой квартиры, да? – крикнул я в лестничный пролет. – А как тебя зовут? Ну… если что, чтобы обратиться…

Она ничего не ответила, лишь внизу хлопнула дверь.

– … за советом, – проговорил я в пустоту. – А то сами мы не местные.

Не, ну не лох ли? И так понятно, что она подо мной живет. Одна? Нет, там еще какая-то девчонка обитает, она мне еще на днях голову лечить пыталась насчет байка. Студентки? Снимают вместе?

Из квартиры напротив высунулась моя соседка по площадке, пожилая дама с хронически неодобрительным лицом. Вытаращилась на меня, мокрого, в полотенце и босиком.

– Здрасьте, – приветливо сказал я. И для большего эффекта обаятельно улыбнулся.

… После того крутого забега и жалобы тренера Марта опять ограничили в передвижениях. Ко мне приехать ему не разрешили. Причем, тетя Вика, по словам Димона, как-то мялась и не могла привести нормальный довод для запрета. Походу, моя маман уже начала в отношении Марченко свою «раздружительную» деятельность. Тетя Вика тоже не дура, просекла.

Телефон и доступ в интернет у Димки не отобрали, и то хорошо. Он сидел дома, отжимался и делал планку. Лицо у него, когда он мне позвонил, было бордовым после тренировки.

– Ну что? Как успехи?

– Майка к тете переехала, – отдышавшись, проговорил Март. – Теперь живет где-то возле школы. Мне ее мама сказала, чтобы я сам Майке написал – у них там дети кричали, ничего слышно не было.

– Дети? – удивился я.

– Ага, у Майки два брата родилось.

– Фигассе! Ефимова по-прежнему полна сюрпризов. Ты мне хоть фотку ее сбрось. Я ее и не узнаю теперь, наверное.

– Да нету у нее фоток. Вернее, есть, но там, как у тебя – ничего не видно. Майка не чатится и не поостится. Она учится.

– Ты ей написал?

Я налил себе кипятка в кружку с пакетиком. Из нового чайника. Электрического. Все утро и весь день сегодня ходил и прислушивался к звукам с первого этажа. Нашел место, где было слышно, что делается на кухне в девятой квартире. Моя соседка один раз ответила на трель телефона, засмеялась, а потом стихла на целый день.

Что она веселая, это, конечно, хорошо, но что она на кухню не выходит – странно. Уехала? На диете? Я сам в эту жару смог пожевать только рис с креветками. Рис сварил в мультиварке – не поленился и съездил за этим ценным во всех отношениях прибором в «Хаусхолд». Нафиг-нафиг.

– Написал, – кивнул Март. – Пока не прочитано.

– Ого, – я посмотрел на часы. – Где она шляется в такое время? А она точно… ну это… одна?

– Майка не встречается! – убежденно воскликнул Димон. – Она мне сама на базе сказала.

– Ну, это было… давно, – крякнул я. – Девчонки, знаешь ли: сегодня одно – завтра другое. Не чатится, не постится, не встречается. Скукота. Ты уверен, что это твой вариант?

– Именно мой, – Март вздохнул. – Только не уверен, что она сделает ради меня исключение.

Я хмыкнул и шутливо нахмурился:

– Сделает. Куда денется. Забыл, кто твой лучший друг? Я твой лучший друг. Кого ты от смерти спас? Меня спас. Я тоже тебя спасу, бро! Я умею убеждать. Не захочет – заставим.

Март вдруг посмотрел на меня с каким-то новым выражением, непонятным. Вспомнил, как я Ефимову в седьмом классе терроризировал?

Ефимова была кругленькая, в очках и со скобками на зубах, с гульками из косичек – классическая мишень для издевательств. Но она была прикольная: вечно куда-то спешила и все роняла. На уроках выше всех тянула руку и расстраивалась, когда ее не спрашивали. Мне нравилось до нее докапываться. Майка не тушевалась: всегда находила какие-то остроумные ответы, отмораживала меня так, что пацаны вокруг ржали. Тогда мне почему-то очень важно было, чтобы пацаны рядом ржали и прикалывались.

Это потом я научился одним взглядом отгонять от себя «шакалят», желающих организовать стаю вокруг Шерхана. В какой-то момент – именно когда я стал крепчать от тренировок и вытягиваться и когда мне все стало пофиг – мои ровесники начали ко мне присасываться. Пацаны и девчонки. В клубах, на вечеринках. Особенно девчонки.

Они липли. Как мухи. Старались подружиться и сблизиться. В моей жизни был только один человек, с которым я захотел сблизиться – Димон. Поэтому в Тае я начал тусоваться с такими же, как я, прибабахнутыми на всю голову любителями Глубины – им не было до меня дела, пока я вовремя выныривал. А если бы со мной что-то случилось, они бы искренне поскорбели пару дней… а потом пошли бы нырять дальше.

Сейчас странно вспоминать. В какой-то момент я стал зависим от наших с Майкой препирательств. Это было как… наркотик. Меня «ломало», когда Ефимова болела и не ходила в школу. Мне физически нужно было, чтобы она постоянно держала на мне свое внимание, чтобы думала обо мне. Чтобы злилась. Наверное, в какой-то момент я перегнул палку, и все закончилось не очень хорошо. Но сейчас мне кажется, что это была моя самая первая, детская любовь. Интересно, какой она стала, Майя? В глазах Марта она, конечно же, была красавицей. Может, Димону и худеть особо не нужно? Будут два пухляша. А что? По мне, Март вполне презентабельный, особенно сейчас.