Покружив по серпантину, выехал к яхт-клубу с противоположной стороны Корчень-горы. Многие из ребят, с которыми я общался до отъезда, на каникулах возвращались на станцию, чтобы обучать и обслуживать богатых пижонов. Мне были рады, каждый второй пытался расспросить о том, где я пропадал. Я отвечал что-то, улыбался – от предвкушения встречи с Глубиной все звенело внутри.

Взял у ребят катамаран и доплыл до понтона. Потом… просто сидел и смотрел в глубину, так и не нырнув, борясь с паникой и сердцебиением. А Глубина смотрела на меня.

… С Марта уже бисером сыпался пот, а он понесся по беговой дорожке. На него с неодобрением поглядывал тренер. Анкету в фитнесс-клубе заполняла тетя Вика, и там было черным по белому написано, что у Димки диабет.

– Харэ, харэ, – озабоченно проговорил я. – Хватит. Я за тебя ответственный, мне шею намылят, если что не так пойдет. Слезай. Иди меряй давление и сахар.

Димка кивнул и сошел с дорожки. Надо сказать, за эти несколько недель Димон добился значительных результатов. Он все еще потел, и телеса его раскачивались при беге, отжимах и приседаниях, но если в начале фитнесс-марафона он выдерживал не более двадцати минут, то сейчас увеличил время тренировки до часа. И еще у него немного втянулись щеки – лицо поменялось, черты стали четче.

Сам я тоже не отставал – подтягивался и плавал в бассейне. Но, как и раньше, голубая вода с привкусом обеззараживателя казалась мне суррогатом.

Отдышавшись, мы сходили в душ. Димон все так же жил недалеко от школы. Ему «разрешили» погулять после спортзала. Тетя Вика все еще делала вид, что полностью контролирует сына. Бабушка Димки, похоже, смирилась и пошла на значительные уступки.

Мы прошлись по улочкам недалеко от гимназии. Я посмотрел на «Успех» издали: чистенько, скромненько, ни одного укромного уголка, чтобы народ не дымил на переменах. Только спортплощадку расширили и установили новые турники. Один год пытки – и я свободен. Поступлю, куда скажет отец, а потом… посмотрим. Все равно в России не останусь, я человек мира… подводного мира.

Это напомнило о моем эпичном фейле на яхт-станции. Я уже рассказывал о нем Димону, с шутками и прибаутками. Но Март отнесся к моему рассказу весьма серьезно:

– Значит, все-таки глубина? – растерянно переспросил он. – Вернулся твой страх?

– Походу, да. Триггернуло что-то… наверное.

– Что могло триггернуть? – Димка озабоченно поднял брови.

– Ну… не знаю. Может, вирус? Интоксикация. Стресс.

Март полез в телефон и через некоторое время со вздохом отчитался:

– Бывает, да. Психика страдает даже у тех, кто болел без особых симптомов.

– Вот видишь, – храбрясь, легкомысленным тоном бросил я. – Пройдет.

– Макс, ты сходил бы к врачу.

– У меня все под контролем.

– Я имею в виду психолога.

Пришлось признаться:

– Я думал об этом. Но, Димыч, какие психологи в Мергелевске? Умничающие тетки за сорок и полтинник в офисах метр на полметра или, что еще хуже, – в ко-вёркинговых центрах. И вообще, это все фигня. Это стресс из-за переезда. Или вирус.

– Но ты ведь говорил, что нырял на Балке. И что все было отлично, – заметил Март.

– Да. Было.

Я перенесся мыслями на базу. Проговорил, тщательно подбирая слова, потому что тяжело было выразить свои ощущения в тот день:

– Возможно, там у меня не было выбора. На первом месте стояла жизнь человека.

– Это все у тебя в голове, – серьезно кивнул Марченко. – Чэ-Тэ-Дэ. Что и следовало доказать.

Потом мы прошлись по вечерней набережной. На Аллее Цветов ходили взад-вперед повозки с пони, в них самоотверженно тряслась детвора. В киосках продавалось все: от холодных напитков до жареных пельменей. Под липами расположились за столиком девчонки в индийских сари. Они держали в руках серебристо-зеленые конусы и сосредоточенно водили ими по рукам, ногам и плечам желающих.

– Мехенди, – пробормотал я. – Татушки хной. Как я мог забыть?

– Что? – спросил Март.

– Да ничё.

Не то чтобы я собирался искать ту девчонку с базы по татухе на локте, как принц Золушку, но некое разочарование испытал. Теперь, даже если встречу, шансов узнать нет. Разве что в море окунуть, что вряд ли поспособствует приятному знакомству. Но с морем у меня самого сейчас проблемы.

– Блин, как вкусно пахнет, – Димка сглотнул слюну. – Вот блин! Сейчас сдохну от голода! Ну нет! Летс гет аут оф хиэ*.

– О, чувствуется мое благотворное влияние – делаешь успехи в английском, – заметил я. – Да, валим.

(*англ – валим отсюда)

… Рабочие навели порядок в квартире Дианы. Отец подбросил денег на бытовую технику и новую мебель. Я не стал особо шиковать. Кое-что из идей мамы, вроде минимализма, экзистенциализма и разумного использования, зашло и мне. Захотелось, правда, купить что-нибудь для души – картину или статуэтку. В пустой комнате я сложил экипировку для дайвинга и доску для сёрфа. Мои штучки-приблуды заняли там почти все место.

Дом и район, в котором я теперь жил, радовали меня даже больше, чем квартира. Здесь пахло детством. И морем. И люди были другие, не такие озабоченные и серьезные, как в промышленной части. Кое-кто из жильцов, правда, уже начал жаловаться на шум от байка. Но, в конце концов, я постепенно привык спать по ночам, а не гонять по серпантину на Корчень-горе. Даже начал поглядывать в сторону ноутбука и учебников – отец не переставал требовать выбрать вуз для поступления.

Решил тренироваться в ванной. Вода давала больше концентрации, чем обычная задержка дыхания. Все оказалось хуже, чем я думал. Сорок секунд – страх! Если бы это были легкие! Март был прав – это была моя голова!

В один из вечеров я немного продвинулся. Усилием воли отстранился от паники, словно это были не мои эмоции, загнал их в угол сознания. Сквозь воду услышал неистовый стук, как будто мне хотели вынести дверь. Выскочил, в спешке уронил вещи за стиралку, намотал на себя полотенце. Открыл и отпрянул, чуть не уронив полотенце.

– Чайник! Газ! – проорала мне в лицо незнакомая девушка.

Майя

В общем, Бурята я узнала сразу, по высоким скулам и глазам. А он меня не узнал. В последний раз мы виделись в седьмом классе, а в разных чатах и профилях бывших (а теперь нынешних) одноклассников из шестнадцатой гимназии он, как видно, не бывал.

Он стоял передо мной, обмотанный полотенцем вокруг бедер, и с него на пол в прихожей стекала вода. В брови блестело кольцо-пирсинг. От угловатого мальчишки-семиклассника в Буряте осталось лишь очень необычное лицо и… совершенно наглый взгляд. Макс вымахал под потолок, а в верхней части тела стал похож на равнобедренный треугольник… весь сплетенный из мышц.

С точки зрения самой сути Ковалева, лучшей ситуации он не смог бы придумать даже при многодневном планировании: он стоял передо мной почти голый, а дар речи почему-то потеряла я. Глупо, правда? Я все ждала, что Бурят скажет:

– Ефимова, ты, что ли? Че приперлась? Я тебе какое плохое зло сделал?

По крайней мере, именно так он раньше и выражался. Я рада была, что осталась неопознанной. Ну подумаешь, оказались соседями! Ну воевали в сопливом детстве! Проехали.

Собралась с мыслями и наорала на него. И Бурят – о боже! – он смутился!

Впрочем, все по порядку.

Выходные прошли уже привычно, спокойно. Я съездила домой, подменила на полдня теток. Еще раз убедилась в несомненных плюсах семейно-общинного строя. Даже Алька (сколько бы ни изображала ущемленность в правах) страдала не особо – успевала погулять с подружками и позаморачиваться всякой дурацкой фигней в сети.

Я спросила маму, не боится ли она, что мелкие вконец избалуются. Мама махнула рукой и сказала, что ей пока все равно. Она подумает и попереживает об этом завтра… или послезавтра. Жизнь прекрасна, пока маме дают поспать и поесть.

Оля все неделю торчала дома с телефоном в руке, раскрытом на приложении купли-продажи, и расстраивалась. Как выяснилось, улов в последнее время был у нее небольшой. Люди ездили в отпуска, тратили свое время на солнце, воздух и воду и не особо хотели заниматься старьём. Наконец, тетке улыбнулась удача.