Это зря – тебя я убью первым.

Гнутый держится поблизости и, очевидно, никакой опасности для себя не видит. Кретин! Останавливаюсь на расстоянии удара и несколько секунд изучаю мордатого, пока он аргументирует свои претензии или… как это у них – кидает предъяву. Но это уж кому как зайдёт и на последствия не точно повлияет. Да я и не слушаю, в голове совсем другое:

«…Променяла семью на богатенького папика…»

«Вас, мужиков, может быть херова туча…»

Я больше не жду, пока морда подытожит свои обоснования и выстреливаю правой, впечатывая свой кулак между его глазом и ухом. Моя левая малость запаздывает, и удар выходит смазанным, но мордатому хватает. Эффект неожиданности работает на меня, и я успеваю достать гнутого. Его табло я сминаю с особым кайфом, прежде чем начинаю ощущать боль… Правильную… Исцеляющую!.. И, наконец-то, чувствую себя по-настоящему живым!..

Затылок… Печень… Ноги… И блоки уже бесполезны… Но в эпицентре этой мясорубки я ещё вполне целый и резвый ломоть. Кровь застилает глаза, но я успеваю поймать чей-то безумный и радостный взгляд, и гашу его, вложив в удар весь свой вес. Я живой!.. А в следующий миг в голове происходит взрыв!.. Очередной взрыв в груди сбивает меня с ног… Воздуха больше нет… И только бесконечная серия взрывов, кромсающих моё все еще живое тело…

И лишь проваливаясь в глухую и вязкую темноту, я с сожалением понимаю, что умер…

Кирилл

Тело взорвалось болью. В чёрном глухом безмолвии слышу лишь собственное свистящее дыхание и стук крови в ушах. Жив?.. Или уже ТАМ? По ощущениям… меня помешивают вилами в кипящем котле.

Звук включился внезапно и почему-то рёвом Геныча. Как охрипший паровозный гудок в ухо! Мля-а-а… где это выключить? С рычанием Жеки в мой персональный ад стали возвращаться звуки. Очень разные – глухие и пронзительные, нестройные и режущие слух, но живые!.. Живой! Мне очень надо быть живым!

Вместе со звуками пробились запах и вкус крови… и привели галлюцинации. В этой невообразимой дикой какофонии совершенно точно не может звучать ЕЁ голос. И всё же я продолжаю жадно вслушиваться, пока моей кожи не касаются прохладные пальчики.

– Кир…

И если её нежный голос – лишь моя бредовая фантазия, то эти пальчики я не могу перепутать с чужими. А впрочем, никакие другие пальцы не прикасались ко мне с тех пор… С тех самых пор. Очень осторожно они гладят мои волосы… А я думаю, что надо остановить, ведь на мне слишком много крови… Но замираю, почти не дыша, и мечтаю, чтобы время остановилось. Только бы самому задержаться… не отключиться так не вовремя и не сдохнуть в такой момент.

Её голос звучит совсем близко, и я не сразу вникаю, что отрывистые чёткие фразы обращены не ко мне. «Звонит в скорую», – понимаю я и изо всех сил стараюсь задержать уплывающее сознание.

– Айка, – пытаюсь позвать, но не слышу сам себя. И не вижу ни хрена!

– Ки-ир, – она всё же услышала. – Со шрамами ты будешь жутко сексуальным!

Правда? А тебе, Айка… тебе я буду нужен?

Молчит. Не слышит? Я и сам себя не слышу. Может, я уже…всё? Но пальчики её по-прежнему чувствую… А жмурики… может, они тоже чувствуют, когда их трогают? Хотя… ведь у них наверняка уже ничего не болит. А кто это проверял? Кажется, моя боль тоже немного отступила, вот только жар… очень сильный жар! Но это ничего… это можно потерпеть. Увидеть бы мою девочку…

– Айка… я сдох, что ли?

– Только попробуй! – прилетает сердитый ответ. Услышала! Хочу улыбнуться… но её маленькие ручки больше не касаются моего лица.

Айка!..

Темнота засасывает, как в воронку…

– Эй, братуха, ты там живой? – голос брата догоняет меня в чёрной пропасти и тянет обратно – жить!

– Слухи… о моей гибели… сильно преувеличены, Жек, – отзываюсь оттуда и карабкаюсь наверх, цепляясь всеми отбитыми ресурсами за эту, такую необходимую мне, жизнь.

Как-то поздно догоняю, какой я мудила. Ведь сдохнуть мог! И не услышал бы больше её, не почувствовал… Увидеть бы… Может, я ослеп?

Айкин голос снова возвращает меня к жизни. Моя дерзкая, боевая малышка! В такое месиво с нунчаками!.. Бесстрашная безумная девчонка. Непокорная и совершенно неуловимая…

Она снова сбежала.

Но я найду! Теперь я знаю, где тебя искать…

Геныч рычит, как трактор, нещадно стебёт Жеку за криворукость и воркует вокруг меня, как ласковая мамочка. Чёрт! Мама! Как-то надо бы ей не узнать о моём неудачном выступлении. Как-то надо…

– Давай-ка, сынок, осторожно, – Геныч пытается подсунуть под меня чей-то приватизированный тулуп. – Не ссы, я буду очень нежным, – обещает он, а мне приходится сцепить зубы, чтобы не орать. – Я отомстил за тебя, бро! Вот сейчас полечишься и поедешь на море…

Геныч ласково бубнит, укутывая меня с головы до ног тёплыми трофеями, но вместо тепла тело охватывает лютый холод…

– Жек, да помоги, мля, – рёв Геныча вытягивает меня из холодной дремоты. – Стоит он, вытаращил глаз, циклоп задумчивый! И в скорую звякни! Где они там, уснули?.. Жек, а что с телефоном? Он же у тебя в заднем кармане лежал! Тебя что, по жопе били?..

Жека вяло огрызается, а я… А я думаю об Айке… Столько ждать, догонять… А встретиться в тот момент, когда даже обнять не могу! И ведь так и не увидел её… Какая она сейчас, моя Айка?..

– А девчонка с нунчаками откуда взялась? – слова даются мне с болью, а дышать совсем хреново. Надеюсь, хоть несколько целых рёбер осталось.

Геныч будто только и ждал моего вопроса.

– О, ты бы видел, как она уработала твоего обидчика! – ликует он. Может, и хорошо, что не видел. – Ураган, а не девка! И, главное, эти палки её игрушечные… А как она ими… А?!

Она ими очень круто! Я помню…

– Геныч, да когда ты всё видел-то? – удивляется Жека.

– А как раз в тот момент, когда ты свою жопу врагам подставлял!

Я абстрагируюсь от их перестрелки и включаюсь, когда Геныч сокрушается, что не проводил девочек – вдруг обидит кто!

– Айку сложно обидеть, – успокаиваю друга, но начинаю нервничать сам.

Сейчас во мне такой гремучий коктейль чувств!.. Беспокойство, восторг, гордость, нежность…

– Кого?! – в один голос прогудели оба.

Во я кретин!

Я готов отгрызть своё помело. И дело даже не в недоверии. Айка… она… моё неприкасаемое сокровище. Я хотел бы говорить о ней!.. Но не смогу объяснить, почему она такая… Ведь я и сам слишком мало о ней знаю. А позволить моим друзьям упражняться в психологии… Нет! Я помню с какой лёгкостью Женёк вывернул мои слова и навесил на мою бывшую ярлык шлюхи. И если в отношении Алёны я мог спокойно пояснить, что он неправ, то за Айку… я не посмотрю, что он мой брат.

– Девчонку так зовут, – поясняю я, расплескав весь свой запал. – Она лет пять назад у меня скалолазанием занималась… Узнал вот.

– Молодец, бро! – обрадовался Геныч. – Знатно ты её научил. Она на этот тупоголовый утёс, как обезьянка взобралась и чуть голову ему не открутила. Вот видишь, как хорошо – благодарная ученица спасает жизнь старому учителю! Но проводить всё равно надо было. Девочки же…

Согласен.

– Она за рулём была, эта мелкая, – утешил Жека, но Геныч не утешился.

– Да ладно?! Ох, плохи их дела! Дети за рулём – куда родители смотрят?

– Да она, вроде, совершеннолетняя, – успокаиваю его, но знаю, что бесполезно. У Геныча уникальная неизлечимая фобия – женщина за рулём.

– И какая разница?! – рассвирепел он. – Нет на свете страшнее зверя, чем баба за рулём! Из-за них нормальным мужикам выезжать страшно.

– Геныч, да тебе и на пустой трассе ездить страшно, – ржет Женёк.

– А вот не надо грязи, Жек! Мой «Мурзик», чтоб ты знал, на трассе рвёт всех!

– Ага! Всех уставших пешеходов и их барабанные перепонки!

– Да пошёл ты, урод! У меня на окружной спидометр зашкаливает!

– Так его же установили ещё до Первой мировой, и на нём потолок – пятьдесят. И если верить твоему спидометру, то твой «Мурзик» даже в гараже стоит со скоростью двадцать кэмэ.