Умолкнув лишь на пару секунд, мобильник завёлся снова, и я сочла за благо ответить.

– Да, Настя…

– Здравствуй, дочь! – укоризненно и торжественно ответила трубка. – Тебе напомнить, что ты мне обещала? Я, между прочим…

– Завтра! – прерываю её претензии.

– Завтра?! Да ты меня уже неделю кормишь своими завтраками! Если не придёшь, мой Вова сам разберёт твой вольер и сложит на лестничной клетке.

– Тогда передай своему Вальдемару, что я разберу его и сложу на помойке.

– Какая же ты жестокая сволочь, Айка! – завела мама любимую песню. – Да все вы свиньи неблагодарные! Выросли, да? Самостоятельные стали, да? А на мать теперь всем плевать?! С отцом, козлом, небось так не разговариваете! – она театрально всхлипнула и вдруг включила строгую родительницу: – Когда придёшь, спрашиваю?!

– Я ж сказала завтра, значит, завтра! И не фиг каждый день переспрашивать! – рявкаю в ответ и сбрасываю вызов, потому что на второй линии прорывается Гор.

Что ж ты так долго, змей?!

– Заждалась? – его развязный, но веселый тон действует на меня успокаивающе.

– Что ты узнал, Гор? – спрашиваю ровно, подавляя нетерпение, иначе этот змей начнёт специально кружить и выдавать инфу по капле.

– Всё, как ты просила, – мурлычет этот гад, но я терпеливо молчу. – В седьмую забрали твоего калечного…

Сам ты… урод калечный!

– Ты узнал, что у него?

– Да не ссы, малыш, – херня! Пара-тройка рёбер, несколько пальцев… Ну и мозги малость всколыхнулись…

Мне почти физически больно, но я не комментирую и не задаю встречных вопросов.

– Короче, подробности сама выяснишь. Я тебе там контакт человечка сбросил… Только ты звони лучше завтра, заодно и узнаешь, кто лечащий врач. Я уже дал пару ценных указаний по поводу нашего пациента, но его там и так приняли, как родного. Кто-то раньше нас уже подсуетился. Вот завтра всё и выяснишь… Ясно?

Ну, до завтра я как-нибудь потерплю… Главное, что жив и под наблюдением.

– Ясно. Спасибо, Гор, – говорю очень сдержанно, но он смеётся.

– Ну что ты, Айка!.. Спасибо – это много! В гости когда заедешь?

Сто лет бы тебя не видеть!

– Ты ж сам знаешь – некогда мне по гостям разъезжать.

– Знаю, – тянет он и мурлычет вкрадчиво: – А как там наша Сашенька? Не скучает по мне?

При звуке твоего имени наша язвительная стерва превращается в испуганную, дрожащую лань.

– Нет, Гор, не скучает. Ты бы тоже прекращал уже…

– Ох, Айка-Айка!.. Тебе ли не знать, как я нуждаюсь в советах, – в тихом ласковом тоне я отчётливо слышу угрозу, но не боюсь. Хотя и не нарываюсь. И Гор оттаивает: – Ладно, пусть расслабится твоя сестрёнка. Вы ж, бабы, дуры! Всё мечтаете о милых и нежных мальчиках…

– Это вряд ли… Обычно у таких мальчиков уже есть мальчики.

– Тоже верно, – усмехается он. – Ладно, Айка, обращайся… – и, прежде чем я подала голос, Гор сбросил вызов.

Вот и славненько!

Гор… Змей гремучий! Хозяин «Антракта», самого крутого ресторана в городе, и окрестных земель. Мало, кто знает, что его полное имя Егор. А вот то, что этот тип опасен, как ядовитая змея в брачный период, знают все. И угораздило же его запасть на нашу Алекс!.. Хотя, по правде говоря, она сама виновата! Но не отдавать же теперь дурную и недальновидную сестру на съедение.

Когда я въезжаю в свой родной район, снег снова сменяется дождём. Природа чокнулась!

Очередной звонок от мамы верещит как раз в тот момент, когда я проезжаю мимо нашей пятиэтажки. По привычке бросаю взгляд на балкон… Вот же свинья колхозная! Вслед за светящимся бычком с балкона вылетает то ли банка, то ли бутылка… Кажется, мне всё же не избежать знакомства с Вальдемаром…

– Айка? – растрепанная мама запахивает какой-то подростковый халатик то на груди, то на бёдрах… Но безуспешно. – Ты же говорила…

– Я передумала! – стараюсь на неё не смотреть. Но то, что я вижу за ней…

Это лучше один раз увидеть… чем увидеть не один раз. Нет, не так!.. Сначала я слышу громкое харканье-хрюканье, а уж потом…

«Вдруг из маминой из спальни… кривоногий и хромой…»

Выползает… аморальник с возбуждённой булавой…

Фу!

По поводу «хромого» – это я утрирую, конечно… Но мамин Вальдемар, скажу я, очень колоритный тип. Типок.

– Ой… – выдавил из себя типок, вытаращив на меня слезящиеся глаза, и снова захрюкал, прикрывая рот ладонью.

– Вова, что с тобой? – забеспокоилась мама и устремилась к нему навстречу, но от меня не укрылось раздражение в её голосе.

– Прости… Ани, – сипит Вальдемар, – я это… поперхнулся… кхе-кхе (хрю)… случайно.

Ани! Трындец! Это что, производная от Анастейши?

Я закатила глаза к потолку…

Ух, а паутины-то сколько!

Ну а куда мне ещё девать глаза? На маму смотреть как-то неловко – халатик на ней не сходится, а под ним… только обнажённые бальзаковские телеса. Перевожу взгляд на Вальдемара. Справедливости ради надо признать, что природа одарила его очень смазливой мордахой… Но, к сожалению, на этом подарки закончились. Жопа на ширине плеч, четыре хлипкие конечности, впалая грудь с реденькой порослью и выпирающий пупок, тщательно скрывающий железный пресс. А, ну ещё белые трусишки, вспученные на причинном месте.

Бр-р! Жесть!

Вальдемар, наконец, прохрюкался, изящным жестом откинул с лица длинные светлые волосы и молвил красивым, хорошо поставленным голосом:

– Простите ради бога… Добрый вечер, милая барышня. А Вы, наверное, Аика? – и обнажил ровные красивые зубы в широкой доброй улыбке.

– Наверное, – отвечаю коротко и хмуро, стараясь скрыть удивление.

Не-эт… это голова точно не отсюда! Что ж мужику так с туловищем не повезло?

– Может, чаю с нами выпьете? – гостеприимно предложил Вальдемар, но, скользнув взглядом по собственному телу, резко сиганул назад в комнату. – Ой… простите, Аика, я забылся немного… Я сейчас быстренько оденусь.

– Ты не слишком спеши, Вов, – настойчиво посоветовала мама и, прикрыв за ним дверь, с шипением двинулась на меня: – Ты зачем притащилась на ночь глядя?

Нет, ну нормально?

– Ты, может, сперва оденешься? – я усердно смотрю ей в глаза.

– Я в своём доме сама решу, как мне выглядеть! Пришла зачем, спрашиваю?

– Вольер разобрать, – пожимаю плечами. – Ты ведь сама просила…

– Сейчас? Другого времени не нашла? – мама отталкивает меня к входной двери. – Что-то я не припомню, когда я тебя просила строить глазки моему мужику! Ишь, проныра, распахнула рот на чужой бутерброд.

Чего-о? Бутерброд? К горлу подкатила тошнота… Да будь её Вальдемар единственным членоносцем на планете, я бы предпочла его видеть в непроницаемых доспехах или не видеть вовсе. Но сказала я отчего-то совсем другое:

– Мам, да зачем тебе этот… Вова? Это ты за него, что ль, замуж собралась? Он же тебе в сыновья годится!

– Заткнись, дура! – схватив за грудки, она припечатала меня к двери. – Мне больше тридцати никто не даёт…

– Да больше тридцати и нет ни у кого, – я вжимаюсь сильнее в дверь, избегая контакта с её грудями, но оттолкнуть не решаюсь – мама же.

– Не вздумай даже смотреть в сторону Владимира! Я тебе ещё Рябинина не простила! Вы меня, сволочуги, по миру пустили.

– Мы?! Да ты живёшь на всём готовом…

– Да что ты говоришь?! До хрена вы мне тут наготовили, деточки заботливые! Сами в хоромах жируете, а мать в этой сраной халупе едва концы сводит…

За халупу стало очень обидно. Я до сих пор люблю эту квартиру, хоть мне и больно здесь находиться.

– Личный комфорт в твоих руках, Анастасия, а не нравится квартира, так сними другое жильё. Пусть твои концы тоже хоть немного подсуетятся…

– Ах вот как ты запела, соплячка оборзевшая! Давно ль ты сама из грязи выбралась?

– Да я никогда и не была в грязи, как бы ты не старалась. И хоромы мне не с неба упали. Это жизнь отсыпает нам по заслугам и способностям… Знаешь, она как Санта-Клаус с конфетками – одним шоколадные, а другим – сосательные.