– Так, может, сёстры решили на праздники рвануть к младшенькой? – не сдаюсь я.

– Это вряд ли, – отмахнулась Анастасия, но задумалась. – Хм… Ну-у, Степашка бы мне сказала, наверное… А мы только сегодня созванивались. Нет, Айке в Киеве делать нечего, а Шурка без неё вряд ли поедет. Нет! – отрезала она безапелляционно, а мне неприятно резануло слух.

– А почему Айке нечего там делать? У неё ведь там отец… сестра с братом…

– Кирюш, какой же ты наивный мальчик! – осмелевшая тётка быстро сократила дистанцию и доверительно накрыла мой кулак облизанными пальцами. Мне же стоит немалых усилий не выдернуть руку и унять скрип зубов. – Не так уж много ты, оказывается, знаешь о моей дочери…

– Но Вы же поможете мне узнать, Анастасия Михайловна, – я исполнил невозмутимый взгляд и терпеливо таращусь в прищуренные зелёные глаза.

– Айка ненавидит своего брата, – с горечью произносит Михайловна и кривит губы. – Мне, как матери, очень тяжело об этом говорить. Но дело даже не в моём сыне, он всё равно живёт отдельно… У Айки давняя война с бабкой… моей свекровью, кстати. Хотя тут мне сложно обвинить дочь… Эта старая проститутка кого хочешь доведёт! И, поверь, Айку она на порог не пустит.

– Почему?

Пальцы Анастасии начинают поглаживать мой кулак. Возможно, она сейчас нервничает и делает это машинально, даже не подозревая, что мне хочется грубо стряхнуть её щупальца и вымыть руки. Я не спал почти двое суток и тоже охереть какой нервный, но… Похер – пляшем дальше!

– Почему Айка чужая в родном доме? – повторяю вкрадчиво и почти ласково.

– А я вот тоже думаю, Ки-рю-ша… – Анастасия ложится грудью на стол и приближается ко мне. – Почему накануне Нового года матери, вырастившей четверых детей и отдавшей им всё здоровье и молодость, не на что купить даже пакет молока? Подарки – это, конечно, очень замечательно… – она окинула выразительным взглядом охапки цветов и пакеты, – но ими сыт не будешь…

Я понятливый парень. С облегчением высвобождаю руку из-под играющих женских пальцев и достаю телефон.

– Диктуйте номер, Анастасия Михайловна, многодетная мать не останется без молока.

И потекли молочные реки…

Я терпеливо наблюдаю, как её глаза гипнотизируют экран мобильника и как они расширяются, сканируя прилетевшее уведомление. Теперь она сможет принимать молочные ванны.

– Ты настоящий Дед Мороз, Кирилл, и очень щедрый, – возбуждённым голосом прошептала Анастасия, но, встретив мой замороженный взгляд, посерьёзнела и отмотала к нужной теме: – Как я уже сказала, Кирилл, у меня четверо детей… И все они мне одинаково дороги. Но Айка… она не совсем обычная девочка…

Мать необычной девочки роняет на тарелку горючие слёзы и выглядит совершенно несчастной. Мне бы сейчас проявить сочувствие… но вместо него внутри нарастает волна отвращения.

Я ещё сносно владел лицом, выслушивая жалкие стенания по поводу её беспросветного детства – нищета, домашний террор и закон подлости, жестоко пинающий юную Настю на каждом шагу. Терпеливо заглотил повествование о несметном полчище разбитых вдребезги мужских сердец… И даже выдержал какой-то тупой местный шлягер в исполнении «хрустального голоса Воронцовска», пока наконец не добрались до главной Скрипки – отца семейства.

Мне откровенно плевать, насколько очаровательными родились их рыжие близнецы… Прямо сейчас я обоих с удовольствием затолкал бы обратно! Я хотел и ждал лишь появления моей Айки… Но вместо этого начался жесткий порнотриллер о групповом изнасиловании. С каменным лицом я наблюдаю слёзы главной исполнительницы и никак не могу распознать – эти воспоминания для неё трагические или счастливые… Однако я совершенно ясно понял, что именно отсюда и началась история моей необычной девочки.

– И никто из этих тварей даже не поплатился за своё преступление! А вот скажи мне, найдётся ли хоть одна мать, способная полюбить плод насилия? Это же бесконечное напоминание о боли и унижении! – истерично выкрикивает Анастасия, но, встретив мой взгляд, мгновенно переобувается: – А я сохранила беременность! И не отказалась, не оставила в роддоме, хотя вся семья была против. И до сих пор расхлёбываю! – она судорожно вздохнула и жалобно спросила: – Ты, случайно, не куришь? А то я что-то разволновалась…

Это пришлось очень кстати, потому что перекур настойчиво напрашивался ещё с тех пор, как певица исполнила любимую песню. Мы прикурили, дружно затянулись, и в крошечной кухне повисло гнетущее молчание, окутанное сизым дымом. Пробую снова дозвониться Сашке…

Бесполезно. Сука!

– Уж не знаю, за какие грехи мне такое наказание, – напомнила о себе жертва насилия.

– Вы сейчас про Айку? – уточняю тихо, приглушив рычащие нотки.

– Ну а про кого?!. Спасибо доченьке – вся жизнь под откос! Ни одного спокойного дня! Нет, ну а чего я ожидала? Кровь – не водица! Я-то думала, вроде девочка… помощница… Как бы не так! Ни дня без происшествий! Она ж дралась со всеми! Вообще никого не слушала!.. Деньги воровала даже у сестёр!.. Господи, как вспомню… с бомжами связалась! Какое позорище! А над братом что творила… как издевалась!.. Да Айка школу по два раза в год меняла! И училась отвратительно – хуже всех в классе! Я даже представить не могла, что бывают такие дети!

– А Вы себя полностью осознавали в четыре-пять лет? – спрашиваю почти шёпотом, едва сдерживая ярость.

– Что? А при чём тут?.. – растерялась эта курица.

– Как Вы думаете, почему дети начинают учиться в школе с семи лет?

– Ах вон ты про что! А где этого дикого волчонка держать было до семи лет – на цепи? Да её из детского сада взашей выгнали и перекрестились! Она ж там поубивала всех детей. Мне кажется, её даже из тюрьмы бы выгнали. А в школу Айка пошла вместе с моими старшими, чтоб пригляд хоть какой-нибудь был. И, кстати, в первый класс принимают не только с семи, а в Америке дети учатся…

– Мы говорим о разных вещах, – перебиваю её. – Учиться можно и с трёх лет, но только рядом с трёхлетками. А между Айкой и её одноклассниками была целая пропасть. Когда же ей было учиться, если приходилось постоянно обороняться? А каждый новый коллектив – это стресс и очередная адаптация.

– А ты психолог, что ли? – прошипела Анастасия. – Умник! И вообще… что за интерес у тебя к моей дочери?

Опомнилась мамаша!

– Что, на экзотику вдруг потянуло? – захихикала эта самка гиены, а халатик на подпрыгивающей груди снова распахнулся.

Подобную формулировку я ещё мог бы простить Женьке, но не этой лярве.

– Вы, Анастасия Михайловна, куда экзотичнее, – я поднимаюсь со своего места.

Но мои слова неожиданно воспринимаются, как комплимент, и гостеприимная хозяйка, облизав губы, стремительно подаётся мне навстречу.

– Да неужели ты разглядел, Кирюш?

– И даже сравнил, – я предостерегающе выставляю ладонь вперёд. – Континент, откуда я прилетел, буквально кишит подобными тварями. Не провожайте, я сам найду выход.

Несколько секунд молчаливого осознания, и в спину мне полетели многоэтажные проклятья. Я не задерживаюсь, но очередная информация настигает меня в подъезде и разносится эхом по всем этажам:

– Как раз такую ты и заслужил! Наверняка она не рассказывала тебе, как из-за какого-то уголовника чуть не убила родную бабку – все зубы ей выбила! А я, дура, спасала дочь – к матери своей отправила. Догадайся теперь, где моя мать и кому досталась её квартира!..

Лязгнула подъездная дверь, отрезая меня от громкого верещания. Вот же сука! Разворачиваюсь и с размаху впечатываю кулак в шершавое металлическое полотно… и ещё… и ещё! Не легче.

В завывающем шуме ледяного ветра я с трудом различаю звуки мобильника… Сашка!

Непослушными пальцами тычу в экран…

– Саш, где вы?! Не ври мне только… Саш, я здесь, в Воронцовске… у вас дома…

Сашкин голос давно уже смолк, а я, совершенно дезориентированный, по-прежнему упираюсь лбом в железную дверь и прижимаю к уху погасший мобильник.