Уилл скинул рюкзак, стянул с головы шапку, помахал в последний раз и исчез в недрах вагона.

Светало.

Как только поезд скрылся вдали, Дирк сразу же отправился за кофе: видимо, выпитого на завтрак ему не хватило. Джинн и ундина неспешно двинулись за ним – обратно в недра вокзала.

Кадер безжизненно уставился на табло со списком ближайших поездов. Сегодня будет еще несколько до Вены, а завтра – еще и еще… И все они пройдут мимо. Мимо него.

К горлу вдруг подступила тошнота, а стены словно сдавили его со всех сторон. Это можно было понять: сутки – слишком короткий срок для того, чтобы полностью оправиться. Видимо, так загонять себя действительно было не слишком хорошей идеей, тут и удача не поможет. Ладно, скоро он вернется и можно будет не вставать с постели до конца дня. А пока – прочь отсюда, на улицу, где нет стен, дверей и лестниц!

Влажный и местами белесый воздух напоминал кисель, но пах свежестью. Кадер методично разглядывал свои ботинки, пытаясь успокоиться.

– Решил, что снаружи лучше? – вышедшая следом Эсси встала рядом, впрочем, не забывая время от времени поглядывать на оставшегося в здании лепрекона через большое окно.

Он кивнул.

– О чем думаешь? – поинтересовалась ундина.

– Уилл молодец, – джинн с трудом оторвал взгляд от земли. – Будет на Рождество с семьей, украшенную Вену вон съездил повидать…

– Да, и не поспоришь. Еще и экзамены сдал, – одобрила Эсси.

– Я прошлой зимой тоже столько всего успел, – вздохнул Кадер. – Побывал почти на всех крупных праздничных ярмарках, День чая провел, работал много. Конец декабря – это особое время. Все счастливые, выбирают подарки, просят совета… Дирк бы к этому списку еще огромную прибыль добавил. – Он слабо улыбнулся. – А после Нового года ездил к отцу на несколько дней.

Эсси вдруг начала понимать, о чем идет речь, и от этого стало тоскливо.

– Ну да ладно, – джинн махнул рукой, не желая больше расстраивать себя и ее.

– Нет, погоди! – вдруг спохватилась ундина. – Если хочешь…

Слова почему-то давались ей тяжело, будто она не могла отпустить их на волю. Их ли?

– Если хочешь, можешь съездить в Вену на несколько дней, я не буду возражать, – наконец, произнесла она. – Или… или к отцу.

Кадер поднял взгляд. В нем отражались такие грусть и смирение, что Эсси невольно отступила на шаг. Джинн устало покачал головой.

– Если бы все было так просто. Желание – это не только слова заказчика, это еще и его воля. Иначе легко можно было бы обманом, жалостью или угрозами заставить всех оставить тебя в покое. Одна фраза, выманенная так или иначе, легко развязывала бы нам руки. Но это не так. Наши истинные мысли и стремления всегда остаются с нами, именно они – основа всего. До тех пор, пока ты сама не решишь аннулировать желание, пока не начнешь хотеть этого всем сердцем – твои слова не будут иметь значения.

Уголки его губ опустились.

– Ты сказала, что я должен оставаться с тобой до тех пор, пока вопрос с письмами не разрешится. С тех пор твоя воля не изменилась. Даже сейчас, после всего сказанного.

По спине Эсси пробежали мурашки – неужели он видел ее насквозь, видел даже то, что она старалась не замечать?

– Ты не говорил мне ничего про волю. Это…

– Это как тонкая нить, что повязана на руку. С виду совершенно безобидная вещь, но стоит лишь попытаться сделать шаг в сторону – и она превращается в оковы, в уздечку, в ловчую сеть. Не самое приятное ощущение.

Кадер отвернулся, подняв плечи. Последняя фраза вырвалась у него непроизвольно: он не хотел жаловаться или осуждать. Но порой даже в словах тех, кто привык справляться со своими проблемами один, можно услышать тихий стон о помощи:

– Она мне запястье жжет.

Эсси опустила голову. Короткие непослушные пряди, которым не нашлось места в косе, упали на лицо – она точно пыталась спрятаться за ними, пусть и безуспешно. Слова в голове рассыпались, разлетелись, раскатились в разные стороны – не выходило подобрать ни одного, что помогло бы вернуть все на круги своя. Что снова сделало бы друга счастливым и свободным.

А самым ужасным являлось то, что джинн был прав.

Она не хотела его отпускать. Уйдет Кадер – уйдут и остальные. Слишком страшно было остаться одной. Беззащитной в случае возможного нападения – вдруг Комитет не успеет среагировать? Принимать решения в одиночестве, быть в неведении, оступаться, зная, что рядом нет никого, чтобы поддержать.

– Прости… – ее голос прозвучал так глухо и сдавленно, что Эсси на мгновение показалось, будто это все происходит только в ее голове.

– Да брось, – махнул рукой Кадер. В его голосе не было ни злобы, ни обиды – лишь усталость и сожаление о том, что он вообще затеял этот разговор. – Тебе не за что извиняться. Это изначально было мое решение, а не твое. А что до последствий – никто ведь не мог их предугадать. Так что давай просто разберемся с этим по возможности. Думаю, раз Комитет подключился, дело быстрее пойдет.

Эсси молча кивнула: горло сдавливал стыд. От возможного продолжения разговора ее спас лепрекон, вывалившийся из здания вокзала.

– Уф! Все, на сегодня хватит физических нагрузок, иначе я лягу прямо здесь. Ты вроде пободрее будешь, непутевый, – обратился он к Кадеру, – но я бы и тебе не советовал испытывать себя на прочность.

Он с хлюпаньем отпил кофе из стакана и резюмировал:

– Пакость. В тот раз было лучше. Пойдемте-ка обратно.

– Я уж надеялся, что испытания на сегодня закончены, а шиш! – ворчал Дирк, вразвалочку бродя по гостиной в поисках заживляющего крема, как медведь-шатун в поисках еды. – Совсем забыл про этого!

Он немного помолчал, ожидая реакции своей неприхотливой аудитории в лице Кадера. Реакция была примерно на уровне распространения звука в вакууме (она попросту отсутствовала), в связи с чем Дирк решил усилить натиск.

– Шалимар! На дух его не переношу! Докучливый, словно банда клерков, и стабильный, как швейцарский франк.

– Да брось, лучше он, чем совсем никого. Мы хотя бы знаем, что можем к нему обратиться, и теперь Комитет уж точно будет в курсе всего происходящего.

Лепрекон тихо застонал.

– Слушай, – вдруг вполголоса затараторил он, – только не топи меня, я прошу. Учитывая мои с ним отношения, он и без чьей-либо помощи прекрасно справится. Если меня не загребут в изолятор, это будет чистое везение, потому что любое ваше слово, скорее всего, сработает против меня. Поэтому хотя бы нарочно не топи.

– Зачем мне нарочно тебя топить? – удивился Кадер.

«Чтобы выслужиться? Потому что все думают только о себе? Потому что, очерняя других, ты кажешься лучше, чем есть на самом деле?» – мельком подумал Дирк, но в ответ лишь пожал плечами.

Раздался звонок в дверь.

«Ну все, начинается. Интересно, они всей толпой сюда завалятся или только один-два самых ретивых?» – лепрекон почесал ноющую спину.

Толпы не намечалось. На пороге, судя по голосам, стояло четверо, но вошли всего двое. Эсси перекинулась парой слов с уходящими, немного потопталась в коридоре, ожидая, пока гости снимут куртки, и, наконец, вернулась в гостиную.

Шалимар зашел следом. Высокий и широкоплечий, с густыми, но короткими темными волосами, он принадлежал к тому типу людей (если точнее, не совсем людей), которые вписывались в среднестатистический дверной проем как кусочки паззла – точно по контуру. Дирк, завидев его, чуть ли не вытянулся по струнке, предчувствуя неприятный разговор.

– Приветствую, – пробасил гость.

Голос у него был глубокий, звучный, раскатистый. Сразу приходили на ум стены старых замков, в которых свободно гуляет эхо.

Кадер и Дирк поздоровались в ответ. Лепрекон решил быть повежливей, но при этом не перегибать палку: Шалимар не понаслышке знает о его манере общения, это не какой-то сторонний клиент. Главное – не оскорблять и не провоцировать. Будет сложно, но, когда речь идет о собственном благополучии, стоит потерпеть. Тем более он это уже столько раз за свою жизнь делал.