— Вот все тебе надо знать. — улыбаюсь ей — Завтра может, не знаю.

— Я хочу, чтобы у вас все получилось. — искренне говорит мне София. — Ты хороший парень.

— Типа того. — смеюсь — Главное, чтобы Лада это поняла.

Завтра. Я увижу ее завтра.

Протаскиваю часы до встречи через густой, медленный туман. Раздражаюсь по любому поводу. Мечусь, бешусь, что не могу сдвинуть временные рамки. И вот дверь ее гримерки. Выдыхаю из себя дрожь, но ни хера она не выдыхается. Колом стоит. Ни туда ни сюда. Несколько раз протягиваю и убираю руку с защелки на двери. Она там. Она там!

Резко дергаю дверь на себя и вхожу, опираюсь на притолоку. Скрещиваю руки на груди и смотрю. Вот она, моя погибель, моя непроходящая любовь, моя страсть, моя боль. Охватываю всю, осматриваю, все ли с ней в порядке. Замечаю, что похудела еще больше. Скулы заострились, глаза огромные, синие, удивленные. Лада напрягается на кресле, сидит крепко вцепившись в подлокотники и смотрит неотрывно. Вижу, не забыла.

— Здравствуй Лада. — говорю осипшим голосом, который не слушается. — Как ты?

А потом был рай на земле. Самая чистая концентрация. Она согласилась. Стала моей. Навсегда.

— Нет, Лера, я не разрешаю.

Слышу мягкий, но строгий голос мужа. Что у них происходит? Бросаю фотографии претенденток на показ. Ганс не жалеет меня, заваливает работой по полной. Эксплуататор. На самом деле мне нравится, это я так, преувеличиваю.

Захожу в гостиную и вижу эпичную картину. Наша прекрасная танцовщица залезла с ногами на кресло и щенячьими глазами смотрит на отца. Лера-наша детка. Вся в папу. Забрала от него дивный цвет изумрудных глаз, темнеющих при любых колебаниях настроения и полностью характер. Упрямый, прямолинейный, взрывной. Сидит, поджав колени, запутавшись в копне волос.

Рядом стоит отец. Прекрасный мой, только что приехал из офиса, даже не переоделся. Пытается грозно смотреть на дочь, но я же вижу, как в нем намешано эмоций, не растащить которые никак. Как говорит Машка — «неразволошная». Там и, строгость и растерянность, космическая любовь, беспокойство и много чего еще.

Лерка папина дочь от головы до пяток. Все для нее. Спартак бережно хранит все ее чувства, исполняет любые капризы. Но сейчас что-то не то. Я-то догадываюсь в чем дело, а вот отцу нашему досталось новостей.

— Привет. — подхожу и тянусь к мужу за поцелуем.

— Да, привет. — немного растерянно смотрит на меня и мажет по губам.

Сдавленно усмехаюсь. Такого еще не было. В смысле приветствия.

— Что у вас? — мило спрашиваю я, присаживаясь на боковину огромного кресла, рядом с Лерой.

Дочь надувает губы и отворачивается.

— Леру пригласили на день рождения к Матвею. Я против.

— Папа, мне восемнадцать! Я совершеннолетняя. Это же смешно, там все будут наши. Мне что сказать, папа не отпустил, трясется за мою честь? — дрожит голосом дочь.

Спартак замирает от такой откровенности дочери. Впервые она рубанула ему о том, что боится отец. Боже, ну как не засмеяться. Еле сдерживаюсь.

— Спартак, ты не против, если Лера пойдет в свою комнату?

— Пусть идет. — прищуривает глаза он.

Лерка, сердито топая по лестнице, удаляется. Всем видом нам демонстрирует свое недовольство.

Только она скрывается, я подхожу к мужу и обнимаю его, трусь носом о его щеку. Он расслабляется и крепко прижимает к себе, схватывает так, что не продохнуть.

— Люблю тебя, Лада. Как же я люблю. — шепчет мне на ухо.

— Я больше. — дразню его.

Он отстраняется и туманно заглядывает в глаза. Медленно качает головой.

— Нет, детка, ты весь мой мир.

— Отпустим дочь повеселиться? — надо пользоваться ситуацией.

Неприлично щелкнув языком, Спарт немного отходит от меня, но рук не отпускает. Выдохнув, произносит.

— Лада! Пусть дома сидит! Маленькая еще.

— С ума сошел?

— Я знаю, что бывает на этих сборищах!

— Правда? Я что-то над твоей головой нимба не вижу. А когда ты ей разрешишь? В сорок? И вообще, прекрати перегибать, прошу. Давай отпустим. Когда ей развлекаться, как не сейчас?

— Матвей этот еще прилип к ней! — с досадой произносит муж.

— Это сын Машки и Егора, что тебя не устраивает?

— Да он смотрит на нее, как удав. Ты что, не замечаешь? Ему двадцать два! Ничего?!!! — возмущается Спартак.

Тут уж совсем тяжело сдерживать смех, прыскаю неудержимо. Отсмеявшись, говорю.

— Спарт, ты смотрел на меня так же. Забыл?

— Не забыл. Я и сейчас на тебя так же смотрю, не замечаешь? Но Лерка…она маленькая еще. И… — гневно таращит глаза, потом сокрушенно рубит рукой воздух — Да вашу ж мать, пусть идет. — сдается он — Только поднимусь и скажу, пусть наденет не платье, а брючный костюм, нет лучше глухой комбез. Ну тот, что я ей привез тогда.

Закрываю лицо руками просто покатываюсь. Феноменальный отец. Наверное, они все такие. Хорошо, что дед и прадед вечером только приезжают, а то бы сидеть нашей дочери за семью замками, и бабушка с прабабушкой не помогли бы.

Слышу со второго этажа довольный визг дочери и рокот отца. Ну слава богу, договорились.

А с Машкой надо и правда обсудить. Матвей, что….влюбился в нашу дочь? Ммм?