— Маш, ну что ты? Как земля остановилась, ну не надо так. Все пройдет. — тихо шепчу, покачивая ее.

Маня начинает рвано дергаться, и пока пытаюсь понять, что произошло, слышу, как из нее вырываются горькие рыдания.

— Лад, ты не понимаешь, все гораздо хуже, наверное.

— Ну, хватит, Маш. Ну, успокойся, мы все исправим.

— Лааад, — мучительно выдыхает она — я беременная.

Замираю, пытаясь осознать сказанное. Как такое случилось и что теперь делать? Я всеми силами оттормаживаю свою реакцию, запихиваю её подальше. Здесь первоочередная задача-успокоить Машу. Блин, нам по девятнадцать. А она уже беременная. Конечно, эта мысль оглушает и дезориентирует.

Но тут уже ничего не поделать. Главное найти верное решение.

— Егор знает? — тихо спрашиваю, поглаживая его волосы.

— Нет. — также тихо отвечает она.

Странно, почему он не в курсе. Это на их не похоже. Если все дело обстоит так, значит загон у Маши сверхвысокий. На испуге просто отодвинула Филатова и сама мучается.

— Скажешь? Надо сказать, Мань.

— Не знаю. — горестно отвечает- Я ничего не знаю.

— Маш, ну ты же понимаешь, что он должен знать. Егор адекватный парень, и вряд ли ты от него не увидишь поддержку. Не мучай ни себя, ни его.

Она снова начинает тихо плакать. Держу паузу. Пусть проревется, успокоится немного. Сейчас просто эмоциональный фон зашкаливает. Приподнимаю ее за локоть и веду на диван. Уложив, накрываю ноги пледом. Маня, как ледышка. Подсовываю ей под голову маленькую подушку.

Хлопочу на кухне, благо знаю тут все, как свои пять пальцев. Заново варю какао. Лезу в холодильник, отрезаю кусок буженины и кладу на квадратный кусок белого хлеба. Так, что еще? А, вот, надо зеленью обмотать. Витамины же ж! Беру огромный лист салата и заматываю бутер. Господи, ну и оковалок! У Спартака вон какие брускетты были — загляденье. Ну ничего! Машка долго не ела, поэтому мой тоже пойдет. Подумаешь большой! Ей же за двоих есть теперь надо, вот и …приятного аппетита.

Торжественно водружаю все это дело на поднос и несу Манечке, приплясывая и кривляясь. Надо держаться, лучше сейчас почудить и по корчиться, лишь бы ей полегчало. Только бы полегчало! Подхожу к диванчику и с поклоном отдаю ей еду.

— Кушай, солнышко мой свет!

Лада, говорю себе, ты дура. Эти слова произносились не в совсем приятных обстоятельствах в известной сказке. Мысленно даю себе затрещину. У меня, видимо, такие выпученные глаза, что Машины губы трогает улыбка. Вот хорошо!

Но все равно, мое сердце сжимается. Она растрепанная, чуть белее мела и все еще заплаканная.

Сажусь рядом с ней и знаками показываю, если все не сожрет, то ей каюк.

— Ешь, Мань. — выпучиваю глаза — Ешь все до крошки. Иначе ремня тебе. Иначе….натравлю свою бабулю….И тебе, моя сладкая девочка…конец!

— Ну да. — притворно сердится моя малышка. — Навертела мне с пол-жопы носорога, а мне трескай.

Фух, как хорошо. Моя язва потихоньку возвращается. Наконец, хоть такие проявления. Пусть сердится, притворно или по-настоящему. Пусть делает что угодно, только не безмолвно сидит с пустым взглядом.

Сижу у ее ног и смотрю, что ничего не осталось на подносе.

— Давай-давай. Не разговаривай. — свожу брови.

Маша съедает все и какао выпивает. Ну и сколько она питалась, как воробей? Черт знает что творится! Мы не созванивались около недели и тут такое. Ну ни на минуту нельзя оставить!

Стерегу ее состояние. Вроде бы отошла немного. Дышит ровнее, взгляд яснее стал. Но надо еще ей проговориться, чтобы легче стало.

— Успокоилась?

— Ну…да..

— Давай тогда. Набирай воздуха в грудь и вещай! — требую я.

— Залетела я, Лад. Чего вещать особо?

— Голосишь о чем? Почему Филатов не в курсе? Все ж хорошо было, ну?

Машка впадает в оцепенение и долго собирается духом, чтобы сказать. Несколько раз порывается, но тормозится. Не мешаю. Просто не дышу. Пусть как идет. Наконец, собрав по организму всю силу воли, тихо начинает перебирать слова.

— Лад, я когда узнала, то, что сказать. Плакала, конечно. Не ожидала. Знаешь, Егор замечательный, но не думаю, что эта прекрасная новость его сильно обрадует. Я боюсь ему говорить, понимаешь? Поэтому решила, что ему знать необязательно. Глупо, да? — вопрошает она меня.

— Глупо, конечно! — сразу соглашаюсь. — Ответственность несут двое. И, мне кажется, что на счет Филатова ты сильно заблуждаешься.

— Он звонит, пишет постоянно. Даже домой приезжал, представляешь? Попросила бабушку проводить его. Наверное, думает обо мне черт знает что. — вздыхает Манечка — А я не могу ему сказать, вдруг бросит меня! Хотя, наверное, уже…

— Ну вот видишь, Мань! Если бы он к тебе ничего не чувствовал, то не выяснял, почему ты решила прекратить общаться с ним!

— Наверное. Не знаю. Но беременность в моем возрасте…Все сложно. Не знаю, как сказать ему. Струсила, вот и все дела. И сейчас боюсь. — еле слышно кается Маша.

Мы замолкаем. Даю ей немного подумать, не трогаю пока. И вот в этой звенящей тишине, раздается звук оповещения на моем телефоне. Беру трубку, мажу по экрану.

Спартак:«Не мое дело, но Филатов скоро в дурку попадет из-за твоей Машки. Уговори ее встретится с ним. Скучаю. Хочу тебя видеть. Когда сможешь?»

Сердце екает. Спартак. Душу в себе ни к месту выскакивающую радость. Он скучает.

Но прежде надо устроить встречу для Егора и моей непокорной подруги. Смотрю на Машу и говорю, не терпящим никаких возражений, голосом.

— Ты встретишься с Егором. Я скажу где и когда. А сейчас быстро под горячий душ и отсыпайся. Пошли! Приведу тебя в порядок.

Маша покорно вздыхает, протягивает мне руку, и я тяну ее за собой. Отведу в ванну и вымою волосы, причешу ее. Я не брошу тебя, моя маленькая. Буду во все помогать. Все будет хорошо. Мы справимся!

Мне кажется это самый мрачный день в универе за все это время. Тихо сидим с Машкой, почти не разговариваем. Она вообще взгляд не отрывает от стола. Без конца что-то пишет. Если не лекции, то рисует какие-то каракули. Моя вчерашняя работа пошла насмарку. Машка трясется и колотится. Тут же Филатов, смотрящий на нее глазами больной, бездомной собаки. Я перевожу взгляд то на него, то на нее. Потрясающая ситуация. Ведь видно, что их приколачивает друг к другу, как сильнейшие магниты, но одна из этих притягивателей усиленно демонстрирует свое абсолютное бездействие. Вот два дурака!

Кстати, на организованную нами встречу с Егором, Маша так и не пришла. Он прождал ее бессчетное количество времени, а она проигноривала. Коза трусливая! Хотя легко судить. Не я же в ее положении.

Незаметно оборачиваюсь и строю знаки лицом Егору, типа все норм, ты только прояви сегодня инициативу по жестче. Он сглатывает и еле заметно кивает. На кого же он похож! Весь ходуном ходит, даже руки мелко подрагивают. Но самое страшное, это его глаза. Потерянные, потухшие и больные. Мне становится его очень жаль, но Машку жальче. Надеюсь, что сегодня они все уладят.

Может хоть здесь он ее утащит куда-нибудь и они, наконец, все выяснят! Пошли ему Судьба терпения и такта! В данном случае, держу за Филатова кулаки и желаю огромной удачи!

Ко второй паре приходит Спартак и вот тут уже хуже становится мне. Пока идет по проходу между столами, не могу лишить себя удовольствия рассматривать его. Соблазнительно притягательный. Волосы небрежно уложены, из-под красивых, изогнутых бровей поблескивают пристальные глаза. Во всем облике сквозит легкое пренебрежительное отношение к окружающим.

Он едва кивает головой, садится рядом с Егором и не смотрит на меня. Первые секунды одолела неприятная оторопь. Он такой чужой, холодный. С другой стороны, а что же я хотела? Сама же просила. Но. неужели можно так хорошо играть роль? Или? Тысячи жгущих, как красный перец, мыслей носятся в голове.

А может наврал, может просто преследовал цель переспать и все? Слишком отстраненный. Я пребываю в растерянности, начинают одолевать мерзкие, как постепенно окутывающая слизь, волнение. Стою на зыбкой почве сомнений. А вдруг все так, как я сейчас думаю. И как мне быть тогда? Неужели показалось то прекрасное, что происходило? Все же, он мне очень нравится. Хотя «очень» слабое слово для точного определения.