Нежная, чувственная девочка. Так изгибается, трепещет ресницами в момент, когда очень хорошо. Ее губы мой фетиш. Пухлые, четко очерченные, манящие. Она вся-мое земное притяжение. Думал, что разорвет, когда полностью раздел ее. Сожрать был готов. С Киратовой себя контролирую изо всех сил, чтобы не напугать. Один Бог знает, что мне стоит такое. Иногда кажется, что сосуды, жилы и вены сплетаются в один огромный клубок и пульсируют.

Смотрел на обнаженную и каменел, замирал от дикого восторга. Она здесь. Просто не ждал, что так все случится. Сука, подарок небес. Собрал весь запас прочности, чтобы не случилось так, как около окна дома…

Провел Ладу по всем рубежам всего, что знал в сексе. Хотел удивить, покорить, приучить только к себе, чтобы не хотела никого другого. Надеюсь, что получилось, иначе двинусь. Даже в страшном сне не могу предположить, что будет с кем-то кроме меня. С трудом оторвал, отпустил. Ничего не поделать, ей нужно было уезжать.

Еще до того, как Лада выдвинула это условие, был согласен на все. Хотя ни хера мне это не нравится.

Паркуюсь у бара около машины Филатова. Танк, а не тачка, хотя у меня такая же. Торможусь на входе и отыскиваю глазами Егора. Справа слышу оклик:

— Архаров!

Оборачиваюсь на зов и иду, по пути разглядывая Филатова. Хреново выглядит. Джогеры повисли, как-то резко похудел, и футболка мотается, как на колу. Падаю рядом на стул, делаю заказ подошедшей официантке. Жду пока она прекратит кривляться и слишком откровенно заигрывать. Бесполезно. Обжигаю ледяным взглядом и ее как ветром сдувает.

Концентрируюсь на Егоре. Он бледный, с залегшими тенями под глазами. Передо мной взгляд потерянного человека, отчаявшегося.

— Вижу, — говорю ему — можешь даже не рассказывать.

Филатов роняет голову на сложенные руки и скрипит зубами. Поднимается, впивается в меня сухими воспаленными глазами.

— Блядь, Спартак… Кто придумал эту гребаную любовь?

Усмехаюсь в ответ.

— Спрошу у тебя тоже самое. С Заметаевой разбежался?

— Угу. Она со мной по ходу, не я.

Молчу, не перебиваю, не выспрашиваю. Тут нельзя провоцировать ничего, я точно знаю. Просто придет момент, и он сам все скажет, если ему это действительно нужно. А если нет, просто посидим и отвлеку его как-нибудь.

— Не отвечает и отказывается встречаться. Приезжал домой, не вышла. — вещает он, устремив пустой взгляд в окно — Вышла ее бабка и вежливо попросила больше не беспокоить Машу. Я не понимаю, что произошло? Какой пиздец ударил ей в голову. Не могу достучаться до нее, ничего не могу. Бля, как все заебало… — тянет он шумно носом — Что у них в голове? На какой хрен так все усложнять?

Выслушав Егора, несу всю успокаивающую херню, которую могу собрать сейчас в голове. Вид у него отчаянный. Он болеет своей Машкой, как и я Ладой. Я понимаю его. Поэтому максимально пытаюсь поддержать.

Филатов искренне не догоняет, что могло произойти. Заметаева в одно мгновение стала от него отдаляться. Просто игнорила и отмазывалась ото всех встреч.

— Короче, думаю бортанула она меня — тяжело бухает Егор — Я уж как только не подъезжал к ней. Но когда меня из дома вежливо попросили убраться, то тогда и понял. Все. Как узнать, есть у нее кто? — сходит с ума Филатов — Разорву тогда.

Он откидывается на спинку дивана и тяжело гоняет воздух. Будто пылает изнутри, этот жар ее жжет и никак не может выйти наружу. И от этого еще хуже. Одна лишь только предполагаемая, и то, весьма условно, мысль о сопернике, приводит его в неистовое бешенство. Все эти чувства копятся в нем, и нет им выхода. Филатов растушевывает лицо руками, будто хочет снять кожу, остервенело трет глаза.

— На хер все!

Тянется к куртке и вытаскивает пачку сигарет.

— Ты ебанулся? — отнимаю сиги — У тебя прослушивание скоро.

— Да все равно. — безразлично говорит Егор.

И тут я впадаю в крайнюю степень охуевания. Для Филатова музыка, как для обычных смертных просто дышать. Он помешан на ней. Живет нотами и аккордами. Сколько его помню, столько Егор с гитарой. И музыкальный Олимп падает к его ногам все ниже и ниже. И тут такое выдать. Хотя, о чем я. Любовь, мать ее..

— У меня есть идея одна. Я попробую узнать, но ничего не обещаю. — готов нагородить ему всякого, только бы вышел из этого состояния.

— Правда? — вскидывает голову Егор — А как? И когда? Подожди. — с удивлением смотрит на меня — И через кого ты собрался узнавать?

— Какая разница? — ухожу от ответа.

— Догадываюсь. — тускло улыбается Филатов.

— Заткнись. — беззлобно отвечаю ему.

— Ну все равно поздравляю.

— Да не с чем пока. Зыбко все. И сука в тайне. — кривлю лицом.

Егор ничего не отвечает, сидит задумавшись над чашкой горячего чая. Смотрит на жидкость, как будто хочет в ней что-то увидеть, одному ему известное.

— Ладно, Спартак, спасибо, что приехал, послушал мое нытье. И, как будет инфа, ты, это. скажи сразу. А то боюсь в дурку попаду. Крыша отъедет на хрен.

Киваю, конечно. Тут вообще без вопросов. Мы прощаемся, стоим еще немного около машин, разговариваем и разъезжаемся.

Вот такие дела. Любовь, она такая! Наверное. А может и хуже. В этом я буду долго убеждаться потом, как покажет время.

— Лад!

— Да, дедунь! — откликаюсь я.

— Ты где была? — вопрошает мой прекрасный, прищурив взгляд.

— Я..это… там. — блею я, ну не придумала, что ответить.

— Ого! Это новое место какое-то? — издевается он.

— Пффффф. Короче по делам ездила! — выкручиваюсь, как могу.

— А что глаза блестят так? И довольная, гляньте на нее, прям сияет! — подозрительно смотрит мой Адам.

— Ладааа, — раздается спасительный зов бабушки — иди, детка сюда.

Пробормотав извинения под нос, подрываюсь к ней. Ба говорит, что меня срочно искала Маня. И как-то странно себя вела. Начинаю волноваться и отпрашиваюсь еще на пару часов. Быстро еду к подруге.

Торможу, выпрыгиваю из машины и несусь в дом. Слава небесам, она одна. Родители на работе, так что огромное помещение в нашем распоряжении. Машка встречает меня весьма нейтрально. Рассеянно отвечает на мое приветствие. Немного теряюсь, это совсем не в ее духе. Странно, что же могло такого случиться?

Идем в столовую, где располагаемся на удобных стульях. Я сажусь, и скрестив руки, наблюдаю за подругой. Пока молчу. Маша бледная, как поганка, непривычно молчаливая и растерянная. Под глазами залегли явные тени. Сидит, сжимая в побелевшими пальцами свою любимую кружку с долматинцами. Не знаю, но кажется, что руки и те посинели.

Я пока молчу. Но и Маша не начинает разговор. Замечаю, что в какой-то момент ее тонкие пальчики подрагивают и глаза наливаются слезами. Два тонких прозрачных ручейка звонко падают в кружку с какао. Замерев, смотрю на неровные движения жидкости в ее посудине. Как во сне, восприятие действительности замедляется. И она замирает, уперевшись в поверхность стола. Застывает.

Ну нет, так не пойдет, надо реанимировать Маню любыми путями.

— Маш, — осторожно спрашиваю я — что произошло?

Она дергается судорожно, со всхлипом выдыхает. Необычно низким, перехватанным голосом, тщательно выговаривая буквы, сообщает:

— Поссорились с Егором.

— Ну это ничего. — успокаиваю я — помиритесь. С кем не бывает.

Маша устремляет на меня такой пронзительный взгляд, что становится не по себе. Выражает пульсирующие отчаянием эмоции. Там боль, потеря потерь, откровенная жалость к себе и болезненный испуг. Зная ее, то есть, то, какая она на самом деле, принимаю этот больнючий, немой поток информации, вдруг понимаю, что все происходящее более, чем серьезное дело.

Не выдержав, подрываюсь к ней и порывисто обнимаю. Нежно поглаживаю по волосам, осторожно прижимаю к себе ее хрупкое и почти прозрачное тело. Ее просто колошматит. Маша обхватывает меня в ответ и также сильно прилипает, будто ищет непробиваемую защиту.