Отказаться шансов у меня ноль целых и ноль всемирных. Без вариантов! Договариваемся в котором часу встретимся. Времени у меня еще навалом, решаю заехать в салон красоты. Радикально ничего не делаю, освежаю кончики волос, крашу брови и заодно делаю коррекцию ногтей. Вроде бы ничего особенного, а чувствую себя намного лучше и увереннее.

Наступает час икс, я вхожу в клуб «Стальной» роковой красоткой. На мне короткое обтягивающее платье с открытыми руками и туфли на умопомрачительной шпильке. Смоки дополняет мой и без того яркий образ. Сужу по свернутым шеям парней, мимо которых плыву, улыбаюсь всем и никому. Вижу Машу, подхожу к ней и аккуратно прикрываю ей глаза. Она неспеша оборачивается и убирает мои руки.

— Ладка, вот это да! — все, что она говорит.

Показывает мне два больших пальца и трясет ими.

— Я тебя никогда такой не видела? Что произошло? Ты огонь-бэйба!!! — хитро прищуривает глаз.

— А ты? — смеюсь я — Филатов жив, когда тебя увидел?

Маша смущается. Нежный румянец заливает ее щеки. Она наклоняется к моему уху и говорит.

— Я его без одежды устраиваю. Так и сказал.

Снова смеюсь искренне и радуюсь за Маню. Как здорово, что у них все хорошо. Берем по бокалу, садимся на кожаный диванчик, болтаем. Вдруг выходит организатор и машет Марусе рукой, она кивает и убегает, маякнув мне, чтобы я никуда не уходила. Сижу, откинувшись на мягкую спинку, и попиваю ледяное шампанское.

На сцену выходит группа и участники проверяют готовность инструментов. Толпа начинает пододвигаться к сцене. Я не планирую спускаться, мне и отсюда прекрасно видно. От Мани приходит сообщение, что придется помочь немного в организации концерта. Пишу ей, пусть не торопится и сделает все, как нужно.

Парни начинают играть и на сцену выходит солист. Девушки ревут от восторга. Егор в драных джинсах и рваной майке, весь рельеф фигуры открыто демонстрируется публике. Филатов босой. Ему выкрикивают какие-то непристойные предложения, но он не реагирует, а лишь отстраненно улыбается. Девушки смотрят на него, не в силах оторваться, кто-то снимает на телефон Егора. Концентрация внимания просто зашкаливает.

Руки солиста трогают струны электрогитары и нереальной чистоты звук наполняет помещение. Через несколько секунд хрипловатый и глубокий голос Егора раздается, летит над головами собравшихся. Слова песни проникновенные, полные надежды и любви. Это песня ищущего странника, потерявшегося человека, который в один миг обретает смысл своей раздробленной жизни.

Нежнейший перебор струн уносит в рай, дает ощущение тепла, душевной дрожи на самых трогательных нотах. Тела слушающих вибрируют и вырабатывают особую волну, уносящую сознание в просторы Вселенной. Глаза Филатова прикрыты, он ведет зал за собой, дарит свою музыку, наполненную великим чувством Любви, которую познал, щедро делится своей радостью. Делает это с удовольствием и щемящей тоской, боясь, что лишится всего, что обрёл.

Понимаю, это только для одного человека, для Маши. Все аккорды, все от первого и последнего слова, все эмоции, которые транслирует солист-все для нее.

Музыкальная композиция заканчивается и народ потрясенно молчит. Егор стоит на сцене, опустив голову. Я вижу, как выглядывает Маша и вытирает слезы с лица. Филатов, словно почувствовав ее, оборачивается и протягивает руку, зовет ее в немом жесте. Маша быстро идет и врывается в его раскрытые объятья, он что-то говорит ей на ухо, и Машуня отвечает ему кивками головы, счастливо улыбаясь.

Народ разражается аплодисментами, стоит оглушительный свист, все взбудоражено кричат и требуют еще песен. Егор отпускает Машу, коротко переговорив с ребятами, врубает такой трек, что танцпол содрогается от топота беснующихся людей.

Я сижу в удобной нише, размышляю, танцевать не хочется. Задумавшись, не сразу понимаю, что рядом со мной кто-то сел. Сразу не оборачиваюсь, но чувствую кожей кто это. Ну сколько можно ковырять эту слабо зажившую болячку? А может наплевать на все и…?

Мою руку, лежащую на сиденье дивана, накрывает мужская. Перевожу на нее взгляд, не в силах его поднять на сидящего рядом. Я знаю эту кисть, я помню, какими сильными и нежными могут быть эти руки. Лица касается ладонь и приподнимает мой подбородок. Он смотрит в глаза так трепетно, так жарко, что диван под нами сейчас вспыхнет.

Спартак дергает штору и отгораживает от беснующейся толпы, которой до нас нет никакого дела. Вновь поворачивается, и тесно придвигается. За это время мы не произнесли ни слова. Наверное, не надо. Все и так ясно. Вино, видимо, ударило мне в голову, или я так прониклась музыкальной композицией, что я обхватываю лицо Спартака руками, тяну к себе и припадаю к его губам.

Целую страстно и жадно, целую, как будто мы любовники, заблудшие любовники, которых не расцепить, не разорвать. Зализываю губы, которые не давали мне покоя долгое время, касаюсь его языка и просто схожу с ума от того, как Спартак отвечает. Его отдача убийственно прекрасна, она яркая, пронизывающая, трепетная и дикая. Он дрожит, стонет. Нам не хватает дыхания, и в тот момент, когда приходиться оторваться друг от друга и глотнуть воздуха, даже тогда не можем разорвать контакт, а просто близко соприкоснувшись губами, судорожно хватаем кислород.

Я забываюсь настолько, что сажусь на колени Спартака верхом, даю доступ к своему телу, к шее, груди, ногам. Я хочу, чтобы он меня трогал. Невыносимо желаю! Не могу оторваться от него совсем, не нахожу сил и бесславно, но так сладко сдаюсь и покоряюсь.

Спартак отрывается от меня только для того, чтобы взглянуть на меня, прочесть реакцию. Он смотрит внимательно. Его глаза затянуты поволокой, туманом, безумием желания и ….болью? Он смотрит так, что пугает меня, не понимаю пока, что всё это значит, но чётко различаю одно- вижу его жажда неутолима. И я хочу (пусть потом пожалею) дать ему бокал, наполненный сладким сиропом исполнения желания. Пусть он его выпьет, хотя бы сегодня, но при одном условии-мне отдаст половину.

— Ты знаешь, сколько я думал по ночам о нашем поцелуе? Как я буду это делать с тобой? Ты понимаешь? Лад… — шепчет он мне губы — Не могу больше, без тебя не могу. — смотрит на меня с жестким отчаянием. — Что ты делаешь со мной? Я с ума скоро без тебя сойду… понимаешь, ммм?

Его слова топят меня в море, в том самом море, в Сочи, и все чувства возвращаются назад и палят меня, сжигают. Кровь сворачивается и еще немного просочится сквозь поры. Ей нет места в моем бурлящем организме, просто нет! Твою мать, я хочу его. И если Спартак настоит, то я сдамся и будь что будет.

— Молчи…Просто молчи….не надо сейчас ничего говорить…….ты же видишь….ты все и так видишь…. — лихорадочно шепчу ему в губы между нашими поцелуями, которые яростно рвём друг у друга.

Стоп-кран сорван. Мы стонем, и он, и я. Его руки задирают короткое платье и гладят мои ягодицы, сильно сжимают их. Удовольствие на грани боли. Неважно, все неважно, пусть останутся синяки, плевать. Он целует мою шею, вырисовывает на коже замысловатые влажные узоры, засасывает ее, оставляет следы….все равно….пусть…

Я тоже хочу поцеловать его, расстегиваю рубашку, оголяю и захватываю кожу. Спартака разбивает дрожь, он обнимает меня под шею и аккуратно прижимает мои губы к своему телу. Смотрит, я чувствую тяжелое дыхание, хрипловатое и прерывистое. Потом резко отрывает от себя и прижимает лоб к моей переносице, дышит тяжело, с хрипами. Челюсти сжаты и глаза прикрыты, такое ощущение, что борется со своей похотью и желанием зверского обладания.

Но он еще не знает, что я готова. Мне наплевать, что мы всего лишь за задернутой шторой, в нише, куда может войти кто угодно.

Дергает меня на себя, хотя уже куда плотнее, мы как будто вросли друг в друга. Сжимает везде, где достает, нежно касается груди. Снимает платье с плеч, оголяет и замирает, рассматривает. Ведет руками….трогает… Не отрывая взгляд, опускает свой рот на мою грудь и захватывает губами и языком сосок. Стрела удовольствия разрывает, разбивает на двое.