Впрочем, этому было просто объяснение: среда психологического взросления. Не считать же за неё на полном серьёзе лабораторию? Там учат многому, но всё больше не тому. А дальше… Если Ал-45 “взрослел” в мутной водице той банки с пираньями, которую почему-то называют чиновничьим аппаратом, то становление Ал-44 прошло в среде косморазведчиков, у которых, как ни крути, совершенно другие ценности, сплочённая община, стоящая горой за своих, и абсолютно другой менталитет, который для Алексея довольно быстро стал своим, родным и единственно правильным.

Потому-то, воскреснув под другим именем и лицом, он тут же предложил помощь своему непосредственному начальнику, Джереми Эндейлу, который как раз посматривал в сторону политической карьеры и собирал вокруг проверенных, связанных взаимной порукой и верностью косморазведчиков-”пенсионеров”. Алексей впрягся в это дело с удовольствием: он оставался в тени и занимался интересной работой во благо одной своей семьи, то бишь косморазведчиков. Это приносило деньги и возможности другой семье — Елене, остальным детям и “вдовам”. Алексей договорился с Джереми, что тот “в память о любимом друге” обеспечит им шоколадную жизнь.

Время шло, Алексей менял лица и ввязывался во всё более сложные разборки, политическое влияние Джереми росло.

Росла и Елена.

Она стала гениальным ребёнком, разумеется. И это не потому, что каждый папаша так думает про своего отпрыска от любимой (он это признал в итоге, да) женщины. Просто все его биологические дети демонстрировали определённый ряд характеристик вроде той же эйдетической памяти и запредельной скорости обработки информации, что у людей прочно ассоциировалось с гениальностью. Также у всех его отпрысков присутствовали в той или иной форме пси-способности. “Обделён” (и то относительно, на пару пси-единиц) оказался в этом смысле только Балбес; с другой стороны, этому парню взамен перепала повышенная регенерация и потрясающая даже по меркам Ал-44 скорость реакции.

Самым сильным псиоником оказался Дим. Ал-45 даже попытался тихой сапой клонировать мальчишку для своих лабораторий, но Алексей бдел.

Это его проект! И никак иначе. А брат по пробирке пусть в других местах себе подопытных ищет. Если жить хочет, конечно.

Так что все детки отличались. Но в плане работы с информацией и упрямства Лена однозначно могла дать остальным фору. Что уж там: именно ей пришло в голову собрать “банду Бобров”, то есть начать тесно общаться со всеми шестью остальными, сплотив их в одну команду.

Лена же первой отыскала “покойного” папу, отловив в домашнем искине его следящую программу и пройдя за ней по “хлебным крошка” прямиком к создателю.

Лёха Бобр был горд. И умилён.

Она во всём пошла в маму. Даже хук справа оказался очень похож! В общем, чудесный ребёнок.

Он исчез снова. Она снова нашла. И снова.

Это оказалось весело. Пожалуй, в таком формате Алексею нравилось общаться с детьми. Кажется, это называют "играть в прятки", да?..

Когда Лена пошла работать в киберполицию, Алексей только вздохнул.

Этого, наверное, следовало ожидать.

— Да уж, — сказала Лена, задумчиво осматривая его с головы до ног такими знакомыми серыми глазами. — А я-то думала, что мужчины в переходном возрасте стараются казаться моложе, чем они есть.

Алексей фыркнул. Эту часть игры он очень любил.

— Старость не радость, доченька, — прокряхтел он. — Деменция, опять же… Сама же сказала: я старый! И маразматичный!

Дочь прикрыла лицо ладонью, но сквозь пальцы продолжила разглядывать (местами) любимого родителя.

Алексей гордо приосанился, насколько позволяла моторика его роли — то есть, надо учитывать предполагаемый износ организма, возрастные болезни и прочие тонкости. Новая личина ему нравилась: приземистый, не слишком ухоженный мужичок лет под сто двадцать (или пятьдесят-шестьдесят, если считать стандарты человеческого возраста до генетической революции начала двадцать второго века). Его лицо и тело носили следы неаккуратной эксплуатации, относительно обильных возлияний и пренебрежения медицинскими процедурами.

Это был интересный вызов. И кого-кого, а альданского суперчеловека в нём мало кто мог заподозрить… Не говоря уж о том, что после прошлой личины (молодого щеголеватого красавчика — Джереми понадобилось подложить своего человека под одну из конкуренток) было приятно натянуть что-то подобное. Опять же, Алексей любил разнообразие. Единственное, что ему не хотелось — менять пол. Ал-ы как таковые были вполне устойчивы к такой процедуре и переносили её без проблем, но лично ему слишком нравилось быть мужиком. Да и были подозрения, что очеловеченная за годы в ЗС психика пойдёт вразнос, вдруг получив в пользование женское тело. Всё же, у людей очень многое завязано на гормональный фон и систему размножения… Так что к таким переменам он не тянулся. Зато внутри мужского образа отрывался, примеряя все возрастные, классовые и расовые спектры вариаций.

Лена покачала головой:

— Как у тебя ещё рожа от такого количества операций не отвалилась? Не понимаю. Вот правда! Любому нормальному человеку уже пришлось бы реабилитацию проходить. И обследование у психиатра. А ты всё продолжаешь нервы мне трепать!

Он хмыкнул.

Человеку, разумеется, пришлось бы.

Но этого его девочке знать точно не обязательно. Как, впрочем, и судьбы настоящего Алексея Боброва.

Но это дела давно минувшие.

— Не жалеешь ты старого больного папочку, — сказал он, почесав седую трёхдневную щетину. — Не будь такой вредной, Ленок! А то личная жизнь не сложится!

— Она у меня и так не складывается, спасибо пережитым в детстве эмоциональным качелям и родственникам разной степени невменяемости! — огрызнулась дочь. — Потому что на нашу семью посмотришь — и сразу искать любовь всей жизни перехочется.

Алексей лукаво прищурился.

— Что, тот брюнетик из “Бархата” таки женился? И перестал навещать клуб?

— Да, — досадливо вздохнула Лена, но тут же опомнилась: — Что?! Откуда ты знаешь?

— Ну должен же я быть в курсе, что происходит в жизни у моей малютки?.. И вообще, не расстраивайся: жена ему изменяет.

— Знаю, с соседом и начальницей… Ты невыносим, серьёзно!

— Ха! — фыркнул Лёха Бобр. — Ещё бы! Но это, конечно, смотря кто и чем выносит… Так если всё знаешь, чего анонимку не пришлёшь? Разведётся с женой — прибежит к тебе в “Бархат”, как миленький!

Лёха и сам подумывал это сделать, если честно. Не затем, чтобы снова свести дочку с хахалем — она в мамочку, гордая, назад не примет. Просто чтобы восстановить справедливость. Брюнетик (он продолжал называть любовника дочери так, хотя, конечно, успел проверить всё, начиная от имени и заканчивая развёрнутой психологической характеристикой) с Леной не очень хорошо поступил. Не Лёхе петь, конечно… Но коль уж он перешёл в стадию родителя, то ему и карты в руки.

— Во-первых, я не полиция нравов, чтобы в чужие отношения лезть, — отрезала Лена. — Чужая семья — потёмки, я это знаю получше прочих и на наглядных примерах. Что выбрал, с тем пусть и живёт; значит, ему так комфортно. Во-вторых, мы с ним друг другу вроде бы ничего не должны, и я уже нашла себе другого партнёра. В-третьих, это не твоё дело папа. И вообще… Ох бля! Это что?!

Лёха, который безошибочно уловил в голосе дочери искренний испуг, стремительно крутанулся на месте, уклоняясь от предполагаемого удара. Но оказалось, что это всего лишь собутыльник: он переварил водку с бутербродами, выпал из анабиоза, перестал сливаться с окружающим пространством и теперь с интересом тянул в сторону Лены щупальца с глазами на кончиках, дабы рассмотреть диковинку получше.

“Эта особь отличается, — просемафорил он. — Другой подвид?”

“Внутривидовая разница”, — знаками показал Лёха и, повернувшись к Лене, сказал:

— Не переживай! Это собутыльник мой. На метеостанции скучно, так что мы с ним друг друга развлекаем.