– Спасибо, – одариваю я Форда искренней благодарной улыбкой.

Мне сейчас меньше всего нужно, чтобы Миллеры обвинили меня в проникновении в их частные владения.

– Ты не ответила на мой вопрос, маленькая змеюшка. Зачем ты туда приходила?

– Пошпионить, – говорю я. – Я дико приревновала тебя к близнецам Миллерам.

Толика правды в моих словах есть, но я приправляю ее достаточной долей сарказма, чтобы Форд закатил глаза. Всю правду я ему открывать не хочу. Форд не знает о рисунках, которыми я расписала стену павильона. Во-первых, мне неловко признаться ему в том, что я, в сущности, выполняла домашнее задание своего психотерапевта, доктора Эренфельд. Во-вторых, это все слишком личное. Я знаю, что в любой момент могу поговорить с Фордом о том, что меня волнует или тревожит, но в то же время… Мне не всегда этого хочется. Я не хочу быть другом, который постоянно уповает на постороннюю помощь. Грузит других своими проблемами – и ничего больше.

– Просто… – пытаюсь я судорожно подыскать правдоподобное и уважительное объяснение своему ночному вторжению в сад.

Это нелегко – Форд прекрасно различает, когда я гоню пургу.

– Прочь с дороги, рабы!

Вскинув глаза, я вижу Карлу, скалящуюся над какими-то замешкавшимися десятиклассниками, пока они с Дафной уверенно маршируют ко мне. Сегодня волосы у Карлы заплетены в дюжину маленьких конусообразных рожек, а тень подруги уверенно движется впереди – суровая и остроконечная, как крылья летучей мыши.

– Похоже, мне пора… – Форд поворачивается к открытому шкафчику, игнорируя мое ну очень недовольное лицо.

Ненавижу его за то, что он избегает моих подруг.

– Ты подготовилась к тесту? – не заморачиваясь приветствием, осведомляется Карла.

– Конечно, – отвечаю я, но мы обе знаем: я практически не занималась.

Просто математика мне неинтересна. Скучный предмет. А вот Карле она нравится настолько, что она даже участвует в математических конкурсах и олимпиадах.

– До выпускного всего несколько месяцев, – напоминает мне подруга.

– Я в курсе.

– И ты ведь хочешь закончить учебу?

– Иди ты на фиг, – огрызаюсь я.

Но Карла права. Наш классный руководитель мистер Хэмиш уже делал огорчительные намеки по поводу летних художественных курсов или оставления меня на второй год. По-видимому, в его представлении на оплакивание погибших родителей довольно года, а утрата отчего дома и семейного бизнеса вообще не учитывается. Так что на снисхождение мне надеяться не стоит, и никакие поблажки в школе мне не светят. Но я просто не могу сосредоточиться на учебе, за исключением уроков рисования.

– Ава, – дергает меня за рукав Форд. – Ты это слышала?

Лишь развернувшись всем корпусом, я замечаю в коридоре кучку второкурсников, облепивших Матео Меделя из съемочной шайки-лейки близнецов Миллеров.

Матео – капитан футбольной команды. Он латиноамериканец, с природным насыщенно-медным оттенком кожи, с улыбкой, готовой в любой момент заиграть на лице, и нулевой координацией вне футбольного поля. (У его грузовика больше вмятин, чем у «Бесси», а она прожила долгую и насыщенную приключениями жизнь.)

Раньше я считала Матео нормальным парнем – для футболиста, по крайней мере. Но как только он связался в прошлом году с близнецами Миллерами, он начал им подражать – буквально во всем – и заделался киноманом. Сейчас он, похоже, втирает что-то уже собственным фанатам, подкрепляя свои слова размашистыми жестами.

Рядом с Матео – как всегда, молча – стоит Каспер, последний участник ансамбля близнецов Миллеров. Думаю, они с Матео – пара, но так ли это в реале или просто коридорные сплетни, точно не знаю. Я никогда не разговаривала с Каспером, знаю его только по их видео как одного из охотников за привидениями, который якобы чувствует эти сущности в любых местах, где ребята устраивают съемки.

Каспер – худощавый, небрежно одетый, очень симпатичный парень с растрепанными русыми волосами и карими глазами (представьте себе обесцвеченного Тимоти Шаламе). И я всегда считала его робким и застенчивым, пока он не начал сниматься в «Земле призраков».

– …Она сначала лежала лицом вниз, просто плавала на мелководье, но, перевернув ее, он сразу понял, что она мертва…

– О чем это они? – шепотом справляюсь я у Форда.

Он отвечает, не отрывая глаз от Матео:

– Сегодня утром, гуляя с собакой, его отец нашел у подножия водопада тело девушки.

– Тело? Кого?

А Матео продолжает распинаться перед своими слушателями поневоле:

– Волосы опутали ей лицо, ему пришлось раздвинуть пряди. И в этот самый момент отец по-настоящему испугался. Потому что у девушки не было глаз! В натуре не было! На него уставились лишь пустые глазницы.

Вспомнив чье-то холодное дыхание, обдавшее мне затылок, я вздрагиваю. Нет, не может быть! Матео наверняка привирает насчет глаз. Он это выдумал! Но по толпе учеников уже пробегает шепоток о Мертвоглазой Сейди.

Мертвоглазой Сейди жители Бурден-Фоллза окрестили призрака, якобы периодически наведывающегося в поместье Тёрнов – особенно на водопад. Это юная девушка, блуждающая по земле в поисках своих утраченных глаз. По слухам, она была убита у водопада и убийца или убийцы выкололи ей глаза в каком-то жутком ритуале, навсегда привязавшем ее дух к усадьбе.

И у меня срабатывает инстинкт защитника, замешанный на праве собственности – пускай уже отторгнутой от Тёрнов, но в душе все еще полагаемой своей. Точно так же я реагирую на любое упоминание о самой усадьбе. Мне хочется защитить Мертвоглазую Сейди. Не дать ее в обиду. Но ведь в действительности она мертва. И не важно, во что верят люди. Не важно, что мама тоже верила в эту легенду.

– Матео прислал мне фотку, сделанную на месте его отцом, – говорит Форд. – Какая-то белая девушка с длинными светлыми волосами. Я ее не знаю. Хочешь глянуть?

– Нет! Фу! Ни за что! А почему это Матео шлет тебе фотки? – набрасываюсь я на Форда.

Насколько мне известно, они с Матео никогда не были друзьями. Форд пожимает плечами – как будто это в порядке вещей.

– Скорее всего, глаза выскочили из глазниц трупа при ударе о воду… если это вообще правда, – вмешивается Карла, как всегда она старается найти логическое объяснение. – Возможно, Матео просто придумал это, чтобы заработать себе очки на Сейди.

– И все же… – бормочет Дафна, и наши взгляды встречаются.

– Легенда о Сейди – всего лишь выдуманная история, – мотаю головой я.

– А может быть, глаза этой девушке выклевала какая-то птица или выцарапал какой-нибудь зверь, – не сдается Карла. – Помните, что случилось с ягнятами мистера Хейса?

Я помню. Это было просто отвратно. Было время ягнения, и у мистера Хейса – ближайшего к нам фермера-овцевода – уже народилось с дюжину новых ягнят. Но однажды утром он пошел проверить отару и обнаружил у всех ягнят выклеванные глаза. Их атаковали вороны. Увиденное настолько потрясло старого фермера, что у него случился сердечный приступ. Он упал и умер прямо посреди своего поля.

– Тогда тоже весь наш городок шептался о Сейди, – многозначительно договаривает Карла.

– Да, – подтверждаю я, хотя одна из моих половинок сомневается в том, что нынешний случай из того же разряда.

Та самая половинка, которая помнит, как мама рассказывала о некоторых Тёрнах из нашего рода, незадолго до своей смерти видевших Сейди, а папа покачивал головой над газетой, которую не читал. Потом мама переводила взгляд с него на меня и говорила: «Мы тоже увидим». Только эти три слова. И я не знаю, кого она подразумевала под «нами» – себя и папу, себя и меня или всех.

– Безглазое тело всплыло возле усадьбы Тёрнов. Разве ты не усматриваешь в этом поразительного совпадения? Я хочу сказать, это ведь рядом с тем местом, где якобы… ну, не живет, а… бродит Сейди, – вставляет Дафна.

– Продолжай, – побуждаю я Карлу, замечая, что ее терпение уже на нуле.

– Глаза – это первое, чего лишается умерший человек. Их либо выклевывают птицы, либо они сгнивают, либо – как в этом случае – их выбивает из черепа при ударе о каменистое дно водного бассейна. Шутка ли – упасть с высоты в шестьдесят футов!