Аналогичным образом, в примере с фальшивыми амбарами ПП, выражающее нормальные условия визуального наблюдения, отсутствует. (Нечто подобное говорит и Льюис. Для него отсутствуют нормальные пресуппозиции. Истинная пресуппозиция, о которой субъект не знает, здесь в том, что субъект в районе фальшивых амбаров.) Как следствие, актуальный сценарий имеет семейное сходство со сценарием, в котором эти условия нарушаются и, соответственно, формируется ложное мнение. Напротив, в упомянутом выше специфическом контексте атрибутора, который воображает Греко, и в котором знание имеет место, сценарии, в которых нарушаются нормальные условия визуального восприятия, рассматриваются как не имеющие сходства с актуальной ситуацией (не релевантные).

Для атрибуторного контекстуализма Льюиса сходство между возможными мирами (их релевантность), совместимыми с очевидностью, зависит от контекста. Мы утверждали, что очевидность лучше трактовать как знание. ПП, лежащие в основе такой очевидности, играют роль в-правила для определения релевантных (подобных) сценариев. ПП (знание, очевидность) зависят от контекста. Поэтому очевидность напрямую определяет наличие или отсутствие знания. В тех и только тех случаях, когда очевидность в пользу р, включает само предложение р (о чём субъект может и не знать), то есть знание, что р, в подобных ситуациях, р не может быть ложным. Мы возвращаемся к эпистемологии сначала-знания [2; 12].

Мион предлагает следующую процедуру, чтобы установить, знает ли субъект, что р. Сначала при помощи ПП мы определяем, какие альтернативы являются релевантными. Затем при помощи очевидности мы элиминируем все релевантные альтернативы, в которых не-р [8, р. 8–9]. Мы ставим под сомнение такой двухэтапный подход. Во-первых, согласно Льюису, если мы обращаем внимание на нерелевантные альтернативы, они становятся релевантными. Но допустим, мы не обращаем на них внимание, то есть не начинаем с элиминации нерелевантных альтернатив, а сразу же определяем релевантные альтернативы. То есть, обращая внимание только на релевантные альтернативы, нерелевантные альтернативы мы элиминируем «безмолвно». Тогда две стадии, на которые указывает Мион, можно совместить и сразу же перейти к элиминированию альтернатив, в которых не-р. Во-вторых, ПП не являются независимыми от очевидности. Эксплицируя ПП, мы одновременно обращаемся к очевидности, в основании которой они лежат, и к оценке и элиминированию альтернатив, в которых не-р. Знание, таким образом, первично. Оно не выводится, а просто круговым образом реконструируется как закрытие провала между ПП, очевидностью и истинным убеждением, что р (фактом). Льюис тоже рассматривает своё определение знания как круговое [1, р. 554].

Как было сказано, для Льюиса к очевидности относятся опыт и память субъекта S (в актуальной ситуации). Речь идёт о концептуализированном опыте, так как Льюис говорит о пропозициональном содержании опыта, а не апеллирует к «безошибочным протокольным предложениям» и языку sense-data. Для Льюиса вопрос о том, характеризуется ли полностью опыт Е своим содержанием Р, является открытым. Во всяком случае те возможности, которые по опытному содержанию отличаются от Р (а не только противоречат ему), исключаются. В частности, так же, как и в случае суждений о прошлом, основанных на памяти, в случае кинестезических опыта и соответствующих спонтанных суждений не исключаются лишь те возможности, которые в точности сходны с этими суждениями. Отметим, что для Льюиса пропозициональное содержание опыта субъекта может быть ложным. Это значит, что в качестве очевидности он рассматривает не знание, а всё-таки видимость. Любой концептуализированный (истинным или ложным образом) опыт считается очевидностью. На наш взгляд, очевидность, о которой говорит Льюис, лучше всего трактовать как опытное (перцептивное) знание и память как знание. В основании этой очевидности лежат ПП. Поскольку ПП относятся к контексту атрибутора, очевидность, в частности, опыт субъекта S, также зависит от контекста атрибутора. Именно эта очевидность (опыт и память субъекта S) позволяет исключить (релевантные) ситуации не-р [1, p. 553]. «Данное» для Льюиса состоит в соответствии возможностей (match between possibilities), то есть в их подобии. Для нас это семейное сходство. «Данным» также являются соответствующие ПП, в-правило и форма жизни. Как говорит Витгенштейн, если вы хотите иметь данное – нечто вроде фундамента, – то это форма жизни.

Таким образом, определение знания, которое мы предлагаем, имеет следующий вид: Субъект S (в контексте) знает, что р, если и только если (в контексте) очевидность, которой он располагает (соответствующие ПП), исключает возможности, что не-р, за исключением тех возможностей, которые не имеет смысла рассматривать как употребления ПП в данном контексте. В случае атрибутивного контекстуализма речь идёт о контексте атрибутора. В случае инвариантизма речь идёт о контексте самого субъекта (зависимость от контекста атрибутора отсутствует). Говоря ещё короче, субъект S знает, что р, если и только если ПП (очевидность) исключают возможность, что не-р. Возможности, к которым ПП неприменимы (нерелевантные возможности), даже нет нужды упоминать; они, если употребить выражение Льюиса, игнорируются «безмолвно» (silently). Кроме того, поскольку ПП определяются лишь в контексте, подразумевается, что знание, что р, – знание, что р, в контексте. Сам Льюис пишет так: «Скажем, что мы предполагаем (presuppose) Q, если и только если, мы игнорируем все возможности, в которых не-Q. Замкнём круг: мы игнорируем как раз те возможности, которые фальсифицируют наши пресуппозиции (presupositions). Подходящая (proper) пресуппозиция соответствует, конечно, подходящему игнорированию. Тогда S знает, что P, если и только если очевидность S элиминирует каждую возможность, в которой не-Р. – Psst! – за исключением тех возможностей, которые вступают в конфликт с подходящими пресуппозициями» [1, p. 554]. Таким образом, определение Льюиса круговое. «Подходящие пресуппозиции» Льюиса соответствуют ПП в контексте.

Подход Льюиса и, в частности, его правила подобия и актуальности, экстерналистские. Сам субъект может быть неспособным сказать, какие возможности подходящим образом игнорируются, какие подобны друг другу или актуальному сценарию (именно так обстоит дело с семейным сходством), какой очевидностью он располагает. Поскольку актуальность всегда релевантная альтернатива, условие истинности автоматически подразумевается знанием, и для Льюиса нет необходимости включать истину в определение знания. Аналогичным образом, в ЭСЗ знание не истинное убеждение плюс дополнительное условие.

Контекстуалистский подход Льюиса не решает проблему Гетье и, соответственно, проблему определения знания в виде его определения как убеждения, для которого имеется инфаллибилистская в ограниченном смысле (контекстуальная) очевидность. В нашей трактовке он показывает, что проблемы устраняются тогда и только тогда, когда концепт знания принимается в качестве первичного концепта, а очевидность эквивалентна знанию. Теория Льюиса, опирающаяся на понятие (контекстуально) релевантных возможностей, между которыми имеется подобие, если её подходящим образом интерпретировать, может рассматриваться как одна из возможных экспликаций подхода сначала-знания. В этом смысле она не бесполезна. Релевантные возможности в данном контексте определяются полным знанием-очевидностью в данном контексте или соответствующими петлевыми предложениями. Тогда и только тогда, когда S знает, что р, не существует релевантных возможных сценариев, в которых не-р, поскольку подобие между возможными сценариями (их релевантность) определяется как наличие общего в-правила, роль которого играет очевидность как полное знание или соответствующие этой очевидности ПП. Исходя из (не-)знания, что р, устанавливается, какие сценарии являются релевантными, а какие нет, а не наоборот.[106]