Радикальный экстернализм, в отличие от интернализма, утверждает, что условие эксплицитной обоснованности мнения, как, впрочем, и любое другое эпистемическое условие, к которому субъект имеет рефлексивный доступ, не является необходимым для знания. Знание может быть чисто экстерналистским. Д. Притчард приводит следующий пример «Чак» (Chuck) с определением пола цыплёнка: «Чак обладает ярко выраженной способностью различать цыплят мужского и женского пола. Он приобрёл эту способность благодаря тому, что вырос среди цыплят. Он не знает, каким образом ему это удаётся. Он думает, что это может быть благодаря зрению и прикосновению, но не уверен в этом. Он также не потрудился проверить, что его способность действительно надёжна (он просто принимает её за данное). Всё же, если вы хотите узнать, мужского или женского пола цыплёнок, идите к Чаку, и он Вам скажет» [56, p. 14].

Итак, Чак способен выносить надёжные суждения типа «Этот цыплёнок мужского (женского) пола», не имея никакого рефлексивного/интроспективного доступа к эпистемическому обоснованию для них. Выражают ли тогда эти суждения знание Чака? Знает ли Чак, что тот или иной цыплёнок мужского или женского пола? Экстерналисты дают положительный ответ на этот вопрос; интерналисты – отрицательный.

Предположим также, что все говорят, что Чак знает, как определить пол цыплёнка. Можно ли тогда сказать, что Чак обладает знанием-как? Этот вопрос приводит нас к традиционному для современной эпистемологии вопросу о том, является ли знание-как особым видом знания или же разновидностью пропозиционального знания – знания-что[40]. Также «знание-как» может, строго говоря, вообще не быть знанием, а быть просто способностью (умением). Некоторые антиинтеллектуалисты, следуя Г. Райлу, считают, что знание-как – способность как особый вид знания. (Подробнее см. Главы 2 и 3 Части 5.) В отличие от способности, однако, знание с необходимостью имеет интеллектуальное измерение. Имеет ли интеллектуальное измерение «знание», которым обладает Чак, или же это просто диспозиция? Возникает также вопрос о том, не относится ли знание Чака к тому виду знания, которое называют «ознакомлением» (acquaintance); и какова природа этого вида знания[41]. На наш взгляд, ответ не однозначен и зависит от дальнейшей спецификации рассматриваемого примера. Понятно, например, что наличие чисто механической диспозиции, позволяющей отделить цыплят мужского пола от цыплят женского пола, не может рассматриваться как знание. В то же время, с точки зрения ЭСЗ, отсутствие рефлексивного доступа к эпистемическому обоснованию не обязательно означает отсутствие знания. Концепт знания предполагает, что мы многое знаем, не имея такого рода доступа.

Выше мы выявили проблему, на которую указывают случаи Гетье. Знание отсутствует, если истинное мнение оказывается истинным случайно. Урок Гетье, таким образом, в том, чтобы исключить случайность в формировании истинного мнения. В то же время существуют случаи обоснованных истинных мнений, которые не являются знанием, хотя, на первый взгляд, их нельзя назвать случайными. Более того, их вероятность может быть очень высокой[42]. Например, в случае лотереи с большим числом возможных исходов и только одним возможным выигрышным исходом, я не могу сказать, что я знаю, что я не выиграю (или не выиграл – если лотерея уже разыграна, но мне ещё не сообщили её результат), хотя моё убеждение, что я не выиграю (не выиграл) хорошо обосновано и я действительно не выиграю (не выиграл). Это так даже в том случае, если вероятность, что моё убеждение истинно, сколько угодно близка к единице[43]. В этом случае нельзя также сказать, что одна случайность (удача) компенсирует другую, как это имело место в примерах типа Гетье, которые мы привели выше. Поэтому некоторые эпистемологи, как, например, Э. Соса, считают, что я всё-таки знаю, что не выиграю.

На самом деле требуется сделать различие между вероятностью и модальностью. Действительно, с вероятностной точки зрения закономерно, что я не выиграю в лотерею. Но с модальной точки зрения, принимающей во внимание, что могло бы быть при тех же или подобных исходных условиях (при том же методе формирования мнения), – или, как говорят, что имеет место в возможных мирах, близких к актуальному миру, в котором мы находимся, – моё истинное убеждение истинно случайно, так как я с той же лёгкостью, с которой вытянул невыигрышный билет, мог бы вытянуть выигрышный билет (хотя вероятность вытянуть выигрышный билет очень мала, она в точности такая же, как и вероятность вытянуть любой другой (невыигрышный) билет). В этом смысле нет модального отличия между миром, в котором я вытягиваю выигрышный билет, и миром, в котором я вытягиваю невыигрышный билет. То есть возможный мир, в котором я вытягиваю выигрышный билет, близок к актуальному миру. Понятие близости существенно. Не все возможные относительно имеющейся очевидности миры оказываются релевантными, а только близкие к актуальному. Льюис вводит несколько правил, которым должны подчиняться релевантные в данном контексте относительно имеющейся очевидности возможные миры. Одно из этих правил – правило подобия – требует наличие сходства между релеватными возможными мирами и актуальным миром [5].

Поясним различие между вероятностью и модальностью ещё на одном примере. Иван паркует свой автомобиль недалеко от дома. Из окна своей квартиры он не может видеть, на месте ли автомобиль. Тем не менее, рано утром, перед тем как выходить из дому, он уверен, что ночью автомобиль не был угнан. Его убеждение истинно и обоснованно. На самом деле, Иван знает, что автомобиль на месте, несмотря на то что вероятность, что он не угнан, значительно ниже, чем вероятность убеждения, которое у него было накануне, что он проиграет в лотерею. Иван действительно накануне проиграл в лотерею. Но он не знал, что он проиграет. Дело в том, что возможный мир, в котором автомобиль Ивана угнан, достаточно близок к актуальному в смысле объективной вероятности, но достаточно удалён от него в модальном смысле, то есть он не является релевантным. Эти миры не удовлетворяют правилу сходства в смысле Льюиса. Объективная вероятность сама по себе не позволяет сделать различие между знанием и незнанием.

Таким образом, рассмотренные примеры показывают, что концепты объективной вероятности и модальности играют в эпистемологии различные роли. Высокая объективная вероятность, что убеждение истинно, не означает, что оно является знанием; и наоборот. В примере с автомобилем именно модальность (доступность возможного мира – реальные возможности) определяет знание. Это рассогласованность между вероятностью и модальностью устраняется, если обратиться к понятию вероятности, условной на очевидности как знании, введённому Уильямсоном [71].

Интуиция, что наличие знания, исключающее случаи Гетье, требует, чтобы соответствующее истинное убеждение было истинным не случайно, формализуется в виде условия восприимчивости (sensitivity condition)[44] или условия безопасности (safety condition) [62; 72].

Условие (принцип) восприимчивости. Если S знает, что p, то S верит, что p, p истинно, и если бы p было ложным, S не верил бы, что p (иногда добавляют ещё одно условие: если бы р было истинным, S верил бы, что р). Другими словами, S восприимчив только к истине/факту (не формирует ложные мнения). В терминах возможных миров условие восприимчивости означает, что в ближайших возможных мирах, в которых p ложно, S не верит, что p[45].