Роберт стиснул зубы, но признал его правоту.

– А что гадать-то? Жанна Ламотт и управляет, раз она так с ним связана.

– Возможно, – уклончиво сказал Акатар. – А возможно, и нет.

– Что это значит?

– Роберт, я тебе уже говорил, что алмаз этот много старше эпохи Ламотт и появлялся множество раз в других местах и при других обстоятельствах. С призраком какой-то старухи мы справимся, ведь мы, ха-ха-ха, что уж тут скрывать, тоже непростые ребята. А вот если проснутся силы более древние… Не уверен. Хотя шанс этот невелик, и тебе голову этим забивать не надо. Не мудри, парень, поможешь мне, а я тебе с твоими экскурсионными делами помогу.

– Как это, интересно?

– Подарю тебе заклятье мурлыканья!

– Что?! – опешил Роберт.

– Так красиво будешь своим туристам истории рассказывать, да что там – песни петь о городских помойках, что заслушаются – не оторвать, прослывешь местным Бояном – или котом-Баюном, как тебе больше нравится. Очереди будут выстраиваться, чтобы тебя послушать.

– И это работает? Заклятье мурлыканья?!

– Ну да, я же котолак, дорогуша.

Этот разговор происходил ранним утром на скамейке в сквере, когда в воздухе витали нежные тонкие звуки и запахи раннего лета, и небо золотело и розовело, а из пекарни по соседству одуряюще пахло горячим хлебом, а из кофейни напротив – жареными кофейными зернами. И все тогда казалось легко и складно, и Роберт был ошеломлен тем фактом, что он – особенный, почти волшебник, оказывается, а не просто зануда, предпочитающий здания людям.

С Акатаром было чрезвычайно легко, когда к нему привыкал, и даже то в нем, что раздражало – вернее, должно быть раздражать – либо забавляло, либо казалось очаровательным. Роберт подумал, что это, наверное, черта котолака. Ведь кто на свете не любит котиков? Даже если они просто умываются или зевают, спят или едят, все стонут от восторга. К котику каждому хочется прикоснуться, заслужить его царственное внимание. Возможно, котолаки даже умножали кошачьи чары и, конечно же, совершенно нагло ими пользовались.

Может быть, Акатар включил какой-то свой кошачий гипноз, а может, Роберт просто очень хотел поверить ему, но, как бы то ни было, ближе к полуночи они встретились в уже знакомом Роберту переулке. Акатар не хотел ждать ни дня, ни часа.

Теперь Роберт заметил, что магазин выделяется на фоне вечерней улицы, словно его вырезали и вклеили сюда из другой реальности. Вот, например, окна в домах вокруг. Они были разными: желтыми, красноватыми, даже зеленоватыми, в зависимости от освещения, но все равно – домашними, живыми, теплыми. Где-то за шторами мерцал телевизор, но даже его хрустальное свечение несло уют. А магазинчик в стиле рококо излучал какое-то совсем другое сияние, инопланетное. Правильно тогда Роберту подумалось: венерианское, первая мысль – самая верная. Слишком сияющий, слишком серебряный; хрупкий свет излучала каждая черточка этого здания, Роберту Боуи бы понравилось.

If I fall, moondust will cover me, moondust will cover me

If I fall, moondust will cover me

If I fall, moondust will cover me

– Мне нравятся твои ассоциации, – прошептал Акатар почти в самое ухо Роберта. Что у него еще было от кота, так это, что на границы чужого личного пространства он плевать хотел. – Есть такой роман у Артура Кларка, «Лунная пыль» называется. Там специальный лунный корабль, пылеход, ходит туда-сюда по морю, которое все заполнено лунной пылью… И возит туристов, совсем как ты. И туристы эти, как все туристы, – радостные идиоты, смотрят по сторонам, наслаждаются… А пыль их вдруг засасывает вместе с пылеходом!!! Советую почитать, довольно интересно… Золотой век научной фантастики.

– Ты не хочешь помолчать? – прошептал Роберт, наблюдая за дверью.

Но в дверь никто не входил и не выходил. Акатар все утро расписывал, какая эффектная будет их «уточка», когда войдет, плавно покачивая бедрами, в магазинчик призрачной авантюристки. Но что-то пока пусто было вокруг. И вверх, и вниз по всей улице стояла гробовая тишина, и темень упала на город – хоть глаз выколи.

– Камень тут хоть? – вдруг спохватился Аватар. – Чувствуешь его? А иначе зачем мы все это затеяли…

Роберт уставился на него, не веря своим ушам.

– И как я это узнаю? У меня нет примочек Джеймса Бонда!

– Мои боги, тебе и не надо быть Бондом, будь самим собой! Просто закрой глаза и прислушайся, присмотрись к своим видениям. Настройся на него, он тебе и покажется! В уютном гнездышке из бархата он своем … или еще где… Может, старуха его уже быстренько снова продала… Хотя так часто эта лавка здесь не появляется, только на каждый седьмой день, я следил.

Вот, значит, почему не хотел ждать.

Роберт послушно закрыл глаза. Однако перед глазами разливалась сплошная темнота – никаких видений, никаких даже фантазий, сколько бы он ни пыжился и не тужился.

– Ничего, – озвучил он очевидное.

Ему показалось, что Акатар издал угрожающий утробный звук, потом засопел и снова придвинул губы к Робертову уху.

– Слушай считалочку и смотри внимательно, – шепнул он. – Вышел ёжик из тумана, вынул ножик из кармана… Вынул камешки и мел, улыбнулся, как умел…

Роберт хотел было возмутиться, что ему все же не пять лет, как вдруг сомкнутые веки запульсировали странным теплом и под ними поползли розовые волны.

– Подарил мне всё, что вынул… И опять в тумане сгинул

И опять в тумане сгинул. О, это явно про этот камень. И тут Роберт ясно увидел его: главное украшение ожерелья, которое снова мерцало в ложе из синего бархата. Алмаз горел, как остаток – или предвестник лесного пожара.

– Он здесь. Я его вижу.

– Ну вот и чудно!

– Только что-то не вижу той девушки…

– Какой девушки?

– Ты говорил: у нас есть подсадная утка…

– А! – вспомнил котолак. – А ты прав! Пора уж нашей прелестнице появиться…

И начал шарить в безразмерных карманах своей штормовки (выбор одежды Акатара всегда был удивителен, учитывая сезон, погоду и местность). Роберт ждал всего, чего угодно, только не этого: Акатар извлек из темных недр жесткой ткани круглую металлическую пудреницу с замысловатым вензелем на крышке и жестом опытной кокетки раскрыл ее перед своим лицом.

– Что это ты… – и тут слова замерли у Роберта в горле, он даже вдохнуть забыл.

На пару мгновений фигура Акатара будто расплылась в неясную тень, а потом снова обрела плоть, но незнакомую. Теперь перед Робертом, выгнув бедро и уперев руку в тонкую талию, стояла высокая блондинка с пухлыми губами. Роскошные формы плотно облегало темно-красное кожаное платье, ножки обхватывали золотистые ремешки дорогих босоножек. На одном запястье сверкал браслет в виде переплетенных змей с глазами-изумрудами, в ушах тоже мерцали изумруды.

Она ловко продела свою тонкую руку под руку Роберта и подтолкнула его к магазину, который, кажется, все ярче разгорался голубым. Роберт взглянул на часы: они показывали почти двенадцать.

Когда же на часах замерцали четыре зеленых нуля, зазвенел колокольчик на дверях магазина. Сам собой.

Роберт вздрогнул, как если бы звонил не колокольчик, а колокол. Ему вдруг ясно представилась колокольня в черном-черном лесу, в белизне бесконечного снега, за частоколом стволов, откуда доносится мерный, холодный звон, рождаясь из ниоткуда, и колокола качаются сами по себе, и кого зовут они, непонятно.

Как он оказался у витрины и лицом к лицу со старухой, он не помнил. Никаких рюш в этот раз, только ветхое черное пальто в пол: крупные костяные пуговицы, поеденные молью соболиные манжеты и такой же воротник. Глаза у Жанны были темными, точно колодцы, бледное лицо проступало из густой синевы, как лицо утопленницы.

Еще Роберт чувствовал сырой холод, хотя снаружи разливалась теплая летняя ночь. Свойство призраков – приносить с собой холод из той завесы, где они обитают.

Он ущипнул себя и усилием включился в ход событий. Длинноногая кокетка, в которую так изящно обернулся коренастый Акатар, щебетала с Жанной на нескольких языках: то на русском, то на французском, то на английском.