– Мария, а как в вашу жизнь сумела затесаться Люси?

– Совершенно случайно. Мы познакомились в парке.

Для Люси эта встреча стала судьбоносной, если бы она не произошла, то малыш Адам вряд ли бы появился на свет. Это случилось в ту зиму, когда Мария переехала на Парк-Авеню из родительского дома. Она тяжело перенесла смерть отца и Кейтлин, теряла в весе, перестала идти на контакт со знакомыми, часто плакала и целыми днями играла депрессивные вещи. Джеф сказал, что во всем виновата энергетика дома, и от него нужно избавиться, чтобы жить без якорей прошлого. Мария послушалась. Впрочем, она была в таком состоянии, что сделала бы всё, что бы он ни предложил. Если бы он нагрел руки на этой сделке и лишил ее имущества, она бы даже не заметила. Ей было совершенно всё равно. Все действия она выполняла механически и больше напоминала пустоголовую куклу, чем живого человека.

Джеф нашел совершенно потрясающий пентхаус. Его устраивало хорошее расположение, а Мария была очарована видом, который открывался на ночной Манхэттен, и небольшим садом, разбитым прямо на крыше небоскреба. Этот сад принадлежал только Марии.

Первое время Джеф боялся оставлять Марию одну, следил, чтобы она не забывала есть, чистить зубы и принимать душ, не подходила близко к раскрытым окнам, оставался ночевать с ней. Оберегал, успокаивал, утешал как мог. И сам не ожидал, что однажды зайдет, утешая, так далеко.

Джеф считал, что Марии в ее состоянии просто необходим свежий воздух, поэтому каждый день он тащил Марию в Центральный парк. Потом это вошло в привычку, и Мария каждый день гуляла по парку даже после того, как тоска притупилась.

Обычно она не обращала никакого внимания на окружающих. Наушники в уши и полное погружение в собственные мысли – вот рецепт хорошей прогулки, которому она постоянно следовала. В тот день Мария остановилась, чтобы переключить трек, и увидела ее, Люси. Она стояла, слегка пошатываясь, и неотрывно смотрела на пару лебедей, качающихся на глади озера. Рука, затянутая в коричневую кожаную перчатку, поглаживала живот, вторая цеплялась за ограду моста так, будто девушка боялась упасть. Легкое малиновое пальтишко и тонкий шерстяной ажурный берет не могли защитить ее от промозглой погоды. Холодный ветер беззастенчиво трепал волосы и, несомненно, продувал пальто. Именно одежда не по сезону и привлекла внимание Марии. Только подойдя ближе, она заметила черные потеки туши на лице девушки.

Не особо рассчитывая на ответ, Мария спросила, нужна ли помощь. Незнакомка могла промолчать, огрызнуться или ответить вежливое «нет». Этого было бы достаточно для успокоения совести Марии. Она бы пошла своей дорогой, и через несколько минут и не вспомнила бы о плачущей девушке. Но та уставила на Марию покрасневшие глаза и с горячностью прокричала:

– Он бросил меня! Сволочь! Чтоб ему пусто было. Сказал, делай аборт! А я не хочу!– она громко всхлипнула:– Но придется. Я и себя-то с трудом прокормить могу, не говоря уже о малыше. Так что спасибо, что поинтересовались. Помочь вы мне ничем не сможете.

Обычно Мария проходила мимо чужой беды, ускоряя шаг, чтобы сердце не успела затопить жалость. Она не отдавала бездомным всю наличность из кошелька и не приводила незнакомых расстроенных женщин домой. В этот раз система дала сбой, и Мария сама удивилась, когда с ее губ сорвались слова:

– Ошибаетесь, смогу.

Всю дорогу девушка молчала, хлюпала носом и утирала слезы, всё больше размазывая тушь по лицу. Шла как механическая кукла, такая же, какой была Мария всего месяц назад. Она назвала Марии свое имя, а потом полностью отрешилась, будто происходящее ее абсолютно не волновало. Она не смотрела по сторонам и не понимала, куда идет. Ей сказали идти – и она послушно побрела следом на хлипком поводке надежды. Люси не проявила никакого любопытства, оказавшись в роскошном Левер-Хаусе. Ее не поразило убранство холла и мерцание мрамора в свете массивных хрустальных люстр. Она смотрела вглубь себя и видела только пустоту. В лифте люди оглядывали ее и тут же отводили глаза, будто боялись быть уличенными в любопытстве.

На пороге квартиры Люси встала как вкопанная и, наверное, стояла бы еще долго, если бы Мария не попросила ее разуться и снять пальто. Она осталась в жидком свитерке с растянутыми рукавами и черных тонких брюках.

– Господи, как же вы не закоченели? – засуетилась Мария. – Вас надо срочно отпаивать чем-нибудь горячим.

Она усадила Люси на диван, укутала ноги шерстяным пледом и ушла на кухню заваривать чай, решив, что беременным кофе вреден. Джеф потом назвал Марию сумасшедшей, справедливо заметив, что Люси могла оказаться наркоманкой, алкоголичкой, мошенницей или воровкой. В тот момент у Марии не возникло даже подобной мысли. Она видела несчастную молодую женщину, готовую окончательно сломаться.

У Люси были серьезные проблемы. Хозяин кафе, узнав, что девушка беременна, выгнал ее с работы не заплатив. За съемную квартиру она задолжала, и хозяйка сегодня-завтра собиралась выставить на улицу. Люси видела выход только в том, чтобы последовать доброму совету своего бывшего и сделать аборт, а потом вернуться к матери в небольшую деревушку, откуда она сбежала после школы в поисках счастливой жизни.

– Он же живой! Он не виноват, что он получился, – она снова зарыдала, и руки, обхватывающие большую чашку с чаем, задрожали. Мария аккуратно забрала чашку и поставила на столик. От греха подальше. – Я должна любить его и заботиться о нем, а вместо этого мне придется его убить.

– Люси, ты никого не убьешь. Ты родишь здорового малыша и станешь прекрасной мамой. Я тебе обещаю.

В голову Марии пришла шальная мысль, почему бы Люси не остаться у нее. Пентхаус Марии был слишком большой для одного человека. В некоторые комнаты заходила только горничная, чтобы протереть пыль. Здесь хватило бы места Люси и ее малышу, но Джефу не понравилась эта идея.

– Мышка, дай ей денег и пусть идет с миром на все четыре стороны, – сказал он ей, попивая виски с содовой, сидя там же, где несколько часов назад ревела Люси, которая, уставшая от рыданий и разомлевшая после сытного ужина, уже спала в выделенной ей комнате.

– Не могу. Я обещала, что помогу ей.

– Мне кажется, в слово «помощь» ты слишком много вкладываешь. Ты совершенно ее не знаешь. А что такое маленький ребенок, ты даже не представляешь. Маленькие дети – источник немалого раздражения. Ты не сможешь играть, ты не сможешь творить. Уж поверь мне. У моей сестры двое. И я не прибил их только потому, что они мои племянники.

– Джеф, но я обещала.

Он поставил хайбол на столик, подошел сзади и подышал на ладони, разогревая их, а потом прикоснулся к плечам Марии. Она разомлела от чередующихся поглаживающих и мягких разминающих движений и прикрыла веки.

– Так не пойдет, – прошептал он в ухо, потом распрямился и продолжил поглаживать напряженную шею и плечи. – Знаешь, я сам найду ей подходящую квартиру и хорошего гинеколога, только давай в будущем ты не станешь делать широких жестов необоснованного человеколюбия, по крайней мере, не посоветовавшись со мной.

Джеф выполнил свое обещание – снял чистую и уютную квартирку в спальном районе и оплатил посещения врача. Мария купила для малыша кроватку, милые вещички, игрушки и всё то, что предлагал обрадованный продавец-консультант. Когда Джеф привез Люси кроватку и кучу пакетов из детского магазина, она замялась:

– Покупать вещи для нерожденного младенца – дурной знак, – еле слышно сказала она, но потом тряхнула головой и рассмеялась: – Но нет ничего дурного, в том, чтобы принимать дары от ангелов-хранителей малыша.

Несмотря на суеверия Люси, роды прошли быстро и практически безболезненно. Но на той фотографии, что она прислала Марии из роддома, она выглядела измученной. Лицо похудело и вытянулось, сосуды в глазах полопались, а под глазами залегли тени. При этом Люси счастливо улыбалась и прижимала к себе запеленутого краснолицего младенца. «Смотрите, какой красавец!» – так она подписала фото.