Дни напролет Мария пыталась представить, как выглядят муж и дочь, зацепиться за какую-нибудь знакомую черту, как за спасительную доску в бушующем океане в шторм. Но перед глазами стояли только лица Джефа, Люси и Адама, которые она помнила до мелочей.

Кларку не нравился ее настрой. Его попытки вести с ней беседы разбивались о «я не хочу ни о чем говорить». Как-то он принес ей книгу, которую передал Натаниэль, чтобы оживить ее воспоминания. Книга была старой, с пожелтевшими страницами и потрепанным корешком. Она и пахла, как пахнут старые книги – пылью и сыростью. На ее развороте корявыми буквами, но при этом старательно, была выведена какая-то надпись. Мария положила книгу на тумбочку. Никаких воспоминаний книга не пробудила, а читать она не могла.

Время шло. Ни малейшего прогресса в состоянии Марии не наблюдалось. Кларк подумывал о том, чтобы увеличить дозу препарата. Однако его останавливали побочные действия. Неконтролируемая агрессия, иллюзии, перепады настроения, оглушенность сознания входили в их довольно обширный перечень. Остальное Мария не запомнила.

– Мне всё равно. Делайте что хотите, – ответила Мария на его очередные раздумья вслух и отвернулась, чтобы пресечь дальнейшие рассуждения.

Вероятно, Кларк возлагал на свой препарат слишком большие надежды. Никакого эффекта даже после недели применения в повышенной дозировке Мария не ощутила, разве что при массаже чувствовала тепло от прикосновений Кларка.

Доктор скрывал раздражение, но Мария ощущала его в спертом воздухе палаты.

– Вы давно уже должны были начать ходить и отправиться к своей любимой семье, – сказал он ей как-то. – Проблема не в препарате, а в вашей голове. Вы просто не хотите выходить из больницы. Вы боитесь. Я бы уже давно позволил Натаниэлю забрать вас, но достаток семьи слишком скромен, чтобы обеспечить вам удовлетворительный уход. Им и так пришлось продать дом и перебраться в жилье поскромнее, чтобы оплатить ваше лечение.

Может, он рассчитывал на то, что у Марии проснется совесть, и она откинет простыню и бегом бросится в объятья людей, о которых ничего не знала (и не хотела знать). Но ей было всё равно. Она никого не просила продавать дома и идти на какие-то жертвы ради нее. Ей было бы проще, если б семья забыла о ее существовании. Мария молчала и ждала, когда он наконец уйдет. Но Кларк не уходил, а попытался зайти в своих методах воздействия с другой стороны:

– Мария, все мы люди. Все совершаем ошибки. Начните жить с чистого листа, не важно, какой вы были раньше. Важно, какой хотите стать.

– Можно взять чистый лист, но почерк-то в один миг не изменишь, верно? – печально улыбнулась Мария.

– Главное – желание, – он похлопал ее по руке и ушел.

5.3

Больнее всего по сознанию Марии било ощущение неизбежности. Рано или поздно придется встретиться с теми, кто называет себя ее семьей. Можно было, конечно, строить оптимистичные прогнозы и представлять, что как только она увидит их, в ее сердце, как по волшебству, возникнут теплые чувства. Но она не была оптимисткой. Более того, она совершенно не хотела видеть своего ребенка. Она не могла быть матерью. Тем более такой отвратительной. Как она посмотрит дочери в глаза, зная это? Как посмотрит в глаза мужу-рогоносцу? Ему известно, что произошло в те злополучные выходные в Найеке. Вероятно, полиция уже ознакомила его с материалами дела, и он читал показания Джефа. Он знал о ее изменах гораздо больше, чем она сама. Вина перед мужем давила на Марию неподъемным грузом.

Но было что-то еще. Чувство неправильности происходящего. Вся эта история претила Марии, с ней просто не могло произойти ничего подобного. Ее оболгали. Если бы она услышала от Джефа подтверждение, даже слова о том, как сильно она ему отвратительна, она бы нашла силы последовать совету доктора и начать жизнь с чистого листа.

Мария подумала, что в любой больнице на сестринском посту есть телефон, а кроме него в холле обязательно должен быть телефон для пациентов. Даже в такой дыре. Что-то подсказывало ей, что доктор не позволит ей поговорить с Джефом по мобильному. В случае отказа доктора у нее останется запасной вариант. Но до телефона в коридоре надо как-то добраться. Как там говорил доктор? Нужно только захотеть.

После череды безуспешных попыток Марии удалось пошевелить ступней. Она принялась ерзать пяткой по простыне, подтягивая ногу к себе. От напряжения на лбу проступил пот. Наконец ей удалось обхватить ногу под коленкой и притянуть ее. С удовлетворением она отметила, что лекарство доктора помогло: уродливая сетка кровеносных сосудов практически пропала и чувствительность вернулась. Потом ее взгляд упал на ступню. Ногти с черной каемкой и облупившимся лаком выглядели столь же ужасными, как и на пальцах рук. Пятки растрескались, и в трещины забилась грязь. Для того чтобы довести ноги до такого жуткого состояния нужно было не один день бродить по лесу босиком. Вполне возможно, так и было. Гораздо больше Марию смутила абсолютно гладкая кожа, будто она недавно посетила салон и сделала эпиляцию. Почти год она провела здесь, и если доктор не вооружается по ночам бритвой, о бархатной и нежной коже не могло быть и речи. Решив проверить свою догадку, Мария задрала сорочку и ужаснулась – контуры интимной стрижки были идеальными, никакого намека на отрастающие волосы вокруг. Так не бывает.

Еще один факт поразил ее. На ней не было подгузника, катетера с мочеприемником она также не обнаружила. Ее познания в области медицины и физиологии были весьма скудны, но не настолько, чтобы не знать, что у человека должна работать выделительная система. До этого момента она считала, что из-за паралича не чувствует, как справляет естественную нужду, а продукты ее жизнедеятельности убирают пока она в отключке санитарки.

В двенадцать Кларк принес обед. Он сунул в ее руку пакет с питанием и собрался уйти.

– Подождите, у меня есть пара вопросов, – остановила его Мария.

– Вы хотите поговорить о своей семье? – Кларк засунул руки в карманы халата и прищурился.

– Нет. Я хочу поговорить о себе. Почему на мне нет подгузника?

– Если вас это так сильно смущает, могу попросить вашего супруга исполнить ваш каприз и приобрести их для вас. Но вам они не нужны. Питание полностью усваивается, до последней молекулы. Кажется, об этом я вам уже говорил. Лишняя жидкость выводится потовыми железами. У вас всё? – он взглянул на наручные часы.

– Нет. Почему на моих ногах не растут волосы?

– Это особенность вашего обмена веществ. Они не растут у вас не только на ногах. Но не печальтесь, это даже удобно. Сэкономите на косметологе.

– Подождите, то есть, теряя волосы на голове, я могу остаться лысой?

Доктор развел руками:

– В вашем состоянии это не то, о чем нужно беспокоиться. В конце концов, купите парик. Мария, у меня много работы, и мне недосуг вести с вами разговоры о вашей внешности, – он метнул взгляд в сторону двери.

Не так быстро, доктор.

– Позвольте мне поговорить с Джефом. Позвоните ему, пожалуйста.

– Мария, мы с вами это уже обсуждали. Человек ясно дал понять, что не хочет слышать о вас ни слова.

– Пусть он скажет это сам.

– Исключено, Мария. Не нужно стучать в запертую дверь. Признаюсь, я был о вас куда лучшего мнения. Вместо того чтобы пытаться наладить отношения со своей семьей, вы думаете о любовнике. Вместо того чтобы упражняться с ногами, забиваете голову вопросами о своей прическе «выпадут – не выпадут» и прочей чепухой. Хоть бы раз за всё время попытались разработать ноги.

– Я и так… – Мария вовремя закрыла рот, иначе она пожалела бы о сказанном.

– Что вы и так? – взгляд доктора стал острым и подозрительным.

– Ничего.

Интуиция подсказывала Марии, что доктору о ее планах лучше не знать.

6.1

С каждым днем Мария укреплялась в необходимости услышать голос Джефа. Просто услышать. Как не силилась, она не могла до конца поверить, что единственный человек, которому она целиком и полностью доверяла, на самом деле оказался плодом искаженной работы больного мозга. «Вы посмотрели увлекательный фильм, поблагодарите ваш мозг за это и вернитесь наконец в серую реальность», – как-то сказал ей Кларк. У нее же было обратное ощущение. Кто-то выдернул ее из реальности в низкобюджетное кино с минимумом декораций и актеров, к тому же с отвратительным сценарием.